Легенды Западного побережья (сборник) - Урсула Ле Гуин

Грай хотелось побольше узнать о группе повстанцев, но Лорд-Хранитель то ли не мог, то ли не хотел рассказывать об этом более подробно. Оррек все это время молчал, явно о чем-то размышляя, а потом вдруг спросил:

— А сколько в Ансуле альдов — в городе, я имею в виду? Тысяча, две?

— Более двух тысяч, — ответил Лорд-Хранитель.

— Немного. Горожан куда больше.

— Зато альды отлично вооружены и очень дисциплинированны, — заметила Грай.

— Да, конечно. И к тому же хорошо обучены, — кивнул Оррек. — Что ж, это дает им определенное преимущество… И все же… Ведь все эти годы… И тут я не выдержала:

— Мы боролись! Мы сражались с ними на каждой улице, мы продержались целый год — пока они не прислали новую армию, в два раза больше прежней, и стали убивать, убивать, убивать…. Иста рассказывала, что сразу после сдачи города каналы были доверху забиты мертвыми телами. Там даже вода не текла…

— Мемер, я знаю, что враги вторглись в вашу страну и насильственно вас поработили, — попытался остановить меня Оррек. — У меня и в мыслях не было подвергать сомнению мужество твоих соотечественников!

— К сожалению, мы действительно не воины, — вздохнул Лорд-Хранитель.

— А Марра и Адира! — запротестовала я.

Он быстро повернул в мою сторону голову и на мгновенье задержал на мне свой взгляд.

— Я же не говорю, что среди нас не может быть героев, — возразил он. — Просто в течение многих веков мы любые свои проблемы старались решать с помощью переговоров, диспутов, голосования, заключения сделок. И даже если между нами возникали серьезные разногласия, то и тогда мы вели споры с помощью слов, а не мечей. У нас нет и никогда не было привычки к жестокости. А напавшие на Ансул армии, казалось, не имеют конца… Они все получали и получали подкрепление, и никто не мог сказать, сколько еще будут продолжаться в Ансуле бойни и грабежи. Мы совсем упали духом, утратили всякую надежду. Нам действительно был нанесен страшный ущерб, и мы были сломлены.

И Лорд-Хранитель поднял и показал нам свои искалеченные руки. Лицо у него было каким-то странным, будто перекошенным, а глаза вдруг стали очень, очень темными.

— Ты правильно сказал, Оррек: у них действительно есть определенные преимущества, — снова заговорил Лорд-Хранитель. — То, что у них один царь, один бог и одна вера, дает им возможность действовать как единое целое. Они очень сильны. И все же их можно разъединить, ибо и среди них есть инакомыслящие. А наша сила в том, что нас гораздо больше. Нас великое множество! И это наша земля, святая земля! И здесь вместе с нами живут наши боги и духи наших предков — мы среди них, как и они среди нас. Мы терпим страдания вместе с ними. Да, нам нанесен огромный ущерб, мы ослаблены, ибо в течение долгого времени были порабощены безжалостным врагом. Но уничтожить нас альды смогут только в том случае, если сумеют уничтожить наши знания.

Лишь через два дня после этого разговора, когда мы снова отправились на площадь Совета, я сумела выяснить, почему Грай так на меня посмотрела, сказав: «Мы могли бы послушать, что на сей счет говорят во дворце». Она хотела, чтобы я, то есть не я, а «конюх Мем», попыталась разговорить мальчишек, прислуживавших на конюшне, или молодых воинов, которые слонялись возле шатра, надеясь услышать Оррека.

— Держи ушки на макушке, — сказала она. — Поинтересуйся у них, каков этот новый ганд, что теперь правит в Медроне. Спроси, знают ли они о Пасти Ночи. В прошлый раз, кстати, ты довольно долго беседовала с каким-то мальчишкой.

— А, с тем прыщавым, — сказала я.

— По-моему, он тебе симпатизирует.

— Он хотел узнать, не продам ли я ему свою сестру для любовных утех! У него только и разговоров что об этом! — возмутилась я.

Грай только присвистнула тихонько и шепнула:

— Ничего, потерпи, так надо.

Лорд-Хранитель тоже говорил, что нужно потерпеть. И я восприняла это как руководство к действию, как приказ. Ладно, я подчинюсь. Я потерплю, если надо.

На этот раз, когда ганд вышел из большого шатра навстречу Орреку, Иддора и жрецов с ним не было. Но стоило Орреку начать декламировать, как где-то внутри шатра послышался шум, громкое многоголосое пение, грохот барабанов — жрецы, похоже, отправляли какой-то обряд. Свита ганда явно встревожилась. Одни просто пожимали плечами, другие возмущенно перешептывались. Сам же Иораттх сидел с абсолютно невозмутимым видом и внимательно слушал. Когда Оррек закончил очередную песнь и умолк, ганд жестом велел ему продолжать.

— Но я не хотел бы проявлять неуважение к тем, кто занят богослужением, — возразил Оррек.

— Это отнюдь не богослужение, — сказал Иораттх. — Это откровенное проявление неуважения ко мне и моему гостю. Так что будь добр, поэт, продолжай.

Оррек поклонился и стал декламировать отрывок из очередного героического сказания альдов. Затем Иораттх велел принести ему стакан воды и завел с ним беседу, к которой присоединились и некоторые придворные. Я же, подчиняясь данному мне приказу, скользнула через двор к конюшне, возле которой в тени собралась довольно большая группа молодых слуг и воинов.

Там же был и Симме. Он сразу подошел ко мне, и только тут я обратила внимание на то, какой он широкоплечий и сильный, гораздо крупнее и выше меня. Вокруг прыщей на щеках и подбородке у него вились тонкие длинные волоски — будущая борода. Альды вообще куда более волосаты, чем мои соплеменники, и многие из них носят бороды. И все же, увидев, как — почти раболепно! — Симме меня приветствует, стараясь мне понравиться, я подумала: да он же совсем еще мальчишка!

Что я знала на свете — только свой город да свой дом. Ну, и еще книги. А Симме немало странствовал вместе с войсками и теперь, как взрослый, проходил обучение в армии, но я хорошо понимала: я знаю гораздо больше, чем он, и я куда упрямее и тверже. И он тоже это понимал.

Вот почему мне было так трудно его ненавидеть. Это нормально — ненавидеть тех, кто сильнее тебя; в этом, по-моему, есть даже нечто добродетельное. Но негоже ненавидеть того, кто тебя слабее. Все равно что лежачего бить.

Симме явно понятия не имел, с чего начать разговор, и мне сперва показалось, что у нас вообще никакого разговора не получится. Но потом мне пришло в голову спросить его о том, что мне и в самом деле хотелось узнать:

— А где ты слышал то, о чем говорил в прошлый раз? Кто рассказал тебе всю эту чушь насчет храмовых проституток?

— Не помню, кто-то из старших, — смутился он. — Мне многие говорили, будто у вас, язычников, есть такие храмы, где устраивают настоящие оргии, и в них участвуют жрицы какой-то вашей богини, вернее, дьяволицы. Как раз она-то и заставляет мужчин заниматься любовью со жрицами, понимаешь? Впрочем, и сами ее жрицы готовы заниматься этим с кем угодно, хоть с первым прохожим. И всю ночь.

Он даже повеселел при мысли о такой возможности.

— Нет у нас никаких жриц, — ровным голосом сказала я. — И жрецов тоже нет. Мы своим богам сами поклоняемся.

— Тогда, может, это были просто женщины, которые в храм ходят? А та дьяволица заставляет их всю ночь заниматься любовью с кем попало.

— Да разве могут люди внутрь храма попасть? — презрительно усмехнулась я.

Для жителей Ансула «храм» — это обычно маленькая уличная святыня, установленная где-нибудь на перекрестке или напротив какого-то дома; нечто вроде алтаря, посвященного одному из наших богов. Почти такие же алтари устроены и у нас в домах, в неглубоких нишах. И «богослужение» у нас осуществляется достаточно просто: нужно всего лишь коснуться края такой ниши и произнести слова благодарности тому или иному богу или положить, скажем, цветок в качестве подношения. Впрочем, некоторые уличные храмы и впрямь представляют собой прелестные здания из мрамора, только крошечные, высотой не больше двух-трех футов; обычно их украшает чудная резьба, а крыша у них чаще всего позолочена. К сожалению, почти все такие храмики были разрушены альдами. Уцелели только те, что подвешивают к ветвям деревьев; этих альды не тронули, посчитав их домиками для птиц. Отчасти это соответствует действительности: во многих таких храмиках год за годом гнездятся ласточки и воробьи. У нас всегда считалось добрым знаком, если какая-то птица устраивает в храме гнездо; люди радуются, ибо им кажется, что этот храм благословили боги. Но самая большая удача — если в таком храме поселится сова, ведь сова — это птица самого Глухого Бога.

И хоть мне прекрасно было известно, что для альдов храм — это полноценное здание, причем довольно большое, я сделала вид, что ничего об этом не знаю.

По крайней мере, своим вопросом я отвлекла Симме от рассуждений о том, как хорошо было бы заниматься любовью всю ночь напролет. Он удивился, нахмурился и с подозрением посмотрел на меня:

— Что ты хочешь этим сказать? Да в храмы же все ходят!