Китайцы. Особенности национальной психологии - Николай Спешнев

Одним из вариантов таких критериев является отношение к браку, работе, семье и самореализации. Чаще всего с понятием «счастье» связывают обладание материальными и духовными ценностями. При этом имеют в виду здоровье, брак, семейное благополучие, встречи с друзьями и родственниками, среду обитания, условия работы, заработок, уровень жизни, настроение. Нетрудно предположить, что при этом доминирует субъективная составляющая, собственная оценка. Как говорится, счастье — это максимум, но у каждого свой.

Американский психолог А. Кэмпбелл в 1978 г. провел по этому поводу опрос среди своих соотечественников (количественный состав респондентов отсутствует) и получил следующие результаты: 54 % опрошенных оказались удовлетворены своим браком, 37 % — семейной жизнью, 32 % — работой, 18 % — самореализацией. Вопрос реализации собственных возможностей был отмечен всеми как один из наиболее важных. Окончательный результат по степени убывания оказался следующим: самореализация, уровень жизни, семья, муж (жена), друзья. Менее значительными для респондентов оказались среда обитания (отношение с соседями), здоровье и образование (многие здоровье считают само собой разумеющимся). В 1980-е гг. опрос китайцев примерно по такой же анкете дал следующий результат: удачный брак (включая мнение неженатых), идеальная работа и согласие в семье, самореализация [153, с. 160].

В современном Китае данная проблема связана с достаточно сильным влиянием западных стандартов, которые приводят к смещению или даже к смене некоторых традиционных ценностей. Для китайцев понятие счастья близко к понятию удовлетворенности, радости, они даже в некоторой степени являются синонимами. Согласно конфуцианской доктрине, под счастьем подразумевались любознательность, пытливость; проявление гуманности; создание гармонии между человеком и коллективом. В даосизме под счастьем подразумевались блаженство, свобода, как у птицы, и гармония души и природы. И там, и там постоянно упоминается понятие «гармония», или, как бы сейчас сказали, ощущение комфорта.

Вместе с тем отмечается, что китайцам свойственно качество фаньсин, которое можно перевести как «критичное отношение к своим ошибкам». Абсолютно все исследователи психологии китайцев отмечают, что они способны ограничиться малым, при это многие авторы ссылаются на известное произведение Тао Юаньмина «Персиковый источник», из которого следует, что счастье всегда следует за горем и страданием. Счастливый китаец всегда должен понимать законы природы, а страдание — это тоже закон природы, где существует процесс чередования.

Анкетирование, проведенное в 1980-е гг. среди китайцев на Тайване, показало, что в возрасте до 20 лет счастливыми себя безоговорочно чувствуют 25 % опрошенных, 25 % указали, что могут себя считать счастливыми. От 20 до 30 лет — соответственно 22 % и 50 %; от 30 до 40–28 % и 54 %; от 40 до 50–25 % и 63 %, старше 50 — соответственно 38 % и 19 %. И все же по важности на первое место большинство опрошенных ставят семейное счастье — 66,8 %, затем здоровье — 59 %, развитие скрытых возможностей — 23,7 %, успехи в делах — 17,4 % и дружбу — 16 % [153, c. 182–183].

Древние китайцы постоянно совершали жертвоприношения усопшим родственникам в надежде, что те «ниспошлют счастье без границ и пределов». По словам философа Ван Чуна (I в.), в его время «люди верили в жертвоприношения и считали, что приносящий жертвы непременно удостоится счастья». У Лу Синя (ХХ в.) есть рассказ под названием «Моление о счастье». Моления о счастье оставались важным компонентом традиционной обрядности на всем протяжении средневековой истории Китая, вплоть до Нового времени. Внешняя форма обряда не менялась в течение столетий, менялось другое — само содержание понятия «человеческое счастье».

Для изучения исторической трансформации понятия «счастье» в чжоуские времена источником являются надписи на ритуальных бронзовых сосудах, предназначенных для жертвоприношений. Представители аристократии в чжоуском обществе имели основание считать себя счастливыми, если они могли заручиться защитой со стороны предков — быть «достойным Сына Неба». В главе «Великий план» («Шуцзин», вторая четверть 1-го тысячелетия до н. э.) говорится о «пяти проявлениях счастья»: первое проявление счастья — это долголетие, второе — богатство, третье — здоровье тела и спокойствие духа, четвертое — любовь к целомудрию, пятое — спокойная кончина, завершающая жизнь. Шесть несчастных крайностей: сокращенная бедствиями жизнь, болезнь, горе, нищета, уродство (тела), слабость (ума). В ХI— Х вв. до н. э. понятие «богатство» еще отсутствовало. В те времена богатство органически было связано с понятием «знатность». В VI в. богатство перестало быть атрибутом знатности, теперь к нему надо было стремиться.

Благопожелания различной формы также могут свидетельствовать о тех категориях, которые было принято считать счастьем. Благопожелания присутствуют и в китайских именах. Нарекая своего ребенка, родители желали ему обрести в будущем качества, выраженные именем. В ханьских источниках указаны наиболее часто встречающиеся имена со следующими значениями: долголетие, преодоление жизненных трудностей, умиротворение Поднебесной, служение государству, военные успехи империи, добрые отношения с родственниками, радости жизни, добродетель, богатство, чиновничья карьера, стабильность, исполнение желаний. Наиболее употребительные имена ханьской династии: «продлить годы» (янь нянь), «умиротворить страну» (ань го), «продлить долголетие» (янь шоу), «тысяча осеней» (цянь цю), «одержать верх» (шэн чжи), «способствовать благоденствию страны» (чун го), «быть подобным Пэнцзу» (Пэнцзу), «избежать вреда» (бу хай), «умиротворить людей» (ань ши), «расширить пределы Хань» (гуан хань).

В наших рассуждениях о китайском национальном характере не раз упоминалось понятие «фамилизм». Приверженность китайцев к семье, к семейным традициям предполагает и стремление передавать из поколения в поколение имеющиеся семейные реликвии и фамильные драгоценности. К таким семейным реликвиям обычно относят традиционную китайскую живопись (свитки картин и каллиграфических надписей), семейную переписку, родословную, антиквариат, браслеты с украшениями и более прозаические вещи, как то: купчая крепость на землю (сельские районы) и недвижимость.

Отношение европейцев и американцев к старым вещам, к «древностям», уж не говоря об антиквариате, и китайцев совершенно разное. Фэн Цзицай пишет о том, как он, будучи в каком-то американском городе, посетил лавку старых вещей, где цены были необыкновенно высоки. В лавке среди прочих вещей была выставлена пустая бутылка из-под кока-колы, которая стоила 50 долларов. Если бы такая лавка была в Китае, то все решили бы, что хозяин сошел с ума. На вопрос писателя, почему бутылка стоит так дорого, хозяин, вытаращив глаза, с неподдельным пафосом, будто речь идет о знаменитых терракотовых воинах, обнаруженных в могиле первого китайского императора Цинь Шихуана, сказал: «Так вещь то старая, ей больше 30 лет!» [156, с. 196]. C точки зрения китайцев, имеется четкая грань между старой вещью и антиквариатом — предметом искусства (это может быть старинная мебель из красного или черного дерева, фигурка из нефрита, старинная печать).

Отношение китайцев к деньгам традиционное и зиждется на этических нормах. Пословица гласит: «Интеллигентный человек (шидафу) стыдится говорить о выгоде». Здесь имеется некий парадокс. Хорошо известно, что, скажем, торговец всегда думает о личной выгоде, но торговцы не принадлежит к шидафу. Китайская интеллигенция с некоторой опаской относится к богатству, славе и власти.

Что интерес к деньгам все же существует, свидетельствуют вопросы, которые встречаются при анкетировании, например: «Кто знает о вашей зарплате?», «Какие нужны качества, чтобы зарабатывать деньги?», «Как вы относитесь к деньгам?». На вопрос «Что вас больше всего заботит?» тайваньские респонденты дали следующие ответы: семья — 39,3 %, работа — 30,0 %, деньги — 18,8 %, социальные выгоды — 17,4 %, политика — 8,6 %. Отметим, что категория подобных вопросов относится к динамическим компонентам этнопсихологии, и потому ответы на них могут иметь достаточно сильный разброс.

Отношение китайцев к судьбе и к гаданию более традиционно. Оно непосредственно связано с понятием «счастье», с тем, как его достичь. Так, на Тайване было опрошено 1079 человек. За и против гадания высказались поровну. Из общего числа респондентов, высказавшихся «за», 50 % относились к гаданию положительно, а 80 % — крайне положительно [153, с. 114].

Отмечена тенденция к увеличению числа тех, кто относится к гаданию положительно. При этом больше верят гаданиям женщины. Положительно относятся к гаданию и люди с высшим образованием, чаще люди пожилые. Чем выше у человека должность и чин, тем больше он обращает внимание на фэншуй и удачу. Торговцы по-разному относятся к гаданию, а вот в артистической среде процент тех, кто верит в предсказания, особенно высок.