Вьетнамская жар-птица - Юлия Монакова

– А где моя одежда? – спросила она у бабушки, выходя из ванной в гостиную.

– В смысле? – нахмурилась старуха.

Вера пояснила:

– Ну, та, в которой я сюда приехала…

Бабка смущённо отвела взгляд.

– Ах, эта… Детка, ты не переживай, мы на днях полностью обновим тебе гардероб! А старые твои вещи… ну, они совсем уже ветхие. Я их отдала.

– Кому?

– Дворничихе Насибе из первого подъезда, – охотно и торопливо пояснила бабка. – Она из Узбекистана приехала, в комнатушке живёт с тремя детьми. Муж её давно бросил, перебивается кое-как, наш двор убирает и соседний ещё… Вот средняя девчонка у Насибы примерно твоего возраста. Ей твои вещички как раз впору будут, и пальто, и платье, и шапка. Знаешь, как Насиба обрадовалась, как благодарила!.. Добрый она человек, добрый и очень несчастный…

Вера, конечно, не жалела вещей для доброй и несчастной Насибы, но чувствовать себя должницей сестры, у которой бабка позаимствовала одежду, тоже было не слишком-то уютно.

– Ладно, а теперь пойдём к столу – проводим Старый год! – радостно (пожалуй, даже преувеличенно радостно) провозгласила бабушка, жестами приглашая девочку в гостиную.

Всего в квартире Громовых было четыре комнаты: гостиная, которая служила дополнительно и столовой, и спальней для старухи; детская, где обитала Дина и теперь, стало быть, должна была поселиться Верочка; рабочий кабинет, в котором трудился Верин папа; и, наконец, родительская спальня.

В гостиной стояла ёлка, каких Верочка никогда раньше не видывала, – искусственная, но высокая и пышная, увенчанная серебристой звездой и украшенная одинаковыми стильными белыми шарами. «Как в лучших домах Европы!» – любила приговаривать мачеха каждый Новый год. Загадочная, вожделенная Европа была для неё розовой мечтой: женщина буквально молилась на всё иностранное, западное, и в середине девяностых мечта её, наконец, сбылась – семья практически полным составом эмигрировала в Америку. Откровенно говоря, Верочке в тот её первый Новый год на новом месте «европейская ёлка» совершенно не понравилась. Ей казалось, что простые белые шарики взамен пёстрых разномастных игрушек – это очень скучно.

То ли дело – ёлка в коммуналке!.. Вернее, даже две ёлки: их с мамой и Ромкина. Обе были для Веры праздником, символом настоящего новогоднего чуда. Дядя Сеня лично ездил за ёлками в подмосковный лесок – привозил и для себя с сыном, и для соседки. Дети сначала с большим энтузиазмом наряжали первую ёлку, а затем, с не меньшим воодушевлением, – вторую. В тесных комнатушках коммуналки и так негде было развернуться, но украшенное новогоднее дерево было неизменной традицией, которую свято блюли все соседи, – даже скучная Варвара приносила с базара щуплое корявое деревце.

Вера обожала момент, когда из-под кровати извлекался допотопный чемоданчик, весь доверху заполненный игрушками. Мама, как девчонка, сходила с ума от ёлочных украшений и самозабвенно скупала их к каждому новогоднему празднику. Ежегодно её коллекция обогащалась то шариком с красной звездой, то светофором, то космонавтом, то дирижаблем или ракетой.

О, чудесные новогодние игрушки страны Советов!.. Из стекла или папье-маше, из ваты или картона… Всевозможные грибочки, кукурузины, орешки, рыбки, сосульки, морские раковины, шишки, уточки, курицы и матрёшки, часы, которые постоянно показывали без пяти минут полночь…

Перед тем как нарядить ёлку, нужно было провести тщательную ревизию: не оторвались ли за год нитки-вешалки у какой-нибудь игрушки, и если оторвались – немедленно заменить нитку на новую. Были и другие ёлочные украшения, на прищепках: Снеговичок, маленький Мук и дядька Черномор… но мороки с ними было не меньше, а, пожалуй, даже больше, чем с нитками. Они постоянно норовили перевернуться вниз головой из-за не слишком крепких прищепок – масса игрушки перевешивала.

У Ромки игрушки были поинтереснее – и не только потому, что чужое всегда лучше, а потому ещё, что дядя Сеня бережно хранил ёлочные украшения, доставшиеся ему от родителей. Родители, в свою очередь, сохранили многие игрушки времён своих прабабушек и прадедушек. Таким образом, у Малютиных в домашней коллекции имелись даже игрушки начала двадцатого века: нежный ангел со свечой, пухлощёкий младенец в одеяльце, актриса цирка на трапеции… Правда, Ромке с Верочкой нравились больше советские, до– и послевоенные: папанинец на льдине с белым медведем, октябрёнок – покоритель Севера, пионерка на качелях, девочка с почтовой посылкой в руках…

Для ёлок дядя Сеня сколачивал устойчивую деревянную «крестовину». Дети маскировали её ватой, имитируя снежные сугробы у подножия ели, и ставили под каждое дерево традиционную пару – Деда Мороза со Снегурочкой.

Под этой, «европейской», ёлкой нового дома никакого Деда Мороза не было. «Странно, – подумалось девочке, – вроде живут богато, да ещё и в самой Москве… не могли, что ли, достать нормальную ёлку и нормальные игрушки?»

Бабушка накрыла в гостиной маленький стол на двоих. Мандарины, конфеты, красная икра, пахучие кружочки сервелата, нежно-розовый балык, какой-то салат и утка на горячее.

– Ты любишь икру, Верочка? – спросила она. – Возьми себе бутерброд, не стесняйся…

Вера деликатно надкусила краешек ароматного воздушного французского батона и покатала языком во рту солоноватые скользкие шарики.

– Чёрная икра мне больше нравится! – заявила она наконец.

Бабушка вытаращилась на неё в изумлении, а затем недоверчиво покачала головой, думая, что девчонка просто насмехается над ней. Откуда же ей было знать, что Верин сосед по коммуналке, Яков Моисеевич, время от времени совал детям в замурзанные ладошки по бутерброду с чёрной икрой, которую присылала ему астраханская родня. Он-то сам ел это лакомство, натурально, ложками – черпая прямо из банки… А вот красной икры до сегодняшнего дня Верочке отведывать не приходилось, и с непривычки она ей не особо понравилась.

Однако, несмотря на подчёркнутую скромность новогоднего ужина, было очевидно, что все продукты здесь – куда более дорогие и изысканные, чем те, которыми обычно питались Верочка с мамой. У них-то в коммуналке всё было куда проще, но веселее. Мама выкладывала на салате оливье сверху горошинами четыре цифры, обозначающие наступающий год. Ещё она делала смешные «ёлочки» из затейливо порезанных солёных огурцов, а также «мухоморчики» из варёных яиц, половинок помидора и капелек майонеза. На фабрике маме выдавали детский новогодний подарок с типовым набором: пара мандаринов, вафли, шоколадные конфеты, ириски и карамельки. Вкупе с таким же стандартным детсадовским подарком сладкий стол на Новый год получался вполне себе богатым. А уж если учесть, что довершали праздничное меню обожаемые Верочкой домашние компоты… Мама всё лето усердно закручивала банки с соленьями, вареньями, повидлом и компотами и в новогоднюю ночь неизменно открывала Верин любимый «ассорти»: со смородиной, малиной, вишней и яблоками. Жидкость доставалась взрослым (дядя Сеня, к примеру, запивал маминым компотом водку), а фрукты-ягоды с удовольствием съедали дети, и это было самым вкусным на свете лакомством… Празднование перемещалось из одной комнаты в другую, соседи весело чокались друг с другом шампанским и напитками покрепче («За великий советский народ! За Коммунистическую партию! За нашу любимую социалистическую Родину!» – едко произносил Яков Моисеевич, и было непонятно, шутит он или говорит серьёзно), зазывали к столу и угощали своими яствами, в общем-то, довольно однообразными: тем же оливье и салатом «мимоза», холодцом с хреном, шпротами… У Верочки с мамой редко бывали гости со стороны – в основном все свои, коммунальные, но иногда новогоднее застолье разделяла с ними мамина приятельница по фабрике, Зиночка.

На столе Громовых домашних компотов не наблюдалось. Был магазинный сливовый сок и – видимо, специально для Верочки – стояла бутылка лимонада «Буратино». И мандарины – не пара жухлых, зеленоватых, а полная корзиночка спелых, налитых, даже с виду сочных и сладких. А также много-много шоколадных конфет в вазочке: и «Мишка косолапый», и «Мишка на севере», и «Красная шапочка», и «Каракум», и «Ананасные», и «Гулливер» – ешь, не хочу!..

– Ну, что же ты скромничаешь, – подбодрила её бабушка. – Давай-ка я положу тебе белого салата…

Что из себя представляет «белый» салат, Верочка не знала. Выглядел он, впрочем, совершенно так же, как и «зимний» – то есть оливье. Отведав пару ложек, она поняла, что, по сути, её мама готовила то же самое – ну, то есть, конечно же, вкуснее. «И названия салатов у них в Москве дурацкие», – с досадой подумала девочка.

Утка с яблоками ей тоже не особо понравилась – уж, конечно же, гораздо меньше, чем мамина жареная курица. Мама всегда подкладывала ей на тарелку лучшие кусочки – ножку или грудку, и Верочка с наслаждением обгрызала поджаристую золотисто-коричневую кожицу, истекающую пахучим горячим соком…