Лион Измайлов - Лион Измайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы думаете, если вы артист, значит, вам все можно?
— Нет, я так не думал.
— Я так и знала, что вы такой.
— Да я не такой, — пытался оправдаться Синичкин.
— Это у вас там с артистками такая привычка, чуть что, сразу целоваться.
— Да я ни с одной артисткой в жизни не целовался. Только один раз с циркачкой, но она же не артистка была, а наездница. Она на лошадях ездила.
— Да как вам не стыдно, — возмущалась Надя, — что вы несете, только послушайте, — и дальше Надя говорила уже учительским голосом и как по-писаному: — Взрослый человек, а такие глупости говорите. Да как вы могли так поступить?
— Но я люблю вас, — внезапно сказал Синичкин. В эту минуту он искренне верил в свои слова.
— Как же вам не стыдно говорить такое! Вам, наверное, кажется, что любить можно сразу двух Вы ведь женатый человек!
— Я не женат! — закричал Синичкин.
— Как не женат?! Да вся страна знает, что вы женаты, а вы из меня дурочку делаете.
— Но я развелся, клянусь вам, я развелся.
— И все равно, не имеете права, не имеете, — повторила Надя. Сама не совсем понимая, на что Синичкин имеет права, Надя повернулась и убежала.
И Синичкин остался в недоумении. На что он не имеет права? Непонятно. Не имеет право разводиться или любить Надю?
Синичкин вернулся в свою комнату. Томился, ждал Семенова. Хотелось поговорить, поделиться. Из-за окна послышались какие-то шорохи, приглушенные голоса. Мерно накатывали волны. Смешок раздался по аллее. Все это еще больше возбуждало Синичкина, и он не мог спать и ждал как брата, как лучшего друга Семенова. И тот наконец явился, перемазанный помадой, и тут же сказал:
— Не мужское это дело о женщинах рассказывать, так что извини и даже не спрашивай. Ни слова, друг, ни слова.
— Да я и не спрашиваю, — сказал Синичкин, — просто хотел с тобой посоветоваться.
— Только не рассказывай, потому что не мужское, брат, это дело, о женщинах говорить.
Но Синичкин уже говорил:
— Ты пойми, она убежала, я ее, наверное, обидел. Но что делать, ты скажи, ну что, я действительно понравиться не могу?
— Вот о тебе я говорить согласен, а о женщинах не мужское дело говорить. Ну так и быть, я тебе скажу. Таисья — женщина класс. Ну я тебе скажу, женщина так женщина. Только о женщинах ни слова.
А тебе я так скажу. Любишь — женись. А я человек женатый. У меня знаешь жена какая. Она ежели чего — то все. Конец. Крышка. Ну Таисья, — и Семенов даже глаз прищурил, — а до моей все равно далеко. Но я так тебе скажу, каждая женщина — это загадка. Вот чего ты в ней нашел — неизвестно. А она в тебе — непонятно. Две загадки в одно время… Но о женщинах ни слова. А Надюха, я тебе так скажу, она человек. Мне и Таисья сказала, Надьку в обиду не дам. Ты там не того? — подозрительно спросил Семенов.
— Не того, — пробурчал Синичкин.
— То-то, а то знаешь, у вас, артистов, сегодня одна, завтра другая.
— Где уж нам, — сказал Синичкин.
И в то же время Таисия и Надя в своей комнате обсуждали свои отношения.
— Ну как твой? — спрашивала Таисия, и, как только Надя собиралась ответить, та продолжала: — Мой сурьезный мужчина, честный. Сразу говорит, я женат, и точка. Видала, мог бы ведь баки позабивать. Они же на юге все неженатые. А этот нет, говорит, люблю жену и точка. Ну твой-то, твой-то что?
Не успевала Надя открыть рот, как Таисия продолжала:
— Обхождение у него натуральное. Ну я тебе скажу, сурьезный мужик. Хочешь, говорит, к тебе в командировку потом приеду. Фотокарточку жены показал, ничего женщина, тоже сурьезная. И говорит, люблю ее, и все. Вот что значит честный человек. Не то, что некоторые навешают лапшу на уши, а ты реви потом. Твой-то ничего? Ты смотри, Надюха, они же до того хитрые. И где ж у них справедливость спрятана, никто не знает. Но что ни говори, а я мужиков уважаю.
На том разговор и закончился. И, уже погасив свет, Надя сказала:
— А глаза у него серые, как Черное море.
На следующий день в столовой Надя даже не поздоровалась с Синичкиным. И даже не взглянула в его сторону. Напротив, Таисия на Семенова бросала яростные взгляды.
Для Синичкина день тянулся занудно. Семенов все убегал к Таисии, о чем-то с ней говорил с серьезной миной или шутил и Наде бросал:
— Ну, Надюха, ты даешь, присушила парня, просто нет сил.
На пляже Синичкин попытался было поймать Надин взгляд, но она тут же отвернулась, и после обеда Синичкин улегся спать и вставать не хотел до самого ужина. И суетящийся Семенов со своими бодрыми возгласами: «Не горюй, паря, все будет по первому классу», — действовал на нервы.
Однако перед ужином Семенов уже обеспокоился и говорил серьезно:
— Ты что, Леонид, занемог, что ли?
— Да, слегка, — отвечал Синичкин.
— Ну встряхнись, выступать-то надо, — беспокоился Семенов.
— Надо, — согласился Синичкин.
Синичкин думал, что Надя и на вечер не придет. Но Надя на встречу с популярным артистом пришла.
Вообще настроение у всех было приподнятое. Перед входом толпились дети, которых не пускали в зал, но потом, конечно, всех впустили.
Синичкина трясло, он никогда в жизни не выступал перед таким залом и в такой роли. То есть он выступал в своем деле, в конкурсах, но там он, несмотря на волнение, был уверен в себе. А здесь просто пытка. Хорошо еще, Семенов сопровождал Синичкина на эту общественную экзекуцию.
— Крепись, Леонид, — поминутно говорил он. И в сторону окружающим: — Вот это артист! Сколько лет на сцене, а перед выходом волнуется. Не боись, Леня, все сбудется.
Вечер был организован традиционно. Вышел культработник, объявил, с кем сегодня встречаются зрители. То есть объявил все, что только можно: и лауреат премии, и народный артист, и заслуженный деятель — полный набор. Зрители, естественно, бурно аплодировали. Затем пошли ролики, то есть фрагменты из фильмов, а потом на сцену под гром аплодисментов вышел сам «Куравлев». Выход «Куравлева» культурник сопровождал криками в микрофон:
— Нет, это
