Смеющийся волк - Цусима Юко

Двое подростков шли следом. Там на полу было постелено два матраса, а между ними ещё один маленький. На нём спал младенец. На первом матрасе лежала взрослая женщина. На другом, лицом в потолок, мирно спал четырёхлетний мальчик. Подростки во все глаза растерянно смотрели на спящих. Они боялись даже подумать о том, кто эти люди, насколько они реальны…

В коридоре раздался какой-то шум. Вожак и два подростка замерли на месте, не смея пошевелиться, и прислушались. Кто-то шёл по коридору. Наверное, шёл попить воды на кухню. У дверей кухни шаги на минуту затихли, потом послышались опять, удаляясь в направлении гостиной. Когда шаги перешли в гостиную, все трое на минуту оцепенели и закрыли глаза. Затем они очнулись и единым комком ринулись за парнем, который уже вытаскивал из-за пояса нож. Бросив тряпку, в которую было замотано лезвие, парень с ножом на изготовку двинулся к столовой. В это мгновенье по дому разнёсся ужасный вопль. От этого вопля, похожего на пожарную сирену, женщина проснулась, младенец заплакал, а мальчик присел на постели с заспанным удивлённым лицом.

— А ну молчать! Тихо, тебе говорят! — злобно прикрикнул вожак, размахивая ножом перед девушкой. Она была в коротком ночном халатике, с растрёпанными и спутанными волосами. В разрезе халатика виднелась белая грудь.

— Ты тоже заходи в спальню! Садись сюда!

Девушка перестала кричать и принялась плакать. Она села на матрас рядом с женщиной и прижалась к ней. Женщина была худенькая, а девушка плотная.

Водя ножом то туда то сюда, вожак подошёл к плачущему младенцу и взял его в руки. Прижав левой рукой младенца, он правой приставил к его щеке кончик ножа. Мать младенца и девушка-служанка издали короткий сдавленный крик.

— Всем молчать, ясно?! Если только дёрнетесь, щенку вашему конец. Так что не дурите и делайте, что я говорю. Мальчишка этот будет мешать. Для начала свяжите ему руки и ноги. Эй ты, возьми вон там верёвки и вяжи.

По команде вожака старший подросток вытащил два шнурка, валявшихся у матери в изголовье, связал ещё заспанному мальчику руки за спиной, потом повалил его на футон и связал ноги. Вязал он так, чтобы было не слишком больно, но чтобы развязать было нелегко.

— Значит, так, — продолжал вожак. — Слушайте хорошенько. Эта свинья тут у вас служанка, так? Пусть идёт на кухню и сделает из всего оставшегося риса колобки, да побольше. Если яйца есть, и яйца вкрутую туда же. Если есть квашеная редька, и её тоже. А ты иди присмотри за ней. Слышь, красотка, он с виду маленький, а у самого пистолет в кармане — у одно дембеля выменял. Так что ты с ним поосторожней.

Двенадцатилетний мальчик, вспомнив, о чём они договаривались, поспешно достал из кармана нечто, замотанное в полотенце, и направил на девушку. В свёртке у него был всего лишь чайничек. Носик угрожающе высовывался из полотенца. Девушка, рыдая сдавленным голосом, пошла на кухню. Младший подросток последовал за ней.

— А ты давай открывай свой шкаф и вытряхивай шмотки. Все тряпки, какие есть, тащи! Да не возись там!

Отдав приказ, вожак, у которого устала рука, положил малыша на циновку, сам сел рядом, приставил нож к его груди и продолжал распоряжаться. Старшему подростку велено было помогать женщине собирать вещи.

Открыв стенной шкаф, он вытащил оттуда один короб из ивовой дранки, вытряхнул содержимое и стал смотреть, что брать. Там оказалось сплошное рваньё. Когда вытряхнули второй короб и третий, в них оказалось кое-что годное на продажу Он отобрал зимнее пальто, женский костюм, ручную сумочку и побросал всё в пустой ларь. Потом вытряхнул всё из платяного шкафа и тоже отобрал, что получше: блузки, свитер, брюки, юбки, кимоно, пояс-оби. Из тумбочки вытащили банковскую книжку, дневничок «Мать и дитя», полученную на память в роддоме пуповину младенца, кольца и бусы. В короб бросили только кольца и бусы. На шкафу стоял скромный домашний алтарь. Ящичек в алтаре тоже открыли. Как и следовало ожидать, там лежали деньги, но сумма была невелика. С алтаря на воришку смотрела фотография мужчины. Его взор, казалось, говорил: «Что ты здесь делаешь, негодяй?! Кто ты такой?!» Мужчина, казалось, был очень рассержен и расстроен, словно хотел сказать: «Что ж ты таким дурацким делом занимаешься?!»

Подросток помнил это лицо. Он каждый день рассматривал это лицо на вырезке из газеты в детском доме, где рос. Оно было для него лицом самого родного человека после отца. Подростку стало очень грустно. «Вот ты не знаешь, что сейчас со мной, а ведь когда-то, когда я слонялся на кладбище, ты меня поддержал, подбодрил…» И куда же подевалась вырезка из газеты, которой он так дорожил?.. Интересно было бы сравнить ту фотографию в газете и эту, на алтаре.

— Живей там! Чего возишься?! — сиплым голосом крикнул вожак.

Старший подросток, будто очнувшись от минутного сна, стал проворно перерывать вещи. Девушка принесла с кухни на тарелке пять рисовых колобков, три варёных яйца и квашеную редьку. Двенадцатилетний мальчик шёл за ней. Пока служанка, трясясь от страха, варила яйца и лепила колобки, он стоял рядом, не проронив ни слова. Ему это напоминало что-то родное, давно забытое. Он знал, что если сейчас попробует заговорить с этой девушкой, Суми, то скорее всего не выдержит и сам разрыдается. Деревянный холодильный шкаф. Выщерблины в полу. Слизняк, ползущий в кухонной раковине…

Чайник на газовой плите, кастрюли, сковородки. Переносная печурка на земляном полу в узкой прихожей. Младший подросток решил сосредоточиться на одном: упорно думать о том, как ему хочется есть. Все остальные мысли ему хотелось затолкать туда, в живот, и чтобы они не лезли наружу изо рта и из носа. Он даже старался для этого задержать дыхание.

Между тем старший подросток, набив вещами три короба, перевязал их припасённой заранее верёвкой. Маленький мальчик на футоне заснул. Младенец тоже, наверное, устал кричать и теперь посасывал собственный кулачок. Служанка с измученным лицом, продолжая всхлипывать, присела рядом с хозяйкой. Женщина сидела на коленях, выпрямив спину, и смотрела в упор на парня с ножом. Волосы её были спутаны, лицо покрывала смертельная бледность. В тёмной комнате она казалась привидением из царства мёртвых.

Вожак, по-прежнему держа нож у груди младенца, другой рукой стал запихивать в рот рисовый колобок. Двое подростков тоже торопливо стали есть. Вожак и старший подросток съели по два колобка. Варёных яиц было три, так что всем досталось поровну. Им было неловко есть под взглядами хозяйки и служанки, но голод был сильнее прочих чувств. К тому же они испытывали чувство удовлетворения от законченной работы.

Когда тарелка опустела, все трое встали. Вожак по-прежнему держал нож у груди младенца. Подростки перенесли к двери короба с вещами. Когда вынесли последний, вожак, перехватив младенца в левую руку и выставив перед собой нож в правой, стал пятиться назад.

— Я вашего младенца забираю — до выходной двери — а вы здесь пока сидите смирно! — бросил он.

Сидевшие на матрасе женщины ничего не ответили. Младший подросток, выйдя с коробом в коридор, оглянулся напоследок, посмотрел на хозяйку. Она смотрела на подростков, будто буравила взглядом насквозь. В этом холодном взгляде читались все те затаённые чувства, что клокотали в душе женщины.

Младший подросток отвернулся и выбежал в прихожую. К горлу подступал комок, слёзы жгли глаза и нос. Когда он добрался до кафельного пола у двери, слёзы окончательно затуманили глаза. Да, былого уже не вернуть… Ни того мужчины с фотографии, ни себя самого…

Вожак положил младенца на деревянную приступку у выхода. В коридоре пол был холодный — младенец заплакал.

— Бегите! — выдохнул вожак. — Я один короб возьму, а вы тащите остальные два!

Однако бежать с набитыми коробами было невозможно. Подростки переглянулись и посмотрели на кричащего младенца. В доме всё было тихо. Но было очевидно, что мать готова сей же миг броситься к своему ребёнку, а служанка тогда уж точно выбежит на улицу, помчится со всех ног к трамвайным путям, доберётся до полицейского поста на перекрёстке, рухнет там в слезах и расскажет, что с ними произошло.