Королевская пешка (СИ) - Юлия Владимировна Буланова

Побыстрей бы он убрался восвояси. Спать хочется. Сил нет.

— У тебя есть младший брат. И сестра.

Я на мгновение задумалась. Младшие. Значит, вряд ли, вообще догадывались о моем существовании. А даже если и знали, что могли противопоставить старшим родственникам? Ничего. Кто станет слушать детей?

Поэтому мне не за что на них злиться, не за что ненавидеть. Они, вообще, мне до странности безразличны. Даже капли родственных чувств или чего-то подобного в моей душе не нашлось.

Я не хотела с ними встречаться. Потому что ничего хорошего не ждала от этого знакомства. Дети жестоки. Особенно по отношению к тем, кто на них не похож. А если ты еще и ниже по социальной лестнице стоишь, вообще, держись. Сожрут. Если хоть малейшую слабину выкажешь. Попытаются показать, что мое место на коврике у двери — и к бабке не ходи. Судя по дядюшке, они не бедствуют, если не сказать иначе. А что может испытывать мальчик или девочка из «золотой молодежи», глядя на детдомовскую воспитанницу в заношенных джинсах? Микс из брезгливого презрения и возмущение одним только фактом, что какая-то плебейка смеет поднимать на них взгляд. И плевать им будет на эфемерные кровные узы. Им такие, как я ровней не бывают — лишь прислугой. В лучшем случае. А оно мне надо — такое счастье?

— Нет у меня ни братьев, ни сестер. Они мне чужие. Были, есть и будут. Я их не приму. Хоть винить мне их не в чем. Младшие же. А вот вас, тех, кто обо мне знал — не прощу. Я, вообще, прощать не умею. Уходите. Этот разговор не имеет смысла.

Правда давалась легко. Ведь, и правда, не прощу. Мать же не простила.

Хотя, казалось бы… столько лет прошло. И даже смерть ее ничего не изменила. Даже хуже сделала. Может быть, если бы она сделала что-то очень хорошее, например, спасла кого-нибудь… Но в мир иной родительница отправилась, устроив пожар. В огне сгорели: она, ее сожитель и неизвестная женщина, которую так и не смогли опознать. А за собой эти забулдыги утянули шестерых соседей, включая и новорожденного ребенка. Мне об этом рассказал Александр — сосед по лестничной клетке. Ему тогда лет двадцать пять было. Они с женой квартиру купили прямо напротив нашей. Дочка недавно родилась. Месяц только исполнился. У него тогда ночная смена была. Поэтому и жив остался.

Я слушала это, когда его руки сжимали мою шею, лишая возможности сделать даже крошечный глоток воздуха. Ведь это не честно — что дочь той, что виновата во всем будет жить, когда его ребенок лежит в земле.

В том холе не было никого кроме нас. Заведующая вызвала меня и сказала, что со мной хочет поговорить бывший сосед и он ждет меня в зале для свиданий. Назвала имя. Я подумала, что это дядя Саша. Он стареньким был, как моя бабушка. И после ее смерти меня подкармливал.

Что мне стоило, увидев незнакомого человека, просто развернуться и уйти? Но любопытство не позволило. Все же, не так часто к нам приходили на свидания, пускай и совершенно незнакомые люди.

Нападения я не ждала. Мужчина был трезв. Одет хорошо. Да и воспитатели были поблизости. Я знала, что меня могут ударить и умела уворачиваться от кулаков.

А тихо убить меня еще не пытались. Он был первым.

Никто не слышал моих хрипов. Никто не спешил на помощь. Мне только и оставалось, обламывая ногти вцепляться в его руки. А еще я, невзирая на красно-черный туман, застилающий сознание, старалась смотреть ему в глаза. Наверное, это меня и спасло.

Он вдруг отшатнулся, позволяя мне кулем опуститься на линолеум. Словно, привидение увидел. Попятился, шепча: «Что я делаю? Машенька… Лизонька… что я делаю? Это же просто ребенок». А потом заплакал.

Жутко было.

Отвлекшись на эти не самые радужные воспоминания, я лишь краем глаза заметила, как мужчина достал из кармана нечто похожее на игрушечный пистолетик и направил мне в грудь. На мгновение мир померк в ярко-голубой вспышке. В ушах неприятно зашумело. Тело словно бы сделалось ватным, и я медленно осела на пол, словно марионетка, у которой обрезали ниточки.

Как ни странно, сознание оставалось ясным. Хотелось закричать, потребовать объяснений и послать эту скотину не особо выбирая выражения.

Но из горла вырвался лишь глухой стон. И даже попытка немного приоткрыть глаза стоила неимоверных усилий.

Тем временем невесть откуда взявшийся родственник, век бы его не видеть, сдернул с моей постели одеяло. Постоял с минуту брезгливо его рассматривая. Потом, явно делая над собой усилие, кое-как укутал в него меня. На руки он меня поднимал с явным усилием.

«Слабак» — мелькнула злорадная мысль. Я ведь сущий дистрофик. Всего пятьдесят четыре килограмма при росте метр семьдесят. Почему-то именно это занимало мои мысли, а не то, как дядюшка меня вырубил.

Он, кстати, решил не перенапрягаться и передал одному из своих спутников сразу, как только вышел из комнаты.

Двое мужчин в строгих костюмах ждали его у двери в мою комнату, изображая каменных истуканов. Выражения лиц они имели соответствующие.

Неожиданно раздавшийся грохот бьющейся посуды заставил всех обернуться, а меня, шире распахнуть глаза.

В дверях кухни стояла Марта Адольфовна, закутанная в зеленую шаль. Сейчас она, как никогда напоминала толстую жабу. А у ног ее лежали осколки фарфорового блюда. И зачем оно ей понадобилось сейчас? Видимо, снова пыль с него стирала.

Сопровождающие дядюшки постарались сделать вид, что ничего не произошло, и, вообще, их здесь нет. Особенно старался изобразить невозмутимость амбал, что держал на руках меня, закутанную в одеяло.

Сам же Элайя с нежной улыбкой маньяка-убийцы посмотрел на квартирную хозяйку и очень ласково с ней заговорил:

— Уважаемая, я крайне признателен вам за заботу о моей бестолковой племяннице. Не беспокойтесь. Ваши затраты будут компенсированы. Однако Вам надлежит забыть о том, что Вы когда-либо видели эту девушку. Она здесь никогда не жила. От вещей избавьтесь.

— Конечно-конечно, — пролепетала старуха. — Все сделаю. Не сомневайтесь. Выкину. Прямо вот сейчас. Сию секунду. А если спрашивать будут, скажу, что не было тут никогда такой.

Стало горько. И даже не от того, как повела тебя себя эта в высшей степени приятная женщина. Тут без сюрпризов обошлось. Я в ее глазах полное ничтожество — девчонка с панели. Похитили… убили… туда и дорога. Сама виновата. Лишь бы за комнату вперед было уплачено.