Неприметный холостяк - Пелам Вудхаус

– Я в гости…

– Что-что?

– Я пришел сюда с визитом… в этот дом…

– Какой еще дом?

– Вот этот. Номер 16. К Сигсби X. Уоддингтону.

Уоддингтон взглянул на него с нескрываемой враждебностью.

– Вон как? Тогда, может, вам интересно, что я и есть Сигсби X. Уоддингтон и знать вас не знаю. Да!

Джордж судорожно глотнул.

– Вы Сигсби X. Уоддингтон? – благоговейно пролепетал он.

– Он самый.

Джордж уставился на отца Молли точно на прекраснейшее произведение искусства – скажем, на несравненное полотно, за которое дерутся любители живописи и которое в конце концов достается доктору Розенбаху за триста тысяч долларов. Это даст читателю приблизительное представление о том, что способна творить любовь: ведь если взглянуть на Сигсби X. Уоддингтона спокойно и беспристрастно, то обнаружится, что смотреть-то особо не на что.

– Мистер Уоддингтон, – проговорил Джордж, – я горд! Я счастлив!

– Вы – что?

– Горд и счастлив.

– Чего это? – неприветливо буркнул Сигсби.

– Мистер Уоддингтон, а между прочим, я ведь родился в Айдахо.

Немало есть описаний того, как усмиряет океанские волны вылитое на них масло, и документально зафиксировано, что святой Грааль, скользящий вдоль радуги, утишал бурные страсти молодых рыцарей, но еще ни разу, с самого начала писаной истории, не случалось столь внезапной перемены от враждебности к лучащейся благожелательности. Когда приведенные выше слова волшебным заклинанием достигли ушей Сигсби, он мгновенно забыл, что его уху здорово досталось от цепких пальцев незнакомца. Ярость испарилась будто роса под лучами солнца. Он рассиялся улыбками и с отеческой нежностью схватил Джорджа за рукав.

– Вы правда с Запада? – вскричал он.

– Да.

– Из райского штата? С великого, чудесного Запада, с тех вольных просторов, где мужчины дышат воздухом свободы?

Ист-Гилиэд Джордж описал бы не совсем в таких тонах. Унылый городишко, где не хватало воды, а киоск с содовой был самым паршивым в Айдахо, но тем не менее согласно покивал.

– Запад! – Уоддингтон смахнул слезу. – Да ведь он мне как мать родная! Какие просторы!.. Какие вершины!.. Цветы… холмы…

Джордж подтвердил: да, все так и есть.

– Таинственный сумрак равнин, дрожащее золотое марево…

– Ах! – вздохнул Джордж.

– Тускло освещенные верхушки елей!.. Осины, клонящиеся под ветром как волны в бурю!..

– И не говорите!.. – вставил Джордж.

– Буйный шум дубовых лесов, проблески огня!..

– О! А! Э!

– Вот именно! Нам с вами нельзя сразу расстаться. Нам есть о чем потолковать. Заходите! Приглашаю вас на обед.

– Сейчас?

– Прямо в эту самую минуту. К нам пожаловали с десяток паршивых миллионеров, да черт с ними! Плюнуть и растереть! А после обеда улизнем ко мне в кабинет и уж там поболтаем вволю!

– А миссис Уоддингтон не станет возражать против неожиданного гостя?

Уоддингтон напыжился и размашистым жестом похлопал себя по груди.

– Ха! Как тебя зовут? Финч? Слушай, Финч, неужели я похож на подкаблучника, которым командует жена?

Именно на подкаблучника он и походил, но не тот был момент, чтобы высказываться откровенно.

– Очень любезно с вашей стороны…

– Любезно? Хо-хо! А если б я мчался верхом по этим бескрайним прериям и меня настигла гроза рядом с твоим ранчо, разве ты стал бы колебаться? Любезно – нелюбезно! Сказал бы попросту: «Давай заходи, старина! Мой дом – твой дом!» И все.

Уоддингтон достал ключ.

– Феррис, – распорядился он в холле, – прикажите этим растяпам на кухне, пусть поставят еще один прибор. Ко мне заскочил перекусить мой приятель с Запада.

Глава III

1

Безупречная хозяйка старается ни при каких обстоятельствах не выказывать замешательства, прикладывая максимум усилий, чтобы в минуты испытаний вести себя отважно, как индеец на костре. И все-таки в миг, когда миссис Уоддингтон увидела Сигсби, вводящего в гостиную Джорджа, и услышала, как муж объявляет звенящим голосом, что этот прекрасный сын западных прерий заглянул к ним пообедать, она дрогнула.

Правда, быстро оправилась. Все женское в ней подталкивало ее схватить Сигсби за оттопыренные уши и трясти, пока голова не отскочит, но она переборола соблазн. Постепенно остекленевший взор утратил глянец мертвой рыбины, она улыбнулась улыбкой Смерти в поэме, «жуткой призрачной усмешкой», и с напускной любезностью протянула Джорджу подрагивающую руку, вместо того чтоб влепить мужу оплеуху этой самой ручкой от всей души.

– Как ми-и-ило! – пропела миссис Уоддингтон. – Очень, очень рада, что сумели зайти к нам, мистер…

Она приостановилась, и Джордж, уставившись на нее замутненным взором, сообразил – она хочет узнать его имя. Он бы с радостью ей сообщил, но, как на грех, сам начисто забыл, как его зовут. В мозгах смутно брезжило что-то там на «Ф», а может, и на «Д», но дальше зияла пустота.

А все оттого, что, пожимая руку хозяйке, Джордж краем глаза заметил Молли.

Девушка была в новом вечернем платье – это о нем она с таким чувством толковала отцу в их недавнем разговоре, – и Джорджу почудилось, будто с глаз его упала пелена и он видит ее в первый раз. Он и прежде смутно догадывался, что у нее вроде как есть руки, плечи и волосы, но только сейчас разглядел – да, они действительно есть! И руки, и плечи, и волосы – в самом глубоком, священном смысле этих слов. Словно богиня сбросила покрывало. Словно ожила прекрасная статуя… Словно… Ну, в общем, передать мы хотим одно: Джордж Финч был потрясен. Глаза у него округлились до размеров блюдец, кончик носа задергался как у кролика, а кто-то невидимый принялся окатывать ему спину ледяной водой.

Миссис Уоддингтон, окинув его долгим пристальным взглядом, от которого на лбу у бедняги выступила испарина, отвернулась и завела разговор с содовым королем. Особо пылкого желания узнать фамилию Джорджа она не испытывала, а вот на надгробном камне она прочитала бы ее с превеликим удовольствием.

– Обед подан! – провозгласил Феррис, появляясь бесшумно, будто джинн, вызванный волшебной лампой.

Джорджа увлек поток миллионеров. Он все еще слабо сглатывал, пытаясь что-то выговорить.

Нет большей неловкости для человека застенчивого и впечатлительного, чем званый обед, когда чутье нашептывает ему, что гость он на нем нежеланный. В данном случае это нашептывало не только чутье, но и взгляды миссис Уоддингтон, которые она периодически метала, превращая Джорджа в бесформенную пульпу, подгадывая как раз те моменты, когда ему казалось, что, если б с ним обходились мягче и ласковей, он в конце концов воспрянул бы духом.

Взгляды эти, будто вода из термоса, то становились обжигающе горячими, то пронзали ледяным холодом. Джордж наткнулся на один из них за супом, и ему показалось, это его обдал самум в африканской пустыне. Потом взгляд просверлил его, когда он пытался проглотить кусочек рыбы, и ему почудилось, будто он на полюсе, где неожиданно завихрилась снежная буря. Но, обдавал ли взгляд холодом или жаром, в нем неизменно присутствовало болезненное отвращение. И оно, чувствовал Джордж, не исчезнет, как бы он ни старался. Такой взгляд, пожалуй, поразил бы и Сисара, заметь он его случайно, еще до того, как Иаиль, жена Хевера, начала примериваться гвоздем к его голове. Да, друга Джордж приобрел, но одного, не двух.

Словом, нам нечего сообщить о лепте, внесенной Джорджем в пиршество остроумия на этом званом обеде. Он не порадовал гостей эпиграммой, не развлек и забавным анекдотцем. Единственное слово он обронил одному из лакеев, и было оно «…херес, пожалуйста», хотя на самом деле Джордж всегда предпочитал рейнвейн.

Но даже и в ситуации более благоприятной сомнительно, чтобы Джордж стал душой общества. При подборе гостей миссис Уоддингтон ограничилась богачами, а беседа богачей хотя по-своему и занимательна, но все-таки несколько специфична для человека не их круга.

За супом гость, походивший на карикатуру капиталиста в социалистической газете, заметил, как он рад, что «Вестинхаус коммон» опять пошли на повышение. Второй, который вполне мог бы сойти за его брата-близнеца, согласился: да, акции очень недурно подскочили перед закрытием биржи; падение же «Уобэш Преф. А» до 73 и 7/8 достойно сожаления. Однако весьма неплохо выглядят «Ройял датч ойл ординарис» на отметке 54 и 3/4.

За рыбой Говядина взялся рассказывать остроумную, хотя несколько растянутую историю о боливийских концессиях, суть которой сводилась к тому, что один боливийский синдикат, выкупив у боливийского правительства землю и перспективные концессии, теперь станет именоваться «Боливийская концессия лтд.», а капитал их составит миллион долларов, заключенный в двухстах тысячах акций А по пять долларов и двухстах тысячах акций В по полдоллара, и так как никаких выплат не будет, то продавцу выделили в компенсацию все акции В. Рассказчик вел к тому, что акции эти должны получить половину всей прибыли и, при распределении активов, уравняются с акциями А.