Вечные сны о любви - Нора Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бьянка не покончила жизнь самоубийством и не была убита отцом. — Она глубоко вздохнула. — В ту роковую ночь она вышла через эту калитку, чтобы встретиться с любимым. Она отправила ему записку через свою няню, в которой сообщала, что решила воспротивиться воле отца и бежать с Доменико Колеоне. Вместо этого записка была доставлена в руки Джованни Гамбелло.
— Откуда вы это знаете? — Граф пристально смотрел на нее.
— Считайте, что мне сказала Бьянка. — Клэр подняла подбородок. — Во снах.
Граф Людовичи был озадачен.
— Вы говорите, что она не бросилась в канал.
— За этой дверью — узкая calle. Если вы будете идти по ней достаточно долго, она выведет к маленькой открытой площади со статуей Венеры в одном углу. Над маленьким каналом есть древний мост, такой узкий, что два человека не смогут разминуться на нем.
Хмурые морщины легли на его лоб.
— Вы меня заинтриговали. Эту площадь трудно найти даже с помощью карты. Мост такой старый, что даже гондола под ним не пройдет. Изначально он был предназначен, чтобы соединить две части палаццо. Очень мало людей знает о нем, кроме тех, кто живет неподалеку.
— Бьянка знала. Она добралась до моста, где надеялась найти Доменико Колеоне, но ее записка так и не попала к нему. Там ее поджидал жених, Джованни Гамбелло, в карнавальном одеянии. До тех пор он не знал, что она носит под сердцем ребенка своего любовника.
Людовичи выслушал и это.
— Вы кажетесь очень уверенной, синьорина. По лицу Клэр пробежала легкая тень.
— Я настолько в этом уверена, словно была там. Он угрожал ей, и она пыталась убежать. В борьбе она упала в канал. — Зеленые глаза Клэр затуманились, как воды, которые плескались у ступеней палаццо. — Джованни Гамбелло ушел и оставил ее умирать.
В теплом неподвижном воздухе раздался звон колоколов; звуки церквей и campоniles смешались в хоре сожаления. Глаза Людовичи потемнели от напряжения.
— Я верю, что вы верите, что это правда. Но в глубине души мне бы хотелось иметь какие-нибудь доказательства.
Это был ответственный момент.
— У вас есть ключ?
— Нет. — Граф покачал головой. — Я не припоминаю, чтобы когда-то был ключ. Есть еще одна дверь, которая ведет со двора. Используется именно та дверь.
Клэр подошла к старому колодцу и посмотрела на кирпичную парапетную плиту наверху старого камня.
— Вот здесь Бьянка зацепилась кружевами своего платья.
Она безошибочно подошла к этому месту и встала на колени, раскачала рукой кирпич, и тот отделился, оказавшись в ее руке. Кусочки раскрошившихся листьев и древний раствор отвалились. Она потянулась, и ее пальцы коснулись прохладного металла.
— Вот вам доказательство, — просто сказал она.
Она вытащила потускневший ключ. Тот позеленел от времени, но замысловатая конструкция была по-прежнему хорошо видна. Она положила ключ на ладонь графу.
— Но… откуда вы знали, что он был здесь?
— Его спрятала Бьянка, на тот случай, если ее поймают и ей снова придется бежать. Я видела это — во сне.
Последний сон приснился ей сегодня утром, когда она лежала, удовлетворенная, в объятиях Вэла. На этот раз во сне не было страха, не было ужаса. Просто улыбающаяся девушка с кудрями Боттичелли в платье из золотистого бархата. Тайна Бьянки была разгадана. Клэр восстановила доброе имя семьи.
Граф закрыл глаза. Когда он снова открыл их, они сияли.
— Спасибо вам, синьорина, от всего сердца. — Он взял ее руку и поцеловал. — Я бы хотел, чтобы аукционом занимались вы, — сказал он легко, словно это не имело никакого значения. — И я хочу, чтобы вы взяли это.
Он с силой вложил бархатный футляр ей в руку. Клэр была поражена.
— Я не могу это принять. Это фамильная собственность, которая является достоянием семьи.
— Нет, — сказал он со странной легкой улыбкой. — Ожерелье
принадлежало Бьянке, а теперь — вам. Я распоряжусь, чтобы рубин снова вставили в оправу. — Граф улыбался ее удивлению. — Да, рубин Бьянки. Его нашли на лестнице в ту ночь, когда она исчезла. Он хранится вместе с фамильными ценностями.
Яркий воздух замерцал вокруг них, и Клэр вздрогнула. Какую-то долю секунды с ними в саду находился кто-то еще. Нет, скорее угадывалось чье-то присутствие.
— Вы тоже почувствовали, — мягко сказал Людовичи. Клэр кивнула и взяла футляр, сердце ее колотилось.
— В Венеции, — продолжал он, — прошлое живет. Десять лет, сотню… — Он сделала грациозный жест, словно отпускал кого-то. — Веками тень ее трагической истории неотступно преследовала этот дом. Благодаря вам, синьорина, она снова заняла здесь свое почетное место. Ее отец, Андреа Людовичи, тоже. Берите ожерелье и носите на память. Вы не можете знать, каким подарком вы меня одарили.
— И вы не можете знать. — Клэр тепло улыбнулась. Если бы не граф и не Бьянка, Вэл был бы уже на полпути на другой конец света. А она — в одиночестве.
— Вы позвоните мне, когда все приготовите к аукциону, — сказал граф, ведя ее назад в палаццо. — И когда вы приедете снова, то будете моими гостями. Вы и ваш муж.
Теперь была ее очередь поражаться.
— Откуда вы узнали? Граф рассмеялся.
— Наверное, Бьянка сказала. Мне она тоже снилась, синьорина. Она приходила ко мне прошлой ночью, пока я спал. Бьянка сейчас вместе со своей истинной любовью. А вы — со своей.
Глава 10
Вскоре каблучки итальянских туфель Клэр зацокали по белым и розовым плиткам, которыми был вымощен piano nobile, а также вниз по мраморной лестнице, ведущей к воде.
Она собиралась встретиться со своей истинной любовью — но не робко и с сердцем, переполненным страхом, как Бьянка. Клэр шла по ступеням Ка'Людовичи смело, полная надежды и любви.
Вэл ждал ее здесь на частной яхте. Клэр остановилась на причале. Ее сумки стояли на палубе рядом с его багажом. Так, как это и должно быть.
Вдали собирались тучи. Скоро пойдет дождь, но лагуна за каналом была прозрачна и почти неуловимо переходила в небо. За последние несколько недель горизонты Клэр тоже расширились. Она больше не будет пытаться посадить своего орла в клетку. Синее небо было наполовину затянуто перламутровыми серыми облаками, но сквозь них ярко светило солнце. Его лучи покрыли глянцем загорелую кожу Вэла, высекали огонь из глубины его глаз. Она не могла изменить его, а он — ее.
Они могли изменить только себя.
И они добьются в этом успеха, потому что любовь их глубока и сильна. Потому что теперь они оба понимали всю ценность любви и невозвратимость потерь. И потому что она поверила наконец в его любовь и в то, что свобода, подаренная ему, является залогом его верности, его любви.
Когда Вэл увидел ее, лицо его засияло. Затем он помог ей перебраться на яхту и привлек ее к своей груди для долгого, глубокого поцелуя, который солнечным светом пролился через нее, согревая до глубины души.
Вэл почувствовал разницу в том, как теперь ее тело прижималось к нему, почувствовал ее веру в то, что именно так будет и так должно быть. Когда он привлек ее к себе, запах ее кожи и волос взволновал его, как изысканный аромат духов. Это, подумал он, самый лучший момент моей жизни.
— Я люблю тебя, Клэр, — прошептал он. — Я хочу тебя, и ты нужна мне. Всегда.
Она встала на цыпочки и обвила руками его шею.
— Я люблю тебя, Вэл. Всегда любила. Всегда буду. Всегда.
Рулевой прочистил горло.
— Синьор, синьорина. Пора ехать.
Клэр посмотрела на Ка'Людовичи, его выцветший бело-розовый фасад, светящийся в переменчивом свете дня. Граф улыбался им сверху — и на какое-то мгновение ей показалось, что она увидела еще одно лицо позади него: красивую молодую девушку в бархатном платье, с облаком волнистых золотых волос, словно сошедшую с полотен Боттичелли.
Потом образ медленно растаял.
Сердце Клэр парило. Спасибо тебе, Бьянка! За твою любовь, за то, что доверила мне раскрыть правду о тебе. И за то, что научила меня смелости любить.
Пошел легкий дождь. Остров Сан Джордже Маджоре был окутан туманом. Скоро они вернутся, чтобы увидеть его снова. Венеция стала их городом.
Клэр направилась в каюту в сопровождении Вэла. Ее наполнила радость. Бьянка обрела покой и была с мужчиной, которого любила. И она тоже.
Пока яхта прорезала волны лагуны, они улеглись вместе на кожаном диване в глубине каюты. Гудение двигателя успокаивало, было негромким, как биение сердца. Клэр чувствовала, что ее куда-то уносит. Потом губы Вэла прикасались к ее волосам, глазам, покусывали мочку правого уха.
— Прибереги это для Парижа, — сказала она ему с нежным смехом.