Два ларца, бирюзовый и нефритовый - Средневековая литература
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Те м не менее наступает время, когда побеги подрастают, и их следует подрезать, укреплять и закаливать. Это период настоящего понимания слов , время, когда рождается и формируется воля. Теперь тон наставников должен быть уважительным, но твердым, а сами распоряжения – непоколебимы. Лишь в этом случае будущий господин сможет ясно различать повелителя в себе, и его деяния обретут единство желания и воли. Детство императора продолжительнее, нежели детство простолюдина, но ведь и воля его простирается гораздо дальше. Сочетание длинного детства и столь же длинного, выдержанного без всякой спешки периода возмужания отличает и доблестных воинов северо-восточных гор и князей (нойонов) степных кочевников. Ибо есть время потворства капризам и время настоящего понимания слов. Если сюда прибавить еще образованность, чуждую варварам, душа повелителя станет похожей на чистый ограненный кристалл.
Шу Э ошибся в том, что разделил истину на две части, каждая из которых в отдельности была ложной. И каждому из принцев, увы, досталось лишь по половинке.
Решение Мо, Утолившего печали
Если внимательно прочесть условия задачи, можно распознать в ней хорошо скрытую ловушку. Ловушка заключается в поспешности, и торопливый читатель непременно начинает судить о том, чего еще не случилось. Ведь ни старший, ни тем более младший из сыновей Шу Э, еще не обрели сана императора. Между тем только это и можно считать решающим испытанием. Мало ли было примеров, когда воин, успешно пройдя обучение в лагере, терялся в бою? Нередко встречаются и противоположные примеры, когда человек робкий, попадая в действительно трудную ситуацию, связанную с риском для жизни, вел себя подобно герою. Власть, которой обладает Сын Неба, вообще является высшей и исключительной, именно поэтому экзамены на соответствие этой «должности» были бы абсолютно бесполезны. Непреложный ход вещей сам определяет, что потребовать от повелителя, ибо он мудрее всех наставников, вместе взятых. Если же в глубинный порядок сущего вкралась превратность, если сбито дыхание времени, тогда не помогут ни знания, ни человеческие достоинства приступающего к правлению. Самый достойный сможет в этом случае – сохранить только себя, но не Поднебесную.
Следует, пожалуй, еще заметить, что все усилия признанных и опытнейших наставников порой оказываются тщетными – известны ведь случаи, когда и Конфуций был бессилен. С другой стороны, как бы плохо ни было налажено образование, сколько бы нареканий не вызывала школа, нет столь отвратительной школы, которая не позволила бы действительно одаренному человеку проявить свою одаренность.
12. Степени несправедливости
Гости чествовали судью Чяо, попивая вино и отдавая должное прекрасно приготовленному ужину. Поднимая кубок, каждый из них произносил какое-нибудь доброе слово в адрес хозяина: судье никогда прежде не доводилось слышать столько искренних похвал.
Но пир закончился и гости стали расходиться. По пути домой чиновник судебной управы Шан У обратился к своему коллеге Гу Чину;
– Должен сказать вам по секрету, уважаемый Гу, что судья Чяо не столь успешно справляется со своими обязанностями, как его предшественник. По всему видно, что нашему Чяо не достает проницательности, необходимой в таких делах. Надеюсь, что сказанное останется между нами, – добавил Шан У.
Однако Шан надеялся напрасно: при первом же удобном случае Гу Чин передал его слова судье, взяв предварительно обещание не упоминать своего имени.
На следующий же день Чяо заявил Шан У:
– Я вижу, что тебе в тягость работать под началом никудышного судьи, напрочь лишенного проницательности. Что ж, я не стану тебя удерживать – ты свободен.
Изумленный Шан У посмотрел на покрасневшего Гу Чина и все понял. Гу Чин закрыл лицо руками, и, взглянув на него, судья Чяо в свою очередь смутился.
ТРЕБУЕТСЯ решить, каждый ли из них поступил несправедливо и, если это так, то есть ли различия в степени проявленной несправедливости?
Решение Укротившего бурю
Все трое поступили несправедливо: очевидно, что поступок каждого далек от образа действий благородного мужа. Природа несправедливости, однако, такова, что, будучи однажды проявленной, несправедливость не остается на месте своего проявления, а устремляется дальше, подобно волне накрывая и виновных и невиновных. Гу Чин был введен в соблазн, судья поколеблен в своей невозмутимости, что же касается Шана, то хотя его проступок кажется самым невинным, именно он поднял волну. В этом смысле степень его вины следует признать наибольшей.
С другой стороны, и наказание, постигшее Шан У, оказалось самым суровым. На первый взгляд может даже показаться, что в результате этого справедливость была восстановлена, но всякий, обладающий чувством соразмерности, видит, что это не так. Следовательно, главный урок всей истории гласит: справедливость не восстанавливается тем же путем, которым нарушается. А плоды несправедливости всегда весят намного больше, чем ее семена.
Классическое решение
Если отбросить эмоции, придется признать, что действия участников этой истории далеко не равноценны. Слова Шан У можно назвать опрометчивыми , поступок Гу Чина выглядит неприглядным , и лишь решение судьи является воистину несправедливым . Дело в том, что Чяо выступал как представитель закона, а в этом случае несправедливостью оборачивается любой просчет – даже простая вспыльчивость. Несправедливость судьи подтверждается еще и тем, что в свете его действий слова Шан У оказываются вполне оправданными.
Решение Лю
Если человек лжет, в этом виновен не только он – зачастую в большей степени виновна сама ложь. Ложь способна прокладывать себе пути, даже не проникая в сознание лгущих, и лишь иногда ей требуется помощь. Из всех участников событий добровольную помощь лжи оказал только Гу Чин – такая услуга, добровольно оказанная несправедливости, именуется вероломством. Если бы Гу передал слова, сказанные ему по секрету не судье, а другому лицу, он поступил бы как обыкновенный человек. Такими обыкновенными людьми, в сущности, и населена Поднебесная. Но Гу Чин вышел за пределы простой человеческой слабости, углубив тем самым колею лжи и внеся порчу в естественный ход вещей. Он предал доверившегося ему, и этот поступок, даже не имея последствий сам по себе, способен нарушить равновесие всего царства.
Упадок в Поднебесной начинается не тогда, когда рушатся мосты и ветшают кровли, – это всего лишь следствие. Упадок начинается, когда рушатся моральные устои и ложь обретает добровольных помощников.
13. Вопрос наставника Гуна, оставленный учениками без ответа
Давно известно, что лучшие цирковые фехтовальщики не являются лучшими воинами, а девушки из веселых домов, искушенные в искусстве любви, не являются самыми пылкими возлюбленными.
Требуется ответить, объясняются ли эти случаи одной и той же причиной, и какова причина такого положения вещей?
Классическое решение
Почему искусство циркового фехтовальщика и искусство воина различны, это объяснили Ян Чжу и Чжуан-цзы. Искусный игрок при ставке на черепицу начнет волноваться, если ставкой станет серебряная застежка, и способен потерять рассудок, если на кону вся Поднебесная.
Человеческая деятельность многообразна, простор для различий между мастером и учеником огромен. И все же важнейшее различие вносится не мастерством и не упорством, оно возникает тогда, когда встает вопрос о жизни и смерти. Пока этот вопрос не встал, никто не может предсказать, сохранит ли остроумец свое остроумие перед лицом смертельной угрозы, будет ли грубиян все так же груб, сможет ли цирковой фехтовальщик применить свою виртуозность. Заглянувший в зрачок смерти увидит там свое отражение – вот только сможет ли себя опознать?
Искусство девушек, торгующих своим телом, столь же отлично от безоглядной любви – и по тем же причинам. Ведь любовь, при которой отдаешь себя навсегда, есть репетиция смерти, и потому она воистину серьезна. Что смогут прибавить к ней навыки фехтования или кокетства? Ничего существенного.
Решение Хэ Цзая
Мы готовы сказать, что именно опыт воина, а не фехтовальщика содержит истину, а любовь, оплаченная деньгами, незаконно носит свое имя – имя любви. В чем-то такие утверждения справедливы, но в них не вся истина.
Подумаем о художнике, которому заказаны две работы, и одна оценена в тысячу юаней, а вторая всего лишь в один. Кто же будет настоящим художником – тот, кто заведомо лучше выполнит первый заказ, или тот, кто, приступив к труду и погрузившись в самозабвенность, забудет о соотношении с оплатой?
Нечто подобное происходит и с истинным воином: он лучший не потому, что близость смерти вдохновляет его, а потому, что эта близость не собьет его с толку, искусство же потребует полной отдачи. Да и любовь совершенна лишь в том случае, если она забывает о совершенстве. Как любовь, она одна и та же и под знаком вечности, и в кратком мгновении, которое может выпасть на долю любого из смертных. Все это хорошо понимали мудрые мужи, следующие путем дао.
