Диалоги (июль 2003 г.) - Александр Гордон

Александр Супин: Но импульс был, конечно, не в книжке… Там были другие факторы, достаточно серьёзные. Речь шла о том, чтобы использовать дельфинов, в том числе и в военных целях. Начали эти американцы, ну а где американцы, мы же тоже не можем отстать. Так что одной книжечкой, наверное, такой мощный импульс не мог бы быть дан. Тем более, учёные-то все относились к этому и, на мой взгляд, заслуженно относились, весьма скептически. Но, вот что мне кажется. Может быть, не совсем правильна такая оценка, что в шестидесятых годах был бум, а потом провал. Мне так не кажется. По-моему, просто произошло немножко другое. Начинали мы с чего – с большого размера мозга, с возможности речи и так далее. Ведь действительно, дельфиний мозг – это совершенно уникальное сооружение по меркам животного мира.

Если сравнить несколько млекопитающих, размером тела примерно с таким же, как у человека (просто так легче сравнивать, потому что трудно сравнивать мышку и слона), подобрать ряд животных примерно с сопоставимым размером мозга. В таком ряду человек был бы существом совершенно выдающимся. У нас вес мозга – примерно полтора килограмма. Это немало, да? Это примерно 2 процента от веса тела. У любого другого животного, млекопитающего, крупного, вес мозга – хорошо если 200–300 граммов. У человекообразных обезьян доходит до 500, ну полтора килограмма. Это немыслимая планка для всех, кроме дельфинов. У дельфина такого примерно размера, как человек, мозг от полутора до двух килограммов. Зачем-то это всё нужно? Конечно, размер мозга – это ещё не прямой показатель интеллекта. «Чем больше машина, тем умнее». Это, конечно, не совсем так. Но определённый резон в таком подходе, в таком взгляде на вещи есть. Если мозг очень большой, то для чего-то это нужно.

Он не просто большой, если посмотреть на фотографию мозга дельфина, то даже для анатома, который до этого, скажем, такого мозга не видел, это совершенно удивительная картина. Масса извилин и борозд, что, в общем, является показателем достаточно высокого развития мозга. Вся поверхность этого громадного мозга буквально испещрена несчётным количеством борозд и извилин, которых вы не увидите в таком количестве на мозге любого другого животного. И для чего это нужно? Наверное для того, что поведение этих животных действительно отличается рядом достаточно удивительных особенностей. Нормальные, стайные отношения, сложное высокоразвитое поведение, это можно найти у многих животных. Но есть в их поведении элементы, которые, в общем, доступны далеко не всем из животных, даже из высших млекопитающих. И которые какое-то время считались прерогативой только человека.

Прежде всего, это способность строить свои коллективные отношения в расчёте не только на текущие действия партнёров, но и на будущие. Вообще коллективное действие у животных, это вещь, так сказать, не слишком редкая. Возьмите стаю волков, которая загоняет добычу, у них прекрасно всё координировано. Но до тех пор пока добыча не загнана и не начался пир. Тут уже каждый сам за себя. Тут ни о каких, так сказать, альтруистических побуждениях, конечно, речи быть не может. Что мы наблюдаем у дельфинов, скажем, при их охотничьем поведении? Всеволод Михайлович, наверное, мог бы рассказать об этом ещё побольше, чем я. Ну, раз уж я начал, Всеволод Михайлович меня простит, да, что я влезаю в это дело.

Скажем такая форма поведения. Дельфин носом пропахивает морское дно, чтобы спугнуть оттуда рыбку, которая зарылась в ил. Своими челюстями, клювом, разгребает это всё. Но когда рыбка выскочит, он её схватить уже физически просто не успеет, поскольку у него нос зарыт в иле. Эту рыбку хватает другой дельфин, который идёт рядом над ним. Спрашивается, а тот, зачем трудится, если плоды его трудов ему не попадают? Он трудится, потому что он знает, что некоторое время спустя, его партнёр сменит его и сделает то же самое для него. Вот такие вещи у животных можно наблюдать очень редко. То же самое при загоне рыбы, когда животные достаточно часто используют стратегию загонщиков при охоте на добычу.

А.Г. Это я могу понять, что он знает, что в следующий раз другой дельфин будет пахать носом ил или часть других дельфинов из стаи будет загонять рыбу. Но вы сами сказали, что они иногда помогают рыбакам. Тут-то выгода какая?

В.Б. Прямая.

А.Г. Они их кормят после этого?

В.Б. Ну, в общем, тут есть, конечно, непонятные вещи. Не все дельфины этим занимаются. «Почему?» – первый вопрос.

А.Г. Не все дельфины? Не все виды дельфинов или не все группы?

В.Б. Вот берём какой-то вид N. В этом виде дельфинов есть два-три «урода», которые контактируют с людьми охотно. Может быть, с их точки зрения это плохое занятие, «недостойное» дельфина, не знаю, но другие этим не занимаются. И две деревни могут судиться за одного такого дельфина-помощника. Один рыбак говорит, что это моей деревни дельфин, другой говорит, нет, нашей деревни дельфин. Это Бирма. А в Южной Америке есть дельфины, переходящие из поколения в поколение. Вот рыбацкая деревня на берегу. И там, скажем, у десяти Педро есть дельфины ручные. Педро выходит в море, к нему приплывает его дельфин. А к другому рыбаку приходит его дельфин. А у некоторых рыбаков нет таких помощников-дельфинов. Их никто не приучал. Этот контакт возник спонтанно от взаимодействия этих животных и человека во время рыбной ловли. Когда-то этот Педро вовремя подкормил дельфина, который оказался рядом с сеткой. Понимаете, когда дельфин понял, что его не убьют, не поймают, не обидят и что ему это тоже выгодно, потому что он подгоняет рыбу, а ловит-то её человек и даёт ему. Это есть самая обычная кооперация – усилий надо меньше и человеку, и дельфину для того, чтобы её поймать.

А.Г. Для того, чтобы понять это…

А.С. Как раз эта ситуация мне-то кажется более простой. Потому что тут отношения очень простые – дельфин подогнал рыбу к сети, рыбаки её взяли, тут же дельфин получил вознаграждение. Тут достаточно простая система отношений.

А.Г. Понятно. Но если это наследственные дельфины и если меняется не только поколение рыбаков, но поколение дельфинов, каким образом один дельфин передаёт другому дельфину информацию, что это выгодно?

А.С. Ну, это элементарно – подражательное обучение достаточно известная вещь в животном мире. Тут-то как раз никакой мистики и нету.

В.Б. Да, здесь, в общем-то, всё объяснимо, в том числе и кооперативное поведение. Но вот другая типичная картина для черноморских афалин – кооперация самих дельфинов при охоте. Вот стадо лежит в море, потому что всему стаду искать рыбу не всегда выгодно, если они не очень голодные, или когда у них маленькие дельфинята, или когда её мало. Есть группа дельфинов-разведчиков. Два-три дельфина, которые тщательнейшим образом исследуют берег.

А.Г. Это всегда одни и те же разведчики, или они меняются?

В.Б. Нет, нет, они разные. Форма плавников разная у них. Это я гарантирую, что они разные.

А.Г. То есть, они уже рождены разведчиками?

В.Б. Нет, это просто «сегодня я дневальный». И вот дельфины поплыли на разведку, посмотреть где что есть. Вот они внимательно обследуют берег. Один ближе к берегу плывёт, а второй более мористо. И мы наблюдаем с берега, как рыба прячется от них. Прячется в водорослях, между камнями. И кефали это удается – разведчик её не замечает. Вот бухта. Один дельфин закрывает бухту, как военный корабль на выходе. А второй начинает плавать в бухте и гонять там рыбу. Там камни, спрятаться некуда. И стайки рыб идут на выход, тут-то её и кушай. Один загонщик, второй стрелок. Я не могу это доказать, но я уверен, что они меняются ролями. Потому что просто в животном мире по-другому не бывает.

А.С. Обязательно, а иначе, с какой бы стати?

В.Б. Но здесь ничего такого нет. И волки так же поступают, это обычная, в общем, вещь.

А.С. Вот тут я не совсем согласен. Волки так поступают при координированных действиях.

В.Б. Есть загонщики, есть те, кто идут на перехват добычи.

А.С. Всё правильно, но пока идёт охота, а не пока начали кушать.

В.Б. Ну и что?

А.С. Это принципиально.

В.Б. А что во время кушанья происходит странного? Самка всегда получает свою еду. Щенки получают.

А.С. Исключаем, конечно, случаи самки, которая кормит…

В.Б. А что остальные? Все получили по своему куску, никого не съели.

А.С. Все получили по своему куску, но никто не помогает другому есть, оставаясь голодным. Когда охотятся, охотятся все голодные. Когда начали есть, все едят и каждый – свой кусок.

В.Б. Но и дельфин-загонщик не остаётся голодным. Он через некоторое время тоже поест рыбы.

А.С. Вот здесь нет. С точки зрения моей, как всё-таки физиолога, это принципиальный рубеж – расчёт не на текущие действия, а на будущие. Это, в общем, на самом деле основа социальных отношений, которые потом развились в человеческом обществе. Мы ведь тоже действуем таким же образом. Мы что-то выполняем для других в расчёте на то, что они потом выполнят свой долг по отношению к нам. Правда, не всегда так, к сожалению, бывает.