Кукловод. Книга 2. Партизан - Константин Калбазов

— Все, братцы, привал. Здесь ночуем. Началов.

— Я, ваш бродь.

— Выставь секреты и определи очередность. Огонь не разводить.

— Слушаюсь.

Теперь ждать. Начавшаяся артиллерийская канонада, доносящаяся до них отдаленным раскатистым рокотом, возвестила о том, что наступление русской армии началось. Причем в этот раз русские не собирались комплексовать и стесняться. Шестакову было доподлинно известно, что на фронт доставили химическое оружие.

Угу. Как аукнется, так и откликнется. Остается только надеяться, что австрийцы окажутся не столь стойкими, как русские. Ну и роза ветров не подведет, а то случались казусы, когда изменившийся ветер нес газы на позиции тех, кто их выпустил на свободу.

В этот раз у отряда Шестакова боевых задач было нарезано с избытком. Разумеется, Брусилов одобрил намерение пленных офицеров поднять восстание. Иное дело, что, не очень веря в его осуществление, он исходил из более реальных предпосылок. Именно поэтому партизанам надлежало с началом наступления русской армии приступить к диверсиям на железной дороге и своими действиями сковать возможность маневра Третьей австрийской и Южной германской армий.

При этом рекомендовалось ограничиваться повреждением железнодорожного полотна и воздержаться от подрыва мостов. Ведь подобные диверсии обоюдоостры. Переправы через реки могут понадобиться самим наступающим. Что же до подрыва железнодорожного полотна, то это и удар по коммуникациям противника, и помеха, не требующая потом много времени на восстановление.

К тому же после действий партизан в прошлом году все мосты были взяты под охрану, и подобраться к ним — задачка не из тривиальных. А вот обеспечить безопасность на всем протяжении железной дороги куда как сложнее.

Оставался вопрос со взрывчаткой, которой требовалось до неприличия много. Тащить все это на своем горбу? Ну и сколько может унести один боец? Максимум килограммов пять. Достаточно ли для масштабных диверсий? Сомнительно. Самое большее — на пару закладок. Решили «позаимствовать» взрывчатку у австрийцев.

Разумеется, никто не собирался захватывать артиллерийские парки. Хотя, конечно, уничтожить пару-тройку совсем не помешало бы. Но одно дело — уничтожить, и совсем другое — захватить. Поэтому Шестаков решил просто получить взрывчатку официальным путем. Ну да, с помощью документации, подготовленной все тем же Елкой.

Похитив один автомобиль, они успели прокатиться на парочку складов, где получили в общей сложности сотню шестидюймовых фугасных снарядов. Как тут ни крути, а почти две тонны тротила. Поэтому с собой из-за линии фронта они принесли только взрыватели, изготовленные в мастерской отряда. Вот так, йожики курносые!

Разумеется, на все это требовалось время. Ну так они уже целую неделю обретаются на вражеской территории, стараясь лишний раз не отсвечивать. И только вчера разошлись по разным направлениям, дабы с началом наступления приступить к минированию железных дорог. Ну а Шестаков решил еще и провести операцию по обезглавливанию Третьей армии. Опять же отработка навыков на будущее, если вдруг его ставка на победу в войне не сработает.

К вечеру следующего дня его группа добралась до места базирования в районе станции Уйхель. Здесь им предстояло ожидать известий о прорыве фронта. Но они вовсе не собирались бездействовать, пока остальные партизаны рисковали на коммуникациях противника. Просто, согласно планам Шестакова, его группе отводилась несколько иная роль. Хотя и не менее важная.

— Господин подпоручик, разрешите доложить.

— Расслабились, ефрейтор, — сведя брови к переносице, недовольно бросил Шестаков на немецком, отрываясь от небольшого зеркальца, закрепленного на ветке дерева.

Вообще-то Ильин и остальные трое вольноопределяющихся из первого набора уже носили звания прапорщиков. Одному из них, Репину, Шестаков даже доверил самостоятельное командование группой. Сказывалась постоянная работа в паре с унтером Рябовым. А вот Ильин и Потапенко, хотя и стали прапорщиками, тем не менее в подчинении у себя никого не имели. Они были своего рода свободными специалистами, в частности, командир отряда беззастенчиво эксплуатировал их совершенное знание немецкого.

Дело в том, что у человека челюсть практически полностью формируется к двенадцати годам. Поэтому, если изучение языка начинается позже, непременно останется акцент. Пусть даже незначительный, но все же. Именно этим и можно объяснить характерные акценты, по которым можно определить национальность говорящего. Как пример, прибалтийцы, выходцы из Средней Азии или кавказцы.

А эти же трое, да и сам Шестаков, говорили на немецком совершенно свободно. Да еще и на двух диалектах, один из которых соответствовал австрийцам, а второй германцам. Друг их таких у него попросту не было. Он хотел было заполучить к себе русских немцев, но… уж больно специфические у его партизан методы ведения войны. Так что эти трое были по-настоящему незаменимы при проведении особенно деликатных заданий.

С другой стороны, Шестаков здраво рассудил, что если его убьют, то в отряд могут назначить кого-нибудь со стороны. А это было бы крайне неприемлемо. И в этом направлении работа исподволь велась. Приемником должен был стать Репин. На время, разумеется. И эта мысль планомерно вкладывалась в его голову. Так что свои офицеры, пусть и прапорщики, Шестакову были просто необходимы.

— Прошу прощения, господин старший лейтенант, — переходя на немецкий, исправился Ильин.

Общение на немецком было необходимым элементом их деятельности. Во-первых, играя в маскарад с переодеванием, недолго и запутаться, брякнув на великом и могучем в самый неподходящий момент. Даже рядовым приходилось ломать язык и стараться изъясняться на немецком. Во-вторых, их мог заметить какой-нибудь случайный свидетель. Ничего особенно страшного, если он услышит разговор с сильным акцентом. Австро-венгерская армия весьма многонациональна, общеармейский язык немецкий, знание которого разнится даже в офицерской среде, а уж про рядовых и говорить нечего.

— Докладывайте, — вновь переводя взгляд на зеркальце и возобновляя бритье, приказал Шестаков.

— Судя по перехваченному разговору, русские прорвали фронт в районе Дукельского перевала. И на остальных участках фронта положение немцев не из лучших.

— Ты уверен? — вновь прекращая бриться, поинтересовался Шестаков. — Наступление начато всего лишь сутки назад.

Было чему удивляться. За прошедшее время противостояния обе противоборствующие стороны не только успели основательно вкопаться в землю, но и обзавестись долговременными огневыми точками, причем даже с бетонными колпаками. Эти укрепления, нередко связанные в единый узел обороны, могли достаточно легко противостоять полевым гаубицам. Осадной же артиллерии у Брусилова не наблюдалось. Так что удивление Шестакова, относящееся к столь скорому успеху русской армии, было вполне оправданным.

— Я говорю только то, что услышал, — ответил Ильин. — У них там самая настоящая паника. Каледин развил наступление на Гуменне и, судя по всему, уже к вечеру овладеет им. По телефону лаялись два полковника, и один другому говорил о том, что солдаты сдаются в плен пачками.

Это место для базового лагеря было выбрано не случайно. Тут неподалеку проходила телефонная линия, все же Уйхель — узловая станция. Вот Шестаков по старой памяти и оседлал эту самую связь. А как ему еще можно было узнать о положении на фронте? С носимыми радиостанциями тут полный швах. Голубей столько времени держать при себе затея не из разумных, привыкнут к новому месту — и привет. С самолетами тоже не все слава богу, в небе господствуют германские и австрийские летчики, несмотря на то что основные их силы сейчас сосредоточены на французском театре.

— О наших что-нибудь говорили? — уточнил Шестаков.

— Их действия в значительной степени сковали переброску войск и грузов. Правда, австрийцы сообразили, начали пускать перед составами груженые мотодрезины. Подорвались только три эшелона, да и то, похоже, с минимальными потерями. Но железнодорожное сообщение сильно затруднено, однозначно. Еще говорили о том, что кавалерийская охрана железнодорожного полотна значительно усилена.

Ну тут сомнительно, чтобы они добились больших успехов. Партизаны практиковались на своих железных дорогах, причем казачки, их охранявшие, были прекрасно осведомлены о том, что будут совершаться диверсии. Правда, понятия не имели, кем и где именно. Так что кавалерии подпоручик не опасался.

Каждую ветку партизаны должны были заминировать в двух местах, с интервалом в пять верст. После чего, израсходовав весь тротил, выдвигаться к месту сбора. То есть сюда. И первые из них могли появиться совсем скоро.

А вот группе Шестакова их, пожалуй, не дождаться. Коль скоро фронт прорван, то и ему отсиживаться здесь незачем. Прорыв для его отряда — это как сигнал к началу второй части плана, подразумевавшей обзаведение транспортом…