Мыс Доброй Надежды - Елена Семеновна Василевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тат, смотри! — перебила Валя и высоко подняла белый конверт.
— Получила? Ну, и что пишут?
— Пятого на экзамены.
— В сельскохозяйственный техникум подала. Агрономом будет, — не то радуясь, не то огорчаясь, объяснил Антось Опенькину.
— От и добре. Подучится — и опять сюда, в свой колхоз, — уверенно сказала Мальвина.
— Мало времени осталось, проглядеть надо кое-что по учебникам. Не оплошать бы там на экзаменах, — забеспокоился отец.
— Все уже повторила. Схожу сейчас на поле, посмотрю, как у нас с капустой.
— Без тебя, поди, мать, не управятся. Лучше, как отец говорит, книжки почитай, — советовала Мальвина, не поняв Валиного настроения.
А той хотелось, чтобы все в деревне узнали, какое письмо она получила.
— Нет, схожу часика на два. Ну, Снежок, прощай. — Валя прикрепила к его рогам кленовую ветку.
— Красивая дочка у вас растет, — глядя ей вслед, сказал Опенькин.
Тоненькая, с непокрытой темной головой, она шла по узенькой полевой стежке, и лен расступался перед ней легкими голубыми волнами. Красный ситцевый сарафан издалека казался живым колышущимся цветком.
— Девчонка совсем еще, — впервые увидев дочь такой, какой стала она за этот год, не захотел расставаться с ее детством отец.
Вступительные экзамены прошли хорошо. В техникуме Валя взяла справку о зачислении, получила направление в общежитие и вдобавок еще узнала, что получит повышенную стипендию.
Когда она вернулась домой за вещами, на нее уже смотрели как на человека самостоятельного, можно сказать, вышедшего на собственную дорогу.
Вале было и радостно, и немножко грустно.
В последнюю свою ночь в отцовском доме она обняла за плечи Леньку и так, как бы это сделала мать, стала уговаривать:
— На зимние каникулы я приеду обязательно, а на Октябрьские, может, вы с отцом ко мне выберетесь. Ты пиши мне. И Просю не задирай. Лучше смолчи.
— Если б ты была… — тоскливо перебил Ленька.
— Я же буду. Кончу техникум и вернусь.
— Долго еще, — не выдержал и заплакал Ленька. — Она будет меня попрекать всем.
— Не будет. Она не злая. Не вредная. Только ты слушайся. У меня плохой характер, я смолчать не могу, а ты смолчи. Потом будем с тобой жить вместе всегда…
Они так и заснули, обнявшись, на узкой Ленькиной кроватке.
1954
МОЙ ПАПА ПРИЕХАЛ
I
Даша Петровская собиралась в командировку. Задание редакции сразу же захватило ее, и, поглощенная мыслями о поездке, о том, что ей предстоит сделать, она собирала свои немудреные дорожные пожитки.
В дверь постучали, и вошла соседка Воронова, жена Дашиного приятеля по редакции.
— Снова в путь-дорожку? — спросила та, останавливаясь на пороге.
— Снова, Галина Васильевна, снова! — Даша закрыла чемодан. — И знаете куда? В Москву!
— Повезло тебе. В театры походишь. И надолго?
— На три недели. Очень интересное и серьезное задание. Я хотела попросить вас, Галина Васильевна, приглядите, пожалуйста, за Маринкой. Чтобы Надя спать вовремя укладывала, вовремя из садика забирала. А я на всякий случай оставлю свой московский адрес.
Дашина соседка была лет на десять постарше, мать троих детей.
— Езжай и ни о чем не тревожься, присмотрим за Маринкой, — пообещала она Даше.
Закончив сборы, Даша стала одеваться.
— Модница ты, все у тебя какое-то особенное, все со вкусом сделано, — искренне позавидовала Галина Васильевна, любуясь новым Дашиным пальто.
— Люблю, грешница, тряпочки, вещички новые, — со смехом призналась та.
— А кто из нас, из женщин, не любит? Только не каждая умеет, — заметила соседка.
— Что ж, по доброму старому обычаю присядем на прощанье, чтоб поездка моя удалась. — В глазах Даши светилась улыбка.
— Для такого дела надо, — с готовностью присела на стул Воронова.
— Ну, пора и отправляться. — Даша взглянула на часы.
— Ни пуха тебе, ни пера.
— Спасибо не говорю — не положено… Будьте здоровы, Галина Васильевна. Еще раз прошу: не забывайте Маринку. Я не буду в детсад заезжать — расплачется: «С тобой хочу…»
II
…Беда случилась на третий день после Дашиного отъезда. Утром Маринка, веселенькая, здоровая, пошла в сад. По дороге забежала еще к своим дружкам, «маленьким воронятам», как в шутку называла своих ребят Галина Васильевна. Она с удовольствием ущипнула тугую румяную щечку девочки и ласково подтолкнула к двери:
— Беги скорей, опоздаешь. Да смотри за Надю держись, когда улицу переходишь.
Но Маринка уже ничего этого не слышала. Пушистым белым медвежонком, визжа, припустилась с лестницы.
Под вечер в квартиру Даши позвонили из сада — заболела Маринка. Высокая температура и рвота.
Надя, домработница Дашина, тут же прибежала к Вороновым:
— Что делать?
Те в это время обедали.
— Сейчас вызову по телефону такси, и поедете обе в сад, — отставил в сторону тарелку Воронов.
— Постой, Ваня, — в замешательстве сказала жена, — еще неизвестно, что у нее. А вдруг заразное? У нас же в доме у всех дети…
— Правда… Тогда ты не езжай, ты ближе к ребятам. Поеду я с Надей.
— Правильно, поезжай ты. Там наверняка будет врач. Все узнаешь.
— Зачем вам врач? Вот он, собственной персоной. — В комнату вошел высокий, плечистый человек лет тридцати пяти в военном — майор медицинской службы.
— Как ты кстати, Платон! — обрадовалась Галина Васильевна. — Захворала девочка, дочка нашей соседки. В детсаду. А мать в командировке. Не знаем, что и делать.
— История невеселая. — Платон снял шапку и вытер лоб. — Лучше всего мне ехать туда с кем-нибудь.
— Пожалуйста, Платон. Ваня с Надей тоже поедут. — Галина Васильевна была взволнована.
Майор взглянул в угол у шкафа, где стояла Надя, и поздоровался.
— Если у девочки рвота и высокая температура, не советовал бы Ивану ехать. Мы вдвоем справимся, — показал он глазами на Надю. — Болезнь не установлена, и вам обоим при наличии такой вот гвардии, — Платон кивнул в сторону трех вороновских мальчиков, притихших за столом, — не стоит рисковать. Подождите, выясним, в чем дело. А такси вызывайте сразу.
Платон Лагода был двоюродный брат Воронова. Он недавно возвратился из заграничной командировки и сейчас воспользовался отпуском, чтобы навестить брата, которого не видел несколько лет. Служил он в Ленинграде, жил с матерью и двенадцатилетней девочкой-племянницей, дочерью погибшего на войне брата. Да и жена брата вскоре умерла. Самому жениться, как Платон говорил, все недосуг было. «Времени не выкрою», — отшучивался он, когда приставали с расспросами.
Лагода любил свой старый город на берегу большой реки. Там прошли его детство, юность. Отсюда, прямо из института, в сорок первом и ушел на войну.
Может,
