Румо и чудеса в темноте. Книга II - Вальтер Моэрс

Ушан не отвечал. Он закрыл глаза и затерялся в мире, появившемся перед его внутреннем взором. Красные и жёлтые, золотые и медные нити летали в нём. Это были цвета сражения, запахи храбрости и страха, триумфа и поражения, цвета его жизни, все вместе вьющиеся в колоссальной картине. Никогда раньше он не видел такого великолепия.

– Как может выглядеть рай фехтовальщика? – спросил сам себя Ушан де Люкка. – Он такой же красивый, как мой фехтовальный сад?

Тиктак согнул большой палец. Что-то тихо щёлкнуло и его указательный палец с треском отделился от ладони и полетел в сторону Ушана, быстрее, чем стрела арбалета. Вольпертингер даже не попытался поднять руку для защиты, и стальной палец глубоко врезался в его грудь.

Ушан не издал ни звука, он покачнулся, но остался стоять. Тиктак ещё раз шевельнул большим пальцем и ещё три пальца с его руки врезались в грудь Ушана. Четыре тонких, тихо звенящих металлических нити натянулись между рукой генерала и торсом вольпертингера.

Генерал Тиктак в третий раз согнул большой палец и включил механизм, возвращающий пальцы на место. Во внутренностях Тиктака что-то зажужжало, Ушан сорвался с места и полетел в сторону генерала. Пальцы вернулись в стальную руку и генерал Тиктак держал перед собой на высоте вольпертингера.

– Никто ‹тик› до сих пор не решался сказать мне ‹так› правду в лицо, – прошептал генерал Тиктак. – Ты – герой, Ушан де Люкка.

Он ухватил свободной рукой голову вольпертингера, вырвал из его груди стальные пальцы и поднял руку вверх. В руке он держал бьющееся сердце Ушана.

Сталь и кости

Рибезел успокаивал себя тем, что во время сражения медных парней с мёртвыми йети он должен выполнять роль летописца, а не воина. Он должен запомнить все моменты, неважно, на сколько ужасны они были, чтобы рассказать их потомкам, поскольку чего-то подобного никогда больше не произойдёт.

Это была самая жестокая битва из всех когда-либо проходивших между двумя армиями. Йети сражались, в то время как их плащи и пропитанные нефтью кости горели ярким пламенем. Медные парни молотили вокруг себя, хотя их головы уже давно были отрублены. Части тела падали на пол, но их владельцы продолжали сражаться, а некоторые поднимали их, чтобы использовать в качестве оружия. Один медный парень без головы, из шеи которого подымался густой дым, боролся с йети с полыхающим черепом. Двое йети колотили тяжёлыми молотами по безрукому медному парню. Куски костей, шестерёнки, шурупы и зубы со свистом летали в воздухе, вентили шипели, щиты звенели как колокола. И среди всего этого раздавались зверские вопли йети. Шторр-жнец сквернословил и размахивал вокруг себя косой, от которой медные парни пытались уклоняться, так как она разрубала даже металл.

Какое-то время казалось, что йети, благодаря неожиданности нападения и своей выносливости, выигрывают, но чем дольше продолжалось сражение, тем меньше оставалось надежды. Да, время от времени один из медных парней падал вниз через перила балкона или был разбит на мелкие кусочки непрерывными систематическими ударами молотов и дубинок. И йети почти не уступали металлическим воинам в устойчивости, поскольку они тоже не чувствовали боли, не боялись смерти, и медным парням приходилось разрубать скелеты в пыль, если они не хотели, чтобы те восстали заново. Но всё-таки со временем стало очевидно, что итог сражения будет в пользу механических воинов, поскольку выносливость металла превосходила выносливость костей. Всё больше и больше йети падало на пол и больше не поднималось, так как все их кости были раздроблены. Медные парни использовали всё своё тайное оружие: вращающиеся пилы, острейшие ножницы и огнемёты.

Рибезел в какой-то момент подумал: не спуститься ли ему с вольпертингерами вниз по лестнице на арену, но к тому времени она настолько была заполнена солдатами противника, что такая попытка стала бы для них самоубийством. Поэтому он вынужден был смотреть, как всё дальше отбрасывали Шторра-жнеца и как всё больше и больше ранений ему наносили, и ему не оставалось ничего иного, как можно больше из всего этого запомнить и надеяться, что всё, в конце концов, обернётся в пользу йети.

В крови

– Всё уго, Смайк?

– Уго?

– Ах, это просто такое выражение, с помощью которого мы хотели спросить, всё ли у тебя в порядке. Уго – это невероятно малое число, которое…

"Да, да, всё в порядке", – подумал Смайк. – "Да, всё уго. Я плыву в мёртвой крови к смертельной болезни. Почему должно быть что-то не уго?"

– Удачи, Смайк!

– Да, удачи!

– Она тебе понадобится.

Голоса несуществующих крошек неожиданно стихли, и Смайк снова мог надеяться только на себя. Под ним простиралось бесконечное поле битвы, усеянное злодейски убитыми организмами. Над ним парил уродливый солдат смерти – последний представитель безжалостной болезни – и преграждал ему путь к сердцу Ралы. Он издавал только лишь потрескивающий звук.

Смайк плыл дальше, пока не оказался на одинаковой высоте со своим противником. Несмотря на своё уродство и опасность было увлекательно наблюдать за ним в такой близости, за тем, как он постоянно менял свою форму, цвета и движения. Только что он был чешуйчатой звездой, переливающейся всеми цветами радуги, и вот он уже превратился в прозрачный сероватый шар, внутри которого шевелилась жидкость молочного цвета. В следующий момент он выглядел как огненно-красный лавовый пузырь, выброшенный из кратера вулкана. Единственное, что было постоянным, так это треск.

"Кто ты?" – думал Смайк. – "Ты смерть?"

Лавовый пузырь превратился в зелёную пористую губку, из которой потекла чёрная муть.

– Щёлк, щёлк, – сделала губка.

"Нет", – подумал Смайк. " Ты не смерть. Смерть это то, что приходит, когда ты уйдёшь. Смерть – это оружие против тебя. Смерть – это хорошо. А ты – плохой".

Губка собралась в шар, перекрасилась с металлический серый цвет и из него выросли длинные светлые волосы.

– Щёлк, щёлк, щёлк.

"Не важно кто ты. Ты просто безмозглый солдат. Важно кто я."

Шар превратился в белую медузу с чёрными фасеточными глазами.

– Щёлк. Щёлк, щёлк, щёлк.

"Знаешь, кто я? Знаешь кто я?"

Медуза беспокойно завертелась на месте, перекрасилась в жёлтый цвет, затем в зелёный и начала медленно из середины своего тела выпускать чёрное острое копьё.

– Щёлк! – сделала она. – Щёлк, щёлк!

"Я скажу тебе кто я", – подумал Смайк. "Я тоже плохой. Я окрасил в красный цвет Драконгору. Я тоже опасный. Намного опаснее тебя. Да кто ты вообще? Любитель! Что ты знаешь о сражениях?"