Брекен и Ребекка - Уильям Хорвуд

Шесть явилось — Седьмая должна появиться.

Первый Камень — Земля для живых,

Камень второй — Страданья кротовьи,

Третий — Бранный, явленный кровью,

Камень Мрака — Четвертый, в смерти берет он начало,

Пятый — Камень-Целитель, касаньем рожденный,

Свет чистой любви — Камень Шестой.

Мы же взыскуем

Седьмого, последнего Камня,

Что замкнет их кольцо,

И Седьмой

Утраченной некогда Книги

Благословений.

Не успел Босвелл перейти ко второй части, как Брекен прервал его.

— Что все это значит? — спросил он.

— Ну, это же очевидно, тут говорится...

— Нет, я не понял, что такое Заветный Камень.

Босвеллу и в голову не пришло, что кто-то может не знать таких простых вещей.

— Всего Заветных Камней шесть — точнее, семь, как явствует из текста,— но известные нам хранятся где-то среди Священных Нор, куда могут проникнуть лишь сам Святой Крот и посвященные. Согласно легенде, в этих камнях заключена квинтэссенция семи Священных Книг, каждой Книге соответствует определенный Камень. Разумеется, сам я ни разу их не видел, но в Аффингтоне говорят, что эти Камни излучают свет, как луна или солнце, но свет каждого имеет свой цвет, поскольку они сопряжены с различными Книгами. Они...

— А какого они размера? — прервал его Брекен. Он задал этот вопрос чуть ли не шепотом, испытывая удивительное ощущение: ему показалось, будто над ним пронесся ураган или могучий водяной поток, заставив его приникнуть к земле.

— Вот этого я не знаю, ведь посвященные ничего нам о них не рассказывают, и нам запрещено обращаться к ним с вопросами на эту тему. Но, видишь ли, летописцам порой хочется поболтать, как и всем прочим.

— А каково их предназначение?

— Весьма разумный вопрос, его задает каждый крот, впервые оказавшись в Аффингтоне. Наиболее полный ответ содержится в Книге Света, вот только я не смогу точно его процитировать. В принципе объяснение сводится вот к чему: с каждой Книгой сопряжен определенный Камень, и так устроено затем, чтобы всякий, кто возьмется читать Книгу, помнил: истина заключена не в начертанных в ней словах, а в сердце того, кто их писал, и в сердце читающего, подобно тому, как свет заключен внутри Камня, а не разлит по его поверхности.

Брекен молчал. Он вспомнил о камне, который они с Ребеккой нашли в Древней Системе, ощутив прилив восторга, смешанного со страхом. Может, это был Заветный Камень? Седьмой Заветный Камень? Внезапно ему захотелось прикоснуться к Ребекке, совсем как тогда, захотелось ощутить тепло ее объятий. Он обратился про себя к Камню и попросил оградить ее от всяческих бед и вдруг почувствовал жжение и боль в лапе, которой однажды прикоснулся к Камню. Он посмотрел на нее, но ничего не увидел.

— Наверное, я не слишком удачно все объяснил, — сказал Босвелл, решив, что молчание Брекена объясняется тем, что он ничего не понял.

— Нет,— сказал Брекен.— Просто я думал... я хотел бы знать, что это за «Седьмой Камень», который упоминается последним в тех стихах.

— Это Седьмой Заветный Камень, у него нет названия. А вот как называется последняя, Седьмая Книга — о, многие кроты из Аффингтона хотели бы найти ответ на этот вопрос. Но никто этого не знает, оно нигде не указано. — Босвелл задумался и приумолк, а затем сказал: — Разумеется, существует масса предположений, и многие считают, что это Книга Любви, но, по-моему, это маловероятно. Во-первых, всякому, кто читал Книгу Света, известно, что она посвящена любви, об этом свидетельствует содержание Священной Книги, да и к тому же любовь не из тех понятий, которые можно запросто определить, не так ли? Я хочу сказать, это слово неоднозначно в отличие от таких, как «земля» или «сражение», ты понимаешь, что я имею в виду? Нет, могу поручиться — это не Книга Любви. Согласно другому предположению, бытующему в Аффингтоне, это просто Книга Камня, и оно кажется мне разумным во многих отношениях.

Брекен принялся тереть лапу, в которой все еще ощущалось жжение. Ему захотелось начертить на полу норы рисунок, который он видел на Камне, но интуиция подсказала ему, что события той незабываемой ночи следует хранить в тайне. По непонятным ему причинам им с Ребеккой довелось узреть чудо, и, заговорив об этом чуде, он нарушил бы волю Камня.

Он посмотрел на Босвелла, и — подобно тому, как Босвелл несколько раньше, — осознал, что судьба его неким образом связана с судьбой этого странного крота Босвелла, которого он призван охранять и оберегать. Теперь ему стало ясно, почему Камень спас от неминуемой гибели этого калеку, и он почувствовал, что отныне именно ему, Брекену, придется заботиться о том, чтобы с Босвеллом не случилось ничего дурного.

❦

Февраль миновал, наступил март, долгие недели тягостного морозного мрака остались позади. Задули холодные непостоянные ветры, пошли дожди, а порой в небе стало ненадолго появляться бледное солнце. Маллион начал проявлять признаки нетерпения.

С тех пор как они добрались до поля, он в основном держался сам по себе, не из враждебности, а потому что в зимние месяцы луговые кроты, обитающие там, где нет ни деревьев, ни подлеска, стараются забиться поглубже под землю. Но как только погода улучшилась, он принялся прокладывать ходы поближе к поверхности земли.

Иногда он заходил поболтать к Брекену и Босвеллу, в первую очередь чтобы побольше разузнать о Данктонском Лесе, вблизи которого он провел две Долгие Ночи. Односложные ответы Брекена заставили Маллиона окончательно утвердиться во мнении о данктонских кротах как о молчаливых, скрытных существах, отнюдь не склонных делиться своими знаниями с другими. Однажды он взялся излагать свою теорию Босвеллу:

— Я абсолютно уверен в этом, Босвелл. Данктонские кроты — существа опасные, им нельзя доверять, старейшины вечно твердили нам об этом. Они проводят у себя в лесу какие-то загадочные ритуалы и занимаются колдовством. Они способны одним лишь взглядом превратить крота в засохшую корягу. Я бы ни за что и близко не подошел к их лесу. — Тут он испугался, как бы Босвелл не передал его слова Брекену, который, несмотря на свои юные годы, одолел его в схватке, и добавил: — Конечно, против Брекена я ничего не имею — вспомни, как он помог нам выбраться из канавы. Я всегда восхищался кротами, у которых, как говаривал мой отец, «есть голова на плечах». Ты меня понимаешь? — Босвелл кивнул и улыбнулся. Маллион зевнул и улегся поудобней. — Неплохо бы обсудить, куда