«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы) - Андрей Платонов

Дорогой Александр Александрович!

Обращаюсь к тебе с просьбой. В свое время рукопись моей книги «У человеческого сердца» была на чтении в секретариате Союза. Я слышал, что ее читали Б. Горбатов[1084], Н. Тихонов[1085], А. Софронов[1086] и они, по моим сведениям, одобрили книгу к изданию, сделав свои замечания об ее улучшении. Затем рукопись была передана К. М. Симонову[1087], где она находится и посейчас. Я прошу ускорить решение вопроса относительно моей книги[1088] (дело продолжается почти два года). Я, конечно, не занимаюсь тем, что лишь ожидаю решения судьбы книжки, написанной прежде. В последние два года я работал над обработкой русского эпоса для Детиздата (гл[авный] редактор издания М. Шолохов, и он знает эту мою работу[1089]), написал пьесу «Ученик лицея»[1090], написал одну повесть «На земляных работах»[1091] (неудачную) и пишу новую «Вениамин Кузнецов»[1092].

Но все мои новые работы задержались окончанием, потому что я тяжело болею туберкулезом, болею вот уже почти два года и сейчас лежу в больнице. Я благодарю тебя за твою доброту, за ту помощь, которую я получил в прошлом году[1093]. Сейчас я получаю (до 1/VII т[екущего] г[ода]) по 750 р[ублей] в месяц в Литфонде[1094].

Теперь я все еще болен, и меня не выписывают из больницы, однако врач говорит, что в начале июня меня можно выписать из больницы, но с тем, чтобы я сразу поселился жить под Москвой, т[ак] к[ак] у меня легкие останутся больными и подорвана сердечная деятельность. Выехать же я никуда не могу; для этого надо снять жилище на лето, надо жить и кормить семью, – словом, надо иметь деньги. А я почти два года болею, работал от болезни недостаточно и впал в нужду, когда для меня еще возможно выздоровление. Конечно, если бы мои новые вещи – хотя бы не все – издавались скорее, я бы никогда не знал нужды, т[ак] к[ак] всегда стараюсь работать.

Я прошу еще, если моя просьба уместна, выдать мне пособие или ссуду на лечение[1095]. Беда моя в том, что я болею болезнью, от которой и умираешь долго, а если вылечишься, то лечиться нужно долго.

По выздоровлении я возмещу все расходы, понесенные на меня.

Глубоко уважающий тебя Андрей Платонов.

17/V 1949 г.

Впервые: Парламентская газета. 1999. 1 сентября. С. 5; Страна философов, 2000. С. 833. Публикация В. Перхина.

Печатается по автографу: РГАЛИ, ф. 631, оп. 15, ед. хр. 971, л. 119120 об.

{349} В секретариат Союза писателей.

22 июня 1949 г. Москва.

В Секретариат Союза Советских писателей.

Прошу рассмотреть и решить вопрос о продлении мне пособия по болезни, начиная с 1/VII 1949 г.[1096] По июнь включительно я получал пособие в Литфонде по.

750 р[ублей] в месяц.

Просьба моя вызвана тем обстоятельством, что я еще не излечился от болезни и не приобрел трудоспособности. До сих пор я лежал в больнице, и, несмотря на то, что ко мне применяли новые активные препараты для лечения туберкулеза[1097], болезнь удалось подавить лишь в небольшой степени и требуется продолжение лечения.

Андрей Платонов, член Союза совет[ских] писателей.

22/VI 1949 г.

Печатается по автографу: РГАЛИ, ф. 631, оп. 15, ед. хр. 975, л. 23.

1950

{350} А. Ф. Шестаковой.

1950 г. Москва.

В ред[акцию] «Правды» А. Ф. Шестаковой.

Обращаюсь к Вам с просьбой помочь мне получить лекарство[1098], необходимое мне для того, чтобы не умереть и жить[1099].

Сначала я должен сказать несколько слов о себе и о деле, которое представляет общий, т. е. всенародный государственный интерес, – для того, чтобы моя просьба была лучше понята.

Я инвалид Отеч[ественной] войны 1-й группы[1100], на войне потерял здоровье и заболел тяжелой формой туберкулеза. Дни мои были сочтены. В марте 1949 г. я погрузился в предсмертную агонию, в первых числах апреля доктор Ник[олай] Александр[ович] Верховский направил меня в Моск[овский] обл[астной] туб[еркулезный] институт (Н. Божедомка, 4)[1101], сказав, что будет лечить меня новым лечебным аппаратом и спасет мне жизнь. Врачи в Институте признали мое состояние безнадежным. Я понимал свое состояние и ожидал смерти. По указанию д[окто]ра Н. А. Верховского мне стали давать парааминосалициловую кислоту (ПАСК). Постепенно я начал приходить в себя. К концу апреля я прибавил в весе и стал самостоятельно ходить по палате. От смерти я был спасен и до сих пор живу. А туберкулезный процесс, с которым я поступил в больницу, должен был окончиться скорой смертью. Меня спас от гибели препарат ПАСК, который я принимаю и посейчас.

Кроме меня, в той же больничной палате лежал со мной юноша Москалев (20 лет), так же как и я безнадежно больной и умирающий. Его излечили ПАСКом, он выздоровел и на моих глазах стал здоровым человеком.

Д[окто]р Верховский вел эксперимент. Препарат ПАСК разработан коллективом работников под руководством доктора Н. А. Верховского, человека необыкновенно высокого таланта, одинаково сильного и в области научноисслед[овательской] работы, и в области организационной практики. Без него ПАСКа не было бы и теперь[1102].

Ему, главным образом, больные обязаны жизнью, и доктор Н. А. Верховский должен быть награжден высокими наградами нашего государства[1103], а имя его известным всем. Впервые он ввел в лечение против туберкулеза сильное средство, открытое и изготовленное у нас, впервые нанесен мощный удар по неизлечимому туберкулезу. Другие превосходные люди явились главными помощниками Н. А. Верховского. Они в первый раз изготовили целительный препарат и разработали технологию его производства[1104].

Эти люди принесли много жертв, не только трудились [предложение не окончено].

Печатается по черновому автографу: РГАЛИ, ф. 2124, оп. 1, ед. хр. 13, л. 7.

Шестакова Анастасия Федоровна – юрист, в 1949 г. – специальный корреспондент газеты «Правда» по Красноярскому краю, один из активных участников фабрикации «Дела» красноярских геологов 1949 г. Участие в этом процессе повысило статус журналистки в газете: в 1950 г. работала в отделе науки, курировала медицину. На ее имя также было написано письмо секретаря ССП А. Софронова (от 13 мая 1950 г.) с просьбой «оказать содействие и отпуск для тяжело больного туберкулезом писателя А. П. Платонова, инвалида Отечественной войны 1-й группы, лечебного аппарата, приготовляемого из облепихи» (РГАЛИ, ф. 2124, оп. 1, ед. хр. 13). Письмо хранилось в семейном архиве Платонова, возможно, осталось неотправленным.

Приложение

Андрей Платонов

Однажды любившие

Повесть в письмах

Предисловие собравшего письма

По-моему, достаточно собрать письма людей и опубликовать их – и получится новая литература мирового значения. Литература, конечно, выходит из наблюдения людей. Но где больше их можно наблюдать, как не в их письмах.

Я всегда любил почту – это милое крепкое бюрократическое учреждение, с величайшей бережностью и тайной влекущее открытку с тремя словами привета через дикие сопротивления климата и пространства!

Три вещи меня поразили в жизни – дальняя дорога в скромном русском поле, ветер и любовь.

Дальняя дорога – как влечение жизни, ландшафты встречного мира и странничество, полное живого исторического смысла.

Ветер – как вестник беспокойной вселенной, бьющий в открытое лицо неутомимого путника, ласкающий – как дыхание любимого человека, сопротивляющийся шагу и делающий усталую кровь веселой влагой.

Наконец, любовь – язва нашего сердца, делающая нас умными, сильными, странными и замечательными существами.

Я далек от теоретических подходов к таким вещам. Я полон участия к ним, и страсть сподвижничества, «приспешничества» и кровной заинтересованности заставляет меня убивать жизнь, которая могла бы быть более удачной, на переписку чужих писем, на смакование далеких от моего тела страстей.

В чем увлекательность и интерес любви для стороннего наблюдателя? В простом и недостаточно оцененном свойстве любви – искренности. Это сближает любовь с работой (от создания симфоний до кирпичной кладки) – и там и тут нужна искренность, т. е. полное соответствие действий внутреннему и внешнему природному устройству, иначе любовь станет деловой подлостью, а кирпич вывалится из стены, и дом рухнет. Природа беспощадна и требует к себе откровенных отношений. Любовь – мера одаренности жизнью людей, но она, вопреки всему, в очень малой степени сексуальность. Любовь страшно проницательна, и любящие насквозь видят друг друга со всеми пороками и не жалуют один другого обожанием.

Любовь совсем не собственничество. Быть может, брак – это социальное приложение любви – и есть собственничество и результат известных материальных отношений людей – это верно. Но любовь, как всякую природную стихию, можно приложить и иначе. Как электричеством, ею можно убивать, светить над головою и греть человечество.