Школа обмана - Борис Пугачев

— Мур, может, чая?

— Давай… Как твой бизнес?

— Трудно. Подлости много… Недавно разбежались со старым коллективом. Один из партнеров сволочью оказался, второй его поддержал. А может, и наоборот… Все, что заработал, пропало из-за них в Танзании. Много проблем, но плакаться не хочу. Работаем. Хотя работа все более неприятная. Много моральных проблем…

— Мама, наверное, не была бы в восторге.

— Трудно сказать. Она еще застала закон о кооперации и все думала открыть маленькую гостиницу. Мне, дураку, надо было вложить деньги в недвижимость, а я боялся возврата социализма и вкладывал только в производство. Сказались зашоренность и нехватка экономического образования. В результате все равно приходится заниматься «купи-продай».

— Да, сегодня не день научно-технической революции. А как отец, сестра?

— Отец вышел на пенсию. Всем недоволен, озлоблен, хочет назад в социализм. Правда, женился. Сестра тоже замужем, если помнишь. У нее двое детей. Муж бестолковый. Пытался у меня работать — не получилось. Сейчас сам чего-то делает. Пьет.

— Ты же был женат? Я помню, жена у тебя такая высокая блондинка.

— Живем пока. Я ее с работы забрал к себе. Ездит на выставки. Денег это почти не дает, но смотрит мир, продает там за зеленые изделия народных промыслов и нашу ювелирку. Больше дома, дочку воспитывает. У меня времени на это почти нет. Вон, с противогазами связался. Если получится, то заработаем, но есть сомнения…

— Что еще имеется в фирме?

— Мелкооптовая торговля. В основном слабопортящиеся продукты питания. Крутим кредитные деньги. Еще два производства, совершенно убыточные, но закрыть не могу по ряду независящих от меня причин.

— Широко гребешь, молодец. А сосед твой по офису кто?

— Мой бывший партнер. Один из тех двух, о которых я тебе говорил. Как-нибудь подробнее расскажу. Думаю, без всевидящего ока формально не существующей компартии и созданных ею организаций не обошлось.

— Без них ничего не обходится. Пока… Они из подполья всем рулят. Без понятий. На все способны. Смотри только, не путайся. Вход рубль, выход… Выхода, может, вообще нет, но не это главное. Если мы вместе, то без них. Это всех легавых касается. Догоняешь? В этом смысле должен за всех своих отвечать.

— Я уже давно держусь демаркационной линии. Было несколько предложений, я отказался. Не подумай, что Абдужаллол как-то меня к чему-то подвязал. Нет, он друг, проверенный друг. За остальных поручиться на все сто не могу, но полагаю, что этого не будет. Что могло случиться — уже случилось.

— Если бы было иначе, ты меня не увидел бы. С этим заметано. Я в ваши отношения не лезу. Я здесь в ответ на услугу, причем не мне. Жаль, что ты на меня напрямую не вышел, я сделал бы все возможное. Сейчас сложнее, со мной держи, как ты сказал, линию. Я по жизни не один. Пока не буду объяснять, но веди себя осторожно, не расслабляйся, ботало не распускай, фильтруй базар, не вылезай. А то и я не помогу… Не дрейфь, прорвемся. Где твои пацаны?

— Я сказал, чтобы были после обеда. Сейчас, наверное, появятся. Их в офис охранник без моего разрешения не пускает. Кстати, они вооружены.

— Салаги. Не на стрелку же они ездят… Пугали тебя, что ли? Может, вообще фраера?

— Про стрелку они чего-то говорили…

— Родион Иванович, — приоткрыв дверь, обратился охранник. — Там просятся эти, которых вы велели не пускать. Говорят, договорились.

— Пусть заходят.

— Представь меня как спонсора и под любым предлогом уходи, — сказал Мур. С лица его сошла доброжелательная маска, глаза стали холодными и, как показалось Родику, пожелтели, шрам над бровью побагровел. Он провел ладонью по седому ежику волос и развалился с хозяйским видом в Родиковом кресле, предварительно попросив его пересесть.

Бандиты ввалились гурьбой. Главарь бросил беглый взгляд на Мура и спросил Родика:

— Как наш вопрос? Получается?

— Вопрос, как я вам говорил в субботу, сложный. Вот наш спонсор, за ним последнее слово. Я пойду за своим замом.

Родик вышел в коридор. Постоял несколько минут и подозвал охранника.

— Я буду в кабинете Михаила Абрамовича. Постойте здесь. Как только меня начнет искать высокий мужчина, с которым я общался последний час, позовите.

— Есть, — отозвался охранник, встав около двери.

Родик зашел в кабинет Миши. Устало устроился на стуле. Они обсудили перипетии последних дней.

— Получается, что у нас теперь есть свой человек в криминале? — спросил Михаил Абрамович.

— Знаешь, я не уверен. Свой среди чужих, чужой среди своих. Он так ловко опросил меня по всей нашей работе… Я его боюсь не меньше, чем этих молодых. Даже, может быть, больше. Он волк. Правда, волк, который в детстве воспитывал Маугли, но Маугли в сказке стал волком, а я — в их терминологии — барыгой, ничтожной личностью, дойной коровой. Волк воспитал дойную корову и пока ее не загрыз, но против природы не попрешь…

— Да, у них свои законы. Я с тобой, Родик, во всем согласен. К сожалению, лучшего решения не найдено, придется с этим жить. Интересно, какую сумму с нас попросят?

— Скоро узнаем. Хотя, может быть, сегодня все не решится. Вскипяти-ка чайку. Что-то жрать хочется — у тебя ничего нет?

— Печенье.

— Давай. Хотя это не моя пища, но съем.

Не успели они допить чай, как появился охранник. Не дослушав его, они устремились в коридор.

Войдя к себе в кабинет, Родик удивился, не увидев молодых бандитов.

— Мы все перетерли, — ответил на его немой вопрос Мур. — Вы их больше не увидите. С их старшим я потом еще встречусь. Кстати, ребята вполне серьезные. Ты, Пончик, вовремя засуетился. Могло все кончиться иначе.

— Спасибо. Что дальше? — спросил Родик.

— Дальше будем думать и договариваться. Есть у меня одна бригада из бывших футболистов. Перетрем, подумаем. На сегодня хватит. Я у тебя засиделся, дела… Позвоню.

— Спасибо. Будем ждать звонка.

— Не благодари, это работа. Хотя личное тоже есть. Я был рад тебя видеть. Не дергайся. Кстати, это твой партнер? Чего не познакомил?

— Совсем зарапортовался. Извини… Знакомьтесь. Михаил Абрамович и… Слушай… Как тебя представить?

— Что, имя мое забыл?

— Николай… э… э…

— Не тужься… Петрович.

— Михаил Абрамович. Николай Петрович, прошу любить и жаловать, — патетически, чтобы скрыть смущение, поправился Родик. — Михаил Абрамович — мой заместитель. Я ему во всем доверяю. Есть у нас еще руководители подразделений. Одного из них ты должен помнить, это мой друг детства — Саша. Он жил в соседнем доме и часто у нас бывал.

— Такой кудрявый еврейчик?

Воцарилась напряженная тишина.

— Да не антисемит я! Это так, вырвалось. Я к евреям хорошо отношусь. Твоя мама, Пончик, тоже была еврейкой, а какой прекрасный человек! Я ее очень любил…

— Кстати, и другой руководитель у нас — Юрий Исаакович Розенблат — тоже еврей. Одна Серафима, может быть, русская, — еще не оправившись, съязвил Родик. — Кстати, и два подлеца, которые меня обманули, — евреи. Я очень интернационален. Это тебе, Николай Петрович, надо запомнить.

— Ладно, ладно… Забыли. На звонках, — скороговоркой произнес Мур и удалился.

— Ты чего завелся? Нашел время и место, — с испугом в голосе спросил Михаил Абрамович.

— Да не завелся я. Просто хотел немного поставить его на место, а то он, похоже, решил, что стал главным. Пусть думает в будущем…

33 глава

Кто за чем пойдет, то и найдет.

— Родик, поздравляю тебя с днем рождения! Желаю самого-самого! Целую!

— Спасибо, Окса. Как дела? Что в городе?

— Все по-прежнему. На площадях в центре митингуют. Говорят, что «вовчики» стали захватывать заложников, угрожают русским. Похоже, «вовчики» побеждают. Для них образовали на Памире автономию. Я в центр не ходила, но Сергей Викторович сказал, что там полно памирцев и мулл. Все возбуждены…

— Да, доиграются. Ты мою машину где держишь?

— В гараже. Иногда мы на ней ездим по делам, а так в основном стоит.

— Думаю, что настало время закрывать нашу транспортную артерию. Я позвоню Сергею Викторовичу…

— Он сам тебе позвонит. Хотел поздравить…

— Машину надо продать, Сергея Викторовича все же придется увольнять. Вообще все консервируй.

— У меня просьба — не торопись с увольнением. Я тут без него даже из дома боюсь выходить. Да и городской транспорт плохо работает.

— Так опасно? Я думал, что только митинги в центре… Я с Сашей общался, он говорил, что в нашем районе спокойно.

— Спокойно-то спокойно… Однако таджики целый день во дворах кучками сидят, не всегда здороваются. Среди них и «вовчики», и «юрчики». Они друг на друга-то бросаются, а мы для них вообще чужие стали. Нет прежней доброжелательности. По телевизору, правда, заверяют, что русских трогать не будут, но уже один раз заверяли. Мы в это не верим. Хулиганов молодых много появилось. Говорят, что квартиры стали часто грабить. Вообще обстановка неприятная. Даже не знаю, как объяснить… Смутно, что ли. В общем, я одна ходить боюсь.