Год спокойного солнца - Юрий Петрович Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И он с этой хохмой прославился? — с сомнением проговорил Сева. — Это ж надо… Он кто — поляк? Зигмунд.
— Австриец. Но ты не ответил на вопрос — сны помнишь?
— Кое-что помню…
— Ну, расскажи, — заинтересованно попросила Лена. — Вот вчера, позавчера…
— Вчера… — Сева усмехнулся. — Тебя видел.
Она вспыхнула и с трудом сдержала радостную улыбку:
— Как?
— Ну… шли мы куда-то. За руки взялись и шли. А место… не помню… вроде бы степь.
— Ночью или днем шли? — Лена села, подтянув к подбородку одеяло, и глаза ее горели жадным ожиданием…
— Вроде бы днем… или нет — ночью. Огни впереди горели. На эти огни мы и шли. Но и светло было, легко было идти, видно под ногами.
— Вот и хорошо, — словно бы с облегченьем сказала Лена. — Значит, все правильно, все так и будет, как я подумала.
— Что будет? — Сева тоже сел, обхватил колени сильными руками и смотрел на нее немного сбоку, кося глазами; беспокойство не покидало его.
— Потом узнаешь, — таинственно улыбнулась она. — Не бойся, все будет хорошо.
Наблюдая за его меняющимся выражением лица, она снова подумала, что если как следует завести, впрячь в работу, то Сева уже не остановится, доведет дело до конца. А работа изменит его в лучшую сторону, к старому он уже не повернет.
— Вот такие дела, — произнесла она почти нежно и тихонько поцеловала его в нервно вздрагивающие губы, однако он не отозвался, остался холодным, и Лена, нахмурившись, попросила: — Отвернись, я одеваться буду.
Сева скорчил удивленную гримасу, но подчинился, упал на подушку и повернулся на бок, вперив глаза в стену. Учись, вот как поступают подлинно интеллигентные люди. Только что — вот она вся, делай что хочешь, а одеваться — отвернись, стыдно ей, видите ли. Подумал он это с усмешкой, однако ему и приятно было, что Лена такая.
— У тебя диссертация о чем? — спросил он.
«Боже мой, — удивленно замерла Лена, — неужто в самом деле телепатия? Это уже слишком…»
— Методы улучшения водного режима почвы при фитомелиоративных работах, — с готовностью, но и некоторой долей нервозности ответила она.
— Мудрено уж очень, — лениво отозвался Сева.
— Это же моя специальность, — она словно бы оправдывалась. — Слушай, а у тебя не было такого желания — попробовать написать диссертацию по какой-то спортивной теме? Да ты повернись, можно, — засмеялась она.
— Нет, у меня другие планы. — Сева снова лег на спину, закинув руки за голову. — Мне это ни к чему.
— Вот и зря, — горячо возразила Лена. — Ты подумай. Это же интересно — провести самостоятельное исследование…
— Поэт всю жизнь исследует жизнь, характеры людей, проникая в их души, — с прежней леностью, не глядя на нее, ответил Сева.
Ее удивило, что он не смутился, произнеся такую высокопарную речь.
— Одно другому не мешает, — в ее голосе прозвучало огорчение. — Я знаю писателей, которые одновременно ведут научную работу в Академии…
— Ты знаешь… — Он посмотрел на нее, сощурясь. — И многих?
— Дурак, — отозвалась она беззлобно. — Ладно, валяйся, я пошла. Если будешь уходить, захлопни дверь. Но лучше дождись меня. Поужинаем вместе.
— Нет, — решительно возразил Сева, — мне надо идти. А дверь я захлопну.
— Как знаешь, — беззаботно, как ей казалось, крикнула она уже из прихожей; дверь открылась, сквознячок потянул холодком по голым рукам Севы, но он слышал, что Лена не ушла, стоит почему-то в дверях. И она вернулась, остановилась в проеме, сказала дрогнувшим голосом, в котором уже слезы слышались. — Может быть, когда закончишь свои дела, все-таки придешь?. Мне не хочется сегодня быть одной.
— Я посмотрю, — уклончиво ответил Сева. — Если удастся вырваться… Да ты не вешай носа, — с показной бодростью добавил он. — Вот поедем в круиз, день и ночь будем вместе. Проведем испытание на психологическую совместимость.
Она отступила назад, в прихожую, и ее плохо стало видно в полумраке. Оттуда, из глубины неосвещенной прихожей, она сказала ему упавшим голосом:
— Я не поеду, Сева.
Вообще-то ей хотелось бодро это произнести, легко, с беспечной улыбкой, но не получилось, и улыбка была вымученной. Может быть, она и отступила в полумрак, потому что чувствовала, что не сумеет сдержать себя и сообщить ему свое решение так, как намечала.
— Ты что? — Сева был изумлен. — Мы же договорились, документы сдали, все готово уже. Да ты не тушуйся, — ободряя ее и сам уже поверив, что сумеет что-то предпринять, пообещал он. — Я за двоих заплачу. Есть у меня в загашнике.
— Зачем ты?.. — Она сумела преодолеть обиду и шагнула в проем двери на свет.
Сева увидел ее всю — ладную, в шерстяном плотном платье с накладными карманами, в которые она опять сунула руки. В облике ее одновременно проглядывалось и женское несуетливое достоинство, и строгая, совсем девчоночья недоступность.
— Да точно же, — не поняв ее, воодушевляясь, снова стал убеждать Сева. — Сказал, значит, знаю что. Мы еще погуляем с тобой по заграницам. Да я для тебя… — И он вскочил с кровати, готовый доказать, на что он способен ради нее.
Но она протянула руку, ладонью отстраняя его, не подпуская к себе, и губы ее брезгливо изогнулись.
— Ну зачем ты? — Лицо ее вдруг исказилось, глаза наполнились слезами. — Как ты деньги можешь мне предлагать, Сева! Неужели не понимаешь?..
Горько и обидно было ей, она совсем забыла, какой предстала сейчас перед ним, но в последнее мгновение вспомнила и, чтобы не видел он ее такую, круто повернулась и почти выбежала из квартиры. Дверь оглушительно захлопнулась, из-под верхней планки косяка тихо просыпалась известковая пыль. Стоя босым на холодном линолеумном полу, Сева бездумно смотрел, как задувавший в невидимую щель воздух лестничной площадки шевелит пыльное пятно под дверью, не дает ему устояться.
16
