Клетка из костей - Таня Карвер

— Брось эти игры, Майкл. Давай просто поговорим.

Крик.

Тень отделилась от стены и понеслась прямиком на него. Микки не успел сообразить, что происходит, как Фентон с нечеловеческим воплем повалил его и вцепился ему в лицо, пытаясь вырвать глаза.

Микки крепко зажмурился. Настал его черед кричать.

Ухватив Фентона за запястья, он попытался оторвать его руки от лица, но не смог.

Боль становилась невыносимой. Пришло время для радикальных мер.

Обхватив указательный палец Фентона обеими руками, он надавил на него, как на рычаг. И давил, пока не услышал щелчок.

Фентон издал звериный вопль. Боль в глазах стала слабее. Обхватив шею противника левой рукой, Микки вогнал правый кулак в его лицо.

Фентон упал на спину.

Микки с трудом поднялся. Глаза полыхали болью. Фентон уползал от него.

— Отстань! Убирайся!

— Ну же, Майкл, кончай… — бормотал Микки, идя за ним. Фентон обернулся, встал на ноги и побежал в обратную сторону. Микки не успел перехватить его и бросился следом.

Увидев, что за ним гонятся, Фентон снова сменил направление — и споткнулся о спайку между контейнерами.

Микки попытался схватить его, но не смог.

Падая, Фентон протянул руку, стараясь за что-нибудь удержаться, но ему, как на беду, попался лишь влажный электрический кабель, который, оторвавшись от потолка, потянулся вслед за ним.

— Нет! — крикнул Микки. — Не надо!

Старый, с поврежденной изоляцией кабель упал в лужу. Фентон закричал.

Микки не мог на это смотреть.

Он отвернулся, с отвращением вдыхая чудовищный запах паленого мяса и волос. Провод искрил, гудел и извивался. Микки бросился к лестнице.

Ему хотелось уйти как можно дальше от Фентона. И от «Сада».

— Уходим… Уходим отсюда… Идем…

Опираясь на Марину, Фил кое-как добрел до клетки, бросил на землю нож, которым перерезал Садовнику горло, и принялся развязывать ремешки, чтобы открыть дверь. Финн непонимающе уставился на него. Фил улыбнулся, хотя улыбка эта стоила ему больших усилий.

— Я ведь говорил, что я твой друг, — сказал он. — Я же обещал тебя спасти.

И мальчик впервые изобразил хоть какое-то подобие улыбки. Он боялся поверить ему, он истово на него надеялся.

Фил остановился.

— Прости, я…

— Ты потерял много крови, — сказала Марина, — еще упадешь в обморок. Давай лучше я.

Она принялась развязывать последние узелки, а Фил ухватился за решетку, чтобы не упасть. Его нестерпимо клонило в сон. Тело умоляло: «Дай мне отдохнуть». Но он героически сражался с дремотой.

У противоположной стены качнулась чья-то тень.

Фил заморгал, присмотрелся.

И узнал Гласса.

В руке тот сжимал пистолет.

«Наверное, галлюцинации, — подумал Фил. — Порождение затуманенного сознания».

— Отойди от клетки! — приказал Гласс.

Марина повиновалась.

— Как ты сюда попал? — спросила она.

— Через дверь, — ответил Гласс, как будто разговаривал с ребенком. — Эта комната находится прямо под гостиничной часовней. Раньше здесь… ну, не знаю… прятали роялистов от пуритан… или что-то в таком духе.

— И Садовник все это время был здесь.

— С тех пор как обитателей «Сада» выгнали из дома. И это все моя заслуга! Если бы не я, им некуда было бы податься.

— Значит, ты организовал их исчезновение.

Он улыбнулся.

— Да. Пришел, предупредил. Предложил план побега. И выдвинул свои условия.

— Какие же?

— Я хотел стать одним из них. Старейшиной. Потому что в них уже тогда был виден потенциал. И они быстро переняли мои идеалы.

— Значит, все дело в деньгах? В деньгах и только?

Гласс пожал плечами.

— Не только. Есть еще власть. Влияние.

— Ты предал свою профессию. Продался.

— Я тебя умоляю… Кем бы я иначе стал? Доном Бреннаном? Никому не нужным стариком? Или им? — Он указал на Фила. — Ну уж нет! Старейшины позволили мне стать тем, кем я всегда хотел быть. Хотел — и знал, что смогу. И должен был стать. Они сотворили меня. Но ты не поймешь, слишком узко мыслишь. Слишком ты скучный человек. Вы, психологи, только тем и занимаетесь, что превращаете возвышенное в будничное. — Не давая ей ответить, он продолжил: — Но я не затем сюда пришел, чтобы разговаривать о прошлом. Я устремлен в будущее.

— И в мое… тоже? — с трудом произнес Фил.

— У тебя никакого будущего нет, — отрезал Гласс. И только сейчас заметил Садовника, распростертого на полу в луже крови. — Вижу, этот вопрос ты уже решил за меня. Что ж, мне будет меньше хлопот. Само собой, живыми я вас отсюда не выпущу.

Фил пытался придумать ответ, но мозг отказывался работать. Поэтому заговорила снова Марина.

— Сдавайся, Брайан, — посоветовала она. — Тебе конец.

— Замолчи и отойди от клетки. Не то пристрелю.

— И так ведь пристрелишь. Твоя песенка спета, Брайан. Пока мы тут болтаем, ОБОП перехватывает твой груз на складе. Микки тоже там. — Она покосилась на часы. — Как раз закончили, наверное.

— Ты лжешь! — выпалил Гласс.

— Конечно, Брайан, лгу. Я это все сочинила. Просто чтобы проверить тебя. Такие уж мы люди, психологи.

Дыхание Гласса участилось. От былой самоуверенности не осталось и следа. Он чувствовал себя пойманным в ловушку.

— Но я все равно… могу… я могу… скажу, что это я… — Он указал стволом пистолета на Садовника. — Сволочи, сволочи проклятые… — Руки его дрожали. — Вы все… вы все испоганили…

Он направился к ним. Переступил через труп Садовника, через перевернутый алтарь. Фил отмечал его перемещения остатками угасающего сознания.

— Опусти… опусти пистолет, Гласс, — пробормотал он.

— Заткнись!

— Может, просто уйдешь? — предложила Марина. — Мы тебя держать не станем.

— Да ну? Какие молодцы!

Марина, поддерживая Фила, отступила от дверцы клетки.

— А ну, ни с места!

Гласс положил палец на спусковой крючок.

— Ты бы уже определился: то «отойди от клетки», то «ни с места». Ради всего святого, Брайан, чего ты хочешь?

Он промолчал.

— Ну же, Брайан, прояви хоть какую-то последовательность. Ты ведь человек дела, а не слова. Прирожденный лидер. Ты должен выражаться четко, чтобы люди понимали тебя и слушались. — Она сделала шаг к нему. — Так лучше? Или мне все-таки отойти? Выбирай, Брайан.

Фил озадаченно наблюдал за Мариной. Она словно нарочно провоцировала Гласса. Но зачем? Пистолет она отобрать не сможет, он сильнее. А Фил не может ей ничем помочь. Зачем лезть на рожон? Он же прикончит ее не задумываясь!

Гласса явно раздражали ее слова. Он растерялся. И не заметил, что сзади к нему подбирается Финн.

Мальчик умудрился незаметно выскользнуть из клетки — незаметно для всех, кроме Марины. И подобрал оброненный Филом нож. Пока главный инспектор недоуменно выслушивал Маринины провокации, мальчик подошел к нему вплотную.

— Так что же? Определился? Или мне всю ночь перед тобою бегать?

— Заткнись! Заткнись!

Обхватив Гласса сзади, Финн вонзил лезвие ему прямо между ребер. Изо всей силы. Глубоко.

Глаза главного инспектора полезли на лоб. Две мишени. Два яблока на белых блюдцах. Он выронил пистолет. Финн вытащил лезвие и вогнал его снова. Гласс вздрогнул. И снова.

Осознав, что произошло, Гласс взвыл.

Марина увидела, что Финн занес нож для нового удара.

— Хватит, — попросила она. Мягко, но решительно.

— Он… — прошипел Финн. — Он держал нас… Он обижал маму… обижал меня…

— Больше он никого не обидит. Брось нож, Финн. Пожалуйста.

Финн послушался.

— Молодец. Иди сюда.

И она крепко обняла мальчика.

Гласс рухнул на пол.

Фил посмотрел на Гласса, перевел взгляд на Садовника, с него — на Марину и Финна. Нахмурился.

— Так поступают все матери, — сказала Марина. — Борются за свои семьи.

И мир для Фила подернулся пеленой.

Часть 4

Весеннее пробуждение

— Ну наконец-то! Сколько на твоих?

Микки улыбнулся.

— Вижу, тебе уже значительно лучше.

Анни сидела на больничной койке, опираясь на гору подушек. Одно плечо по-прежнему было перевязано. Она улыбалась и, если не считать редких гримас, производила впечатление человека отдохнувшего. Микки сел рядом. Анни отложила любовный роман, который читала до его прихода.

С той ночи в Харвиче прошла уже почти неделя. Почти неделя с той ночи, когда Микки воочию убедился, на что иные люди готовы пойти, чтобы поработить других. Он всякого, конечно, насмотрелся, такая уж у него работа, но это…

В ту ночь он не смог уснуть, пока не подлечил нервишки бутылкой виски. Проснулся он с чудовищным похмельем и осознанием того, что это все — все, что он лицезрел, — действительно имело место.

И твердо решил многое изменить…