Ледовое небо. К югу от линии - Еремей Иудович Парнов

Пробежав глазами фамилии, Логинов задержался на незнакомой, указал пальцем и поднял голову.

— Кто такой?

— Фомичев? Да пенсионер один с никелевого, — помощник досадливо поморщился. — Я уже говорил с ним, обещал во всем разобраться, но он рвется лично к вам. Скандалит.

— Что у него?

— Квартирный обмен, Владлен Васильевич, — помощник неловко улыбнулся. — Вышел на пенсию, хочет к Челябинск к дочери или там к сыну.

— Ну и?..

— Я звонил, просил помочь. Но… — помощник не договорил.

Логинов понял и устало кивнул.

По его глубочайшему убеждению, подобные вопросы должен был решать кто угодно, но только не директор. И тем не менее он их решал, почти безропотно. Так уж сложилось, с первых лет повелось. Плохая или хорошая, но это была традиция. Один из неписаных законов гигантского невиданного комплекса, которым ему выпала нелегкая честь руководить.

По сути весь заполярный город с его двухсоттысячным населением состоял при комбинате. Был обязан комбинату своим рождением и стремительным ростом. Любой горожанин, кем бы он ни был — горняком, монтажником, плавильщиком, врачом или истопником в детских яслях, — так или иначе работал на комбинат. Директору подчинялись не только рудники или металлургические заводы, но шахты, электростанции, транспорт, связь, газопромыслы, коммунальное хозяйство, Дудинский порт. На него, явно или неявно, замыкалась вся жизнь большого индустриального центра — от школ и гостиниц до научно-исследовательских институтов и полярной авиации. Грандиозное, уникальное по масштабам и многогранности, объединение давным-давно переросло узкие рамки привычного названия «комбинат». Его отдельные отрасли сами выросли в целые комбинаты, но по сей день известные на всю страну крупнейшие металлургические заводы находились на положении цехов. Производство росло, укрупнялось год от году, а система управления оставалась классической «пирамидой». Логинов был восьмым по счету директором, но как и в нелегкие времена «Заполярстроя», за каждой мелочью обращались только к нему. Однажды попробовав, он так и не смог поломать этот порочный порядок.

— В исполкоме не возражают, — заметил помощник, словно был наделен даром читать мысли.

— Не возражают, — усмехнулся Логинов. — У этого… — он глянул в список, — Фомичева все права… Сколько он у нас проработал?

— Восемнадцать лет.

— Вот видите… Ладно, я позвоню, — Владлен Васильевич хорошо знал, что от него нужно.

Комбинат рос быстрее, чем город, и жилищная проблема стояла достаточно остро. И он звонил. Причем не только в исполком, где его слово было почти равнозначно приказу, но в Красноярский крайком, а то и в Москву по прямому проводу. Люди приезжали в Заполярье не на всю жизнь. На пять, десять, пятнадцать лет. И как всякий директор, Логинов был заинтересован, чтобы они задержались подольше. Поэтому их проблемы были его проблемами. Без лишних слов он снял трубку и передвинул рычажок на селекторе.

— Доброе утро, Геннадий Порфирьевич, — вызвал председателя горсовета. — Не забыл про планерку?

— Все на месте, Владлен Васильевич, — прозвучал в динамике бодрый приветливый голос. — Как всегда.

— Вот и отлично. Скоро начнем. Будут вопросы и по вашей части. Да, — спохватился Логинов, как будто только вспомнил. — Ко мне тут обратился товарищ Фомичев, старый кадровый наш работник, так вот, Геннадий Порфирьевич, надо оказать содействие… Надо.

Опуская трубку, взглянул на помощника.

— Пойду скажу, что все уладилось, — удовлетворенно кивнул тот. — Нечего время у вас отрывать попусту.

— Позвоните ему от моего имени.

Позвонить? — помощник иронически поднял брови. — С восьми в приемной сидит, как пришитый. Настырный…

— Значит, придется принять. Как-никак уезжает человек… Неудобно. Пригласите сразу же после планерки, — Логинов взглянул на часы. — А пока давайте Калюжного. У него быстро, только подписать.

Начальник строительного управления Калюжный, румяный здоровяк в унтах и кожаной куртке, бережно пожал протянутую руку и, слегка переваливаясь от избытка силы, прошел к столу заседаний. По-хозяйски бросил рядом с собой папку, любовно набил табаком кривую прокуренную трубку. Директор нехотя оставил рабочее кресло и присел на соседний стул.

— Ну, что скажешь, Петрович? — пробормотал он, придвигая к себе внушительную стопку документации. — Все подсчитали? — полез в карман за очками.

— Две недели вкалывали ребята, — со значением отметил Калюжный. — Можешь не сомневаться. Все правильно.

— Так? — Логинов достал авторучку и подписал проект, с которым знаком был лишь в общих чертах. — Что еще?

Калюжный услужливо подсунул следующий лист, и директор покорно поставил новую подпись. Он уже давно не вникал в подробности строительных расчетов, обращая внимание лишь на итоговые цифры сметы и сроки. Да и мудрено было опекать хозяйство Калюжного, где на сегодняшний день числилось свыше двадцати тысяч работников. Осторожно склоняясь в последнее время к идее разумной децентрализации, Владлен Васильевич, тем не менее, и мысли не допускал, что стройуправление может стать самостоятельной единицей. Когда люди Калюжного однажды заикнулись об этом на собрании актива, он наотрез отказал.

«Я не могу быть спокоен за строительство промышленных сооружений, — счел нужным объяснить свои мотивы, — если они станут вестись субподрядным способом. Одни межведомственные перебранки отнимут бездну рабочего времени. А тут все в наших руках».

Он говорил, что думал, опираясь не только на логику, но и на весь предшествующий опыт: словно ощущал своего рода молчаливое одобрение прежних директоров всемогущего заполярного комбината, где привыкли к размаху, смелости и быстроте решений. Он и теперь не сомневался в своей правоте. По крайней мере в основах. Но чем скорее разрастался комбинат, тем чаще Владлена Васильевича одолевали тяжкие сомнения. Как и прежде, все осталось в одних руках, только рук этих уже никак не хватало. Естественная идея насчет того, что понятие «больше» всегда равнозначно «лучше», внушала все большие сомнения. Разросшееся, как кукушонок, стройуправление с трудом умещалось в гнезде и уже порядком теснило других «птенцом». Не чье-то волевое решение, а логика развития незаметно высвободила Калюжного из-под жесткого контроля. Это было ясно обоим. Но поскольку будущие взаимоотношения рисовались весьма туманно, следовало делать вид, что ничего не произошло. Пока, во всяком случае, сложившееся положение устраивало Калюжного, разумеется, больше, чем Логинова, который с растущей тревогой следил за участившимися в последнее время случаями срыва установленных сроков.