Пёс имперского значения - Сергей Шкенёв

Лаврентий Павлович очень медленно повернулся к Филиппову:

— Товарищ майор, Как Вы считаете, является ли наше купе территорией Советского Союза?

— Даже весь поезд. А что?

— Так, уточнить хотел. Гражданка фон Вискас, Вы арестованы по обвинению в покушении на жизнь, честь, и главное, достоинство майора Филиппова, орденоносца и красного командира.

— Вас? — переспросила фрау.

— А на меня Вы не покушались, — Берия-младший строго кашлянул. — Запомните это, Виктор Эдуардович. И прекратите ржать, пожалуйста. Вам ещё сопровождать арестованную до Бреста.

— За что, товарищ полковник? А как же задание.

— Догоните нас в Париже. Вам что, жалко, если генерал Краснов проживёт лишних две недели?

Глава 3

А потом, конечно, стану я тираном.

Так оно привычней, что ни говори.

Я возьму державу, скипетр из Гохрана,

И меня Шандыбин выкрикнет в цари.

Прохладное лето 34-го.

В полутёмном кинозале немногочисленные зрители, напряжённо сжав кулаки, следили за развивающимися на экране событиями. Там белочехи, с перекошенными от злости рожами, под командованием английских офицеров в пробковых шлемах и неизменной тонкой папиросой в уголке брезгливого рта, стреляли из пулемётов по плывущему по реке Чапаеву. Пули красиво выбивали из воды высокие фонтанчики, заставляя Василия Иваныча нырять.

За всем этим безобразием с высокого берега Урала наблюдал легкоузнаваемый толстый господин в высоком цилиндре и фрачной паре цвета хаки, с крахмальной манишкой. Время от времени он вытаскивал дымящуюся сигару изо рта, и прикладывался к литровой бутылке с виски.

— Чтобы ему лопнуть, гаду, — прокомментировал действия англичанина один из зрителей, седобородый генерал с эполетами на плечах. — Поневоле поверишь, что Черчилль собственноручно застрелил товарища Чапаева. Это чья идея, Климент Ефремович?

— Генерал-майор Раевский в своём докладе назвал подобное информационной войной, Антон Иванович, — Деникин кивнул и продолжил просмотр.

А там уже коварные и подлые, по определению, белочехи праздновали победу, приплясывая на крутом обрыве под мазурку Домбровского. Но долго наслаждаться лаврами победителей у них не получилось. Справедливое возмездие, пусть и запоздавшее, пало на головы мерзавцев. Суровые бородатые казаки, с золотыми погонами и алыми ленточками на косматых папахах, вылетели неудержимой лавой. Вот красное знамя с вышитым двуглавым орлом заполонило собой весь экран, гордо развеваясь под напором встречного ветра. В следующем кадре засверкали клинки. Вот чубатый сотник в лихо заломленной кубанке с оттяжкой рубит ближайшего чеха. "Пленных не брать!" — кричит усатый полковник в буденовке и с крестами на кожаной куртке. Особенно удачно, крупным планом, была показана покатившаяся в кусты голова в пробковом шлеме и с дымящейся папиросой. На этой жизнеутверждающей ноте фильм и закончился.

В зале зажёгся свет, но собравшиеся молчали, дисциплинированно ожидая реакции старших по званию.

— Хорошая картина, жизненная, — одобрительно отозвался Деникин. — Но почему враги стреляют из "Гочкисов"? Мне кажется, что "Максимы" смотрелись бы естественнее.

— Не буду спорить, Антон Иванович, — отозвался генерал-лейтенант Каменев. — Я человек военный, а не искусствовед. Но совсем недавно нашими историками было выяснено, что пулемёты системы Максима использовались исключительно на тачанках в Ваших войсках и в Первой Конной Армии для подавления троцкистско-анархистского мятежа Нестора Махно.

— Вот как? — Великий Князь Литовский удивлённо приподнял бровь. — И у этих учёных есть тому веские доказательства?

— Именно так, и никак иначе, — подтвердил Сергей Сергеевич. — Да вот возьмите хоть новый учебник истории для пятого класса, под редакцией товарища Шапошникова. У Вас есть основания не верить ему?

— Согласен. Школьный учебник — серьёзный аргумент. А что там пишется про моё летнее наступление?

— Это когда Вы прорывались к Москве сквозь кольцо империалистических оккупантов? Поверьте, Антон Иванович, в Историческом Музее хранится документ за подписью самого Владимира Ильича, по достоинству оценившего столь патриотический порыв. А орден Красного Знамени, не вручённый Вам вовремя только из-за происков врага народа Ягоды, является жемчужиной, так сказать, экспозиции.

Деникин задумался. Его никто не торопил.

— Вы правы, товарищ Каменев, произнёс он после некоторого молчания. — Интервенция — вот главный виновник гражданской войны.

— Гражданско-освободительной, — поправил сидевший рядом Ворошилов.

Антон Иванович мысленно примерил новый термин к своим новым воспоминаниям о прошлом, и согласился:

— Действительно, это название полнее и точнее отражает трагические страницы нашей истории. Кстати, в фильме о Чапаеве очень удачно изображена психическая атака французских войск. Развёрнутые знамёна…. Красные штаны… Чёрные лоснящиеся физиономии зуавов… Ровные шеренги, под барабанный бой шагающие по выжженной солнцем степи. Только вот знаете… Мне кажется, что Пётр Николаевич, расстреливающий наступающие цепи из пулемёта, сам на себя не похож. И звание у него было гораздо выше.

— Это Вы про барона Врангеля? — уточнил Каменев. — Так ведь это художественная картина. Думаю, что его создатели имели право на небольшое отступление от исторической правды.

— Да, Антон Иванович, не стоит осуждать полёт творческой мысли художника, — поддержал Сергея Сергеевича единственный среди генералов штатский. — Особенно когда этот полёт осуществляется в нужном направлении.

— Что Вы, право слово, на меня взъелись, Михаил Афанасьевич? Я разве осуждаю? Даже верю, что такую правду говорить легко и приятно. Но, может быть, продолжим разговор за обеденным столом?

Гости Великого Князя перешли в столовую, где их ждал поданный на великолепном фарфоре обед. Рассаживая своих и советских генералов, Деникин посетовал на скудость угощения. Страна мол, до недавнего времени находившаяся во власти фашиствующих демократов, в разрухе.

— Не обессудьте, отведайте, что Бог послал.

При этих словах деникинские генералы истово перекрестились, Ворошилов и Каменев не колеблясь последовали их примеру, и только известный своим вольнодумством Булгаков в предвкушении потёр руки.

— Не беспокойтесь, Антон Иванович, мы люди военные и сможем обойтись без профитролей с трюфелями, — Сергей Сергеевич решительно заложил салфетку за воротник парадного кителя.

— Исключительно русская кухня, — заметил генерал Скоблин, две недели как вернувшийся из Москвы. С недавних пор он возглавлял контрразведку Великого Княжества. — Но это и не может не радовать. Вы, господа, пробовали литовские блюда?

— Жмудинские и жемойтские, Николай Владимирович, — мягко поправил Ворошилов. — Давайте, наконец, отделим зёрна от плевел.

Нарком Булгаков, успевший опрокинуть стопочку смородиновой под великолепный расстегай, заметил:

— А я уже отдал необходимые распоряжения, и в Советском Союзе идёт соответствующая работа по разъяснению. У вас кто культурой руководит? Как это никто? Большое упущение, господа. А хотите, мы графа Толстого попросим заняться? А что, очень солидно будет смотреться! И как литератор он весьма неплох.

— Фантастику пишет, — подхватил идею Скоблин. — Очень полезная специализация для политика.

— Он согласится? — спросил Деникин, благосклонно наблюдая за вестовым, разливающим по тарелкам вкусно пахнущую солянку.

Михаил Афанасьевич вдумчиво продегустировал анисовую, и потому слегка рассеянно ответил:

— Думаю что не откажется. Не далее как на прошлой неделе жаловался мне на свой графский титул. Считает его слушком кричащим и не патриотичным. Сделайте его князем, Антон Иванович.

— Мысль хорошая, — кивнул Великий Князь, осторожно подув в ложку. — А вот скажите, чья идея провести мою коронацию в Дрогичине?

— Конечно же моя, — Булгаков чуть снисходительно посмотрел на Каменева и Ворошилова, сидевших напротив. — Тут некоторые военные товарищи предлагали организовать её в Москве. Но это было бы недальновидно. Близоруко, я бы сказал. Зачем нам досужие домыслы продажных западных политиков и лживых газетных писак? Кстати, не хотите приобрести совсем недорого "Нью-Йорк Дейли"? Нет? Зря, пригодилась бы. Так, о чём это я? Ах, да…. А так всё вполне пристойно, с сохранением исторической преемственности. Ведь именно там венчался на трон Даниил Галицкий.

Некоторое время было слышно только негромкое звяканье столовых приборов. А потом молчание нарушил самый молодой из собравшихся, генерал-майор Хванской, за несколько месяцев сделавший головокружительную карьеру от есаула. На груди забайкальского казака гордо расположились награды: два Георгия, орден Красной Звезды и орден Красного Знамени, с крестом вместо серпа и молота, вручаемый отличившимся участникам Освободительного похода.