«АПОЛЛОН-13» - Джеффри Клюгер

После запуска для выхода на траекторию свободного возврата медики скорректировали расписание дня, и экипаж должен был немедленно приступить к его выполнению. Было решено, что Хэйз будет спать первым, уединившись в командном модуле на 63-часовой отметке, т. е. четыре часа утра, вплоть до 69-часовой отметки, т. е. десяти утра. «Одиссей» сам по себе не обладал запасом кислорода, достаточным даже для одного спящего человека, но открытый люк между модулями позволял перераспределить воздух из лунного модуля. Пока Хэйз будет спать, Суиджерт и Лоувелл останутся на вахте, используя это время для отключения запасной системы связи и прочего оборудования, которое укажет «НАСА». Когда Хэйз проснется, он позавтракает, посовещается с товарищами о проблемах, возникших за время его сна, и будет стоять у штурвала, пока Лоувелл и Суиджерт не удалятся в командный модуль для отдыха с 70-часовой до 76-часовой отметки. В пять вечера экипаж в полном составе вернется на дежурство для подготовки запуска «ПК+2», намеченного на 8:40.

Как только Лусма передал экипажу инструкции медиков, сразу стало понятно, что соблюдать предписанное время сна будет проблематично. Хэйз проплыл через туннель в «Одиссей» и был ошеломлен: когда экипаж покинул безжизненный модуль, температура в нем оставалась на уровне 14 градусов, но за несколько прошедших часов стрелка термометра упала еще ниже. Он просунул голову в конусообразную вершину командного модуля и обнаружил, что изо рта идет пар от его дыхания.

Униформа экипажа – трико и свитер из Бета-ткани – не была разработана для согрева тела, так как температура в командном модуле должна поддерживаться на уровне 22 градусов. Хэйз тут же обхватил себя руками и оттолкнулся в направлении кресла, чтобы забраться в спальный мешок. Однако тонкая ткань мешка предназначалась лишь для удерживания невесомых рук и ног, чтобы во время сна астронавт случайно не задел какой-нибудь переключатель. Хэйз вытащил мешок, застегнулся в нем и устроился как можно глубже в своем кресле. Но, даже укутавшись в несколько слоев ткани, он не мог заснуть от дрожи, стараясь не касаться холодных переборок корабля.

Кроме падающей температуры «Одиссея» еще беспокоил и шум. Через открытый между кораблями люк проникал не только воздух, но и звуки. Если работа вентиляционной системы ЛЭМа или периодически включающиеся реактивные стабилизаторы не разбудили спящего человека, то дело довершали громкие переговоры Лоувелла и Суиджерта, которые пытались перекричать помехи на линии связи с Землей. Хэйз, про которого в отряде астронавтов говорили, что он способен спать где угодно и в каких угодно условиях, честно боролся с шумом из люка, но, наконец, в шесть утра – за два часа до подъема – отказался от борьбы, выполз из спального мешка и проплыл через туннель в ЛЭМ.

– Что это значит? – спросил Лоувелл, взглянув на часы, когда Хэйз появился между ним и Суиджертом, опустившись через потолок «Водолея».

– Это значит, что там очень холодно, – проворчал Хэйз, протягивая руку к пищевому пакету, который ранее принес Суиджерт, и апатично открывая его, – Очень холодно и очень шумно. Вы, ребята, можете попытаться, но я бы не рассчитывал на долгий отдых.

Теперь, когда в семь утра воцарилось затишье из-за временного отключения связи с Землей, Лоувелл прикрыл глаза, и на него навалилась усталость. Он знал, что на Земле Золотая команда Джеральда Гриффина сменила Черную команду Глинна Ланни, и хотя бы немного выспавшиеся операторы принимали терминалы от уставших операторов, несших вахту на протяжении всей ночи. Даже Джека Лусму, который проработал две смены подряд на посту КЭПКОМа, наконец, сменил астронавт Джо Кервин.

Лоувелл был рад новой команде, но свежим людям Гриффина этим утром придется работать с тремя астронавтами, которые более сонные и, без сомнения, более раздражительные, чем любой другой экипаж. Лоувелл сказал самому себе, что он постарается сохранить уравновешенность, но Земля должна сделать скидку на их усталость.

– Водолей», это Хьюстон, – неожиданно проскрипел голос Лусмы ему на ухо, – А как теперь вы меня слышите?

Лоувелл вздрогнул и открыл глаза.

– Мы все еще слышим много помех, – устало сказал он, – Шум, похоже, означает, что…

– Я не расслышал последнюю фразу, Джим.

– Я-сказал-у-нас-пока-шумы, – ответил Лоувелл громко и медленно.

– У нас тоже.

– Вы хотите, чтобы мы сохраняли текущую конфигурацию оборудования? – спросил Лоувелл.

– Подождите пару минут, Джим, – ответил Лусма, – Мы оценим ситуацию.

И в этот момент, что не удивило Лоувелла, холод, помехи и неопределенный совет КЭПКОМа переполнили чашу терпения.

– Я скажу вам, что нам надо, – рявкнул Лоувелл, – Вы должны попытаться устранить эти проблемы. Если вы не передадите нам нужные процедуры, тут все накроется.

Это нельзя было назвать руганью, но в контексте прямого эфира линии связи это было пламенное обращение, которое Хьюстон заслужил. Лоувелл посмотрел на своих товарищей, и те кивнули в знак одобрения. Лусма оглянулся на людей, окружающих его терминал, и те отреагировали так же. И он и Лоувелл знали, что передача на корабль процедур дальнейших действий экипажа была именно тем, чем сейчас занимался КЭПКОМ. И оба знали, что командир это понимал. Лоувелл, как и его корабль в эту ночь, просто выпустил пар – события последних десяти часов давали для этого хороший повод.

Лусма посмотрел через плечо на Кервина, который ждал, чтобы сменить его. Он подумал, что сейчас самое время передать микрофон. Он пожал плечами, встал, выдернул штекер своих наушников и подвинул свое кресло Кервину. Кервин подключил свои наушники к терминалу, сел и приветливо, как только мог, обратился в эфир.

– Джим, – вызвал он, – как связь?

– Ну, – проворчал Лоувелл, но, почувствовав смену голоса, смягчил в ответ и свой тон, – все еще много фоновых помех.

– Хорошо, мы внимательнее отнесемся к этому, – пообещал Кервин, – но тебя мы теперь слышим превосходно.

– Я понял, – уныло произнес Лоувелл и снова закрыл глаза.

Командир больше ничего не сказал в ответ на небольшое оживление, которое внес Кервин. Если теперь канал связи чист, то это прекрасно. Но эта удача Земли, как и многие другие, была временной. Скоро, думал Лоувелл, связь снова разладится наряду с другими системами, кто его знает, какими.

Он открыл глаза и посмотрел на светло-серую гипсовую Луну, до которой оставалось меньше сорока тысяч миль и которая почти заполняла собой его треугольный иллюминатор. В соответствии с первоначальным полетным планом сегодня они должны были посадить спускаемый модуль на поверхность этого гигантского тела. Но этого, конечно, сейчас не произойдет, и, по крайней мере, для Лоувелла, возможно, не произойдет никогда. Он был над этим небесным соседом дважды и знал, что его шансы вернуться сюда малы. Его интересовало, полетит ли сюда кто-то еще, если они со Суиджертом и Хэйзом не смогут вернуться домой.