Культ - Константин Образцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если поторопиться, то можно успеть за час с небольшим сделать личное дело два раза. И еще немного времени хватит на разговоры.
Даниил остался один. На темной улице тревога камнем навалилась на сердце. За спиной тускло светилась вывеска закрытого магазина. Все выглядело зловещим: непарная обувь в витрине, будто снятая с мертвецов, машины с затененными окнами, в моросящем тумане проносившиеся по дороге, дома, клочковатые тучи, пешеходы, косившиеся на одиноко стоящего мальчика, – в их глазах вспыхивали желтоватые отблески вывески и мутно светящихся окон, и Даниил нервно шарахался каждый раз в сторону, опуская взгляд и думая, что прохожие похожи на людей, захваченных злобными пришельцами из других миров, которые смотрят на него, пытаясь понять, остался ли он человеком или уже превратился в одного из них.
Может, и превратился. А может быть, превратится сегодня ночью.
– Здорово, – угрюмо пробасил кто-то над ухом.
Даниил подпрыгнул, обернулся и выдохнул с облегчением. Рядом стоял Макс; на исковерканном побоями лице лежали рваные тени, сливаясь с чернеющей синевой кровоподтеков; из-под низко надвинутого козырька кепки сумрачно поблескивали глаза. На ссутулившихся, опущенных плечах висел рюкзак с кувалдой, руки засунуты в карманы, и Даниил заметил, что куртку над поясом справа оттопыривает что-то большое и угловатое.
– Привет, – ответил он и попытался изобразить улыбку. Не получилось. – А что это у тебя?
– Что надо, – нервно отозвался Макс, отступил на шаг и принялся одергивать куртку, поправляя какой-то тяжелый предмет, который никак не хотел скрываться под одеждой.
– Неудобная, зараза, – пробормотал он.
Засунуть «Осу» за ремень джинсов было не лучшей идеей, но из скошенных боковых карманов куртки пистолет мог запросто вывалиться, да и рукоять торчала наружу, а единственный внутренний был слишком мал, чтобы вместить конструкцию из четырех массивных стволов.
Неделю назад он еле добрался домой и буквально ввалился в квартиру, рухнув на истоптанный коврик у двери под слезные причитания матери. В травмпункт его отвез дядя Вадим на своем серебристом китайском внедорожнике; отчим был строг, собран, немногословен, как и подобает настоящему мужчине в трудной и даже опасной ситуации. Он лишь спросил один раз:
– Кто это сделал?
А когда Макс не ответил, то не стал переспрашивать, а только кивнул с суровым пониманием и легонько похлопал по плечу – мол, крепись, боец. Война еще не проиграна.
Удивительно, но обошлось без серьезных травм и переломов, даже нос каким-то чудом уцелел. Правда, обнаружились трещины в двух ребрах, да и сотрясение мозга было очевидным, но от госпитализации Макс, при поддержке дяди Вадима, мужественно отказался. Заявление в полицию они тоже не стали писать.
– Сами разберемся, сынок.
Дома отчим повел Макса в спальню («Мать, а ну-ка выйди на пять минут!»), выдвинул нижний ящик тумбочки со своей стороны кровати и вытащил оттуда что-то увесистое; в пыльном полумраке тускло блеснул вороненый металл.
– Видал? – спросил дядя Вадим. – Это «Оса». Мощная штука.
Макс завороженно смотрел на черные глазницы четырех толстых стволов, которые откинулись со щелчком, демонстрируя капсюли крупных патронов, похожих на ружейные. В широкой мясистой ладони отчима пистолет сидел как влитой и делал и без того могучую руку еще более грозной на вид.
– Всего четыре заряда, но дурь вышибет и с одного. А теперь давай-ка, сынок, покатаемся по району.
Голова у Макса тошнотворно кружилась, в боку будто застрял давящий болью острый осколок железа, все тело ныло, но отказаться от вылазки было бы не по-мужски. Они снова сели в автомобиль, и дядя Вадим, кроме «Осы» прихвативший еще и длинный, тяжелый фонарь в стальном корпусе, принялся нарезать круги по извилистым улицам и переулкам, поглядывая по сторонам сквозь влажно поблескивающую, мокрую темень.
– Если этих отморозков увидишь, которые тебя избили, сразу скажи, – проинструктировал отчим. – А я дальше сам.
Макс стал смотреть в окно. На стекле расплывалось и снова таяло легкое облачко – испарина от дыхания: травмированный нос распух так, что ноздри почти закрылись и дышать он мог только ртом. Тени домов, машин и прохожих расплывались в белесом тумане, рыжие фонари превращались в большие пятна, похожие на огромные луны, зависшие низко над горизонтом. На втором круге, как раз когда они проехали мимо глухой стены гаражей, где несколько часов назад Комбат-старший с приятелями пинали скорчившегося на грязном асфальте мальчишку, и свернули на боковую улицу, Макс действительно заметил обидчиков: все трое стояли у ярко освещенного входа в круглосуточный магазин «Ромашка». В темноте ярко вспыхивали огненные точки сигарет. Сквозь закрытые окна донесся раскатистый гогот. Макс почувствовал, как по спине пробежала нехорошая дрожь; наверное, это было очень заметно, потому что отчим чуть притормозил и спросил:
– Это они?
– Нет. Показалось.
«Привет от Мамочки». К этой минуте Макс уже знал, у кого он будет просить помощи в решении своих затруднений, даже не так – кто вынудил его просить о такой помощи, и это уж точно был не дядя Вадим.
Хотя тот очень старался помочь.
– Вот, держи, – сказал он и вложил в руку Макса тяжелый пистолет. – Носи с собой, пока… в общем, пока не решим вопрос. Если снова полезут – бей прямо в голову, без предупреждений. Помни правило: вынул ствол – должен стрелять, понял?
– Понял. Спасибо.
Макс действительно был благодарен: до следующей пятницы еще нужно дожить, а быть ежевечерне битым совсем не хотелось. Да и «Оса» штука реально крутая. Максу даже захотелось, чтобы Комбаров с приятелями сунулись к нему, когда он будет возвращаться из школы домой в понедельник: «Ты кого назвал обоссанцем? Меня?! Но тут больше никого нет, значит, это ты мне?!» И – раз! два! три! – прямо в испуганные морды, а потом еще раз – четыре! – в голову Комбату, уже лежащему, для верности. Ну и кто теперь обоссанец? Что? Не слышу!
От мыслей сладко сжималось внутри и по коже приятно семенили мурашки.
Однако – вот странно! – своих недругов он больше не видел. Нельзя сказать, что Макс, даже вооруженный грозной «Осой», искал встречи с Комбаровым и компанией, но и особо не прятался: ходил, как обычно, из дома в школу, из школы – домой, таская пистолет то в рюкзаке, то за поясом брюк, а через пару дней даже вышел вечером прогуляться, то и дело оглядываясь и с опаской выходя из парадной и возвращаясь обратно, но злодеи как будто пропали, растворились в том самом сумраке за гаражами, откуда вынырнули так неожиданно. Такой поворот событий не мог не радовать, но чем дальше, тем больше беспокоило Макса это затишье. В нем было что-то ненормальное, какое-то нарушение привычного хода вещей. Если в Слободке тебя обещали избить, то это редко оставалось просто словами, особенно когда такое слово сказано было взрослым отморозком, брата которого ты покалечил. Макс был готов убегать, прятаться, драться, стрелять, убивать, если нужно, но сейчас чувствовал себя затерянным в странном, сером потусторонье, куда никому не было хода без особого приглашения Мамочки.
Даниил покосился на мрачного Макса, возвышающегося рядом и одергивающего куртку над красноречиво оттопыривавшейся жесткой выпуклостью у пояса.
«Оружие, – подумал Даниил. – Кастет какой-нибудь или что-то в этом роде. Или даже ствол».
От этой мысли он поежился, но быстро успокоился, решив, что стоять рядом с вооруженным и решительным другом на темной улице уж точно приятнее, чем торчать здесь в одиночку.
– Кажется, Ромыч идет, – сказал Макс.
Даниил пригляделся, щуря глаза за стеклами очков, покрытых мелкими каплями мороси. В сумраке замаячил долговязый, угловатый и чуть перекошенный силуэт с большой плоской сумкой, свисающей с одного плеча, и с каким-то странным шевелящимся мешком в правой руке. Лицо белело, как криво надетая маска. Он подошел ближе, окинул друзей невидящим взглядом и сказал:
– Всем привет.
Мешок в руке резко дернулся и закачался.
– Привет. А что в мешке?
Рома странно взглянул в ответ и ответил:
– Кровь.
Даниил уже раскрыл рот, чтобы спросить еще раз, уточнить, что за кровь такая может быть в матерчатой самодельной сумке с затянутой веревками горловиной, и тут из мешка послышался долгий, утробный, тоскливый кошачий вой…
…Рома не думал, что это будет так просто. Хотя, если честно, в прошедшие дни он не думал вообще. Все мысли и чувства закончились для него вечером в понедельник, в темном углу школьного коридора, рядом с замусоренным фонтанчиком для питья и дверью в сортир, из которого на разные голоса журчала вода и несло хлоркой и детским дерьмом.
«Ты считала, что никто не знает, что ли? Да все знают прекрасно, вся школа, что ты сына родила от своего папочки, которого тот дедом звал!»
В один момент все переменилось, как будто кто-то с силой ударил по зеркалу молотком, а когда снова собрал осколки, то в угловатых, изломанных гранях отразился совсем другой, непохожий на прежний, мир. Случайно подслушанные, выкрикнутые с беспощадной злобой слова оказались последним, роковым грузом, со звоном оборвавшим какие-то струны в душе, и без того до предела натянутые в последнее время.