Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика - Игорь Валерьевич Осипов

Я пожал плечами, мол, не знаю, хотя у самого уши навострились не хуже эльфийских. Не каждый раз услышишь истории чужого народа.

Килька подняла руку и приложила палец к губам.

– Этого не рацкажут книги. А светлые эльфы, северные гаю, постарались забыть. Вырубить побеги и сжечь листя, помнячие об этом. Не вспоминать, как гаш взяли свою кровь и кровь человецкую и создали тех, кому люди будут поклонясца и любить. Кто будет править от имени гаш. Но люди победили. Часть гаш, самая тёмная и кровавая ветвь, решила униттожить все следы и уйти. Но светлая ветвь гаш спацла гаю. Они вышли к людям. Стали жить с ними, не отказавшись от идеи посредников. Потому от союза эльфа и человека может родиться дитя.

Я потёр глаза и поджал губы. Как-то сами собой всплыли из памяти кусочки дневника древнего: анатомист, спорящий с Никитой о посредниках; бегущая сквозь лес темнокожая эльфийка с белым дитём на руках. Всё это правда. И древний приложил к этому руку. Но есть ещё один вопрос.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

Настал черёд Кильки вздохнуть.

Она поднялась и потянулась, почти встав на мостик. Что ни говори, грациозное создание. Лишь выпрямившись, ответила:

– Не знаю. Просто хочесца поделисця. Скучно сидеть у костра. Я поцтоянное время сижу одна.

– Да она этими сказками уже всем надоела, – раздался за спиной хриплый голос Самогоныча, который прошёл мимо костра в сторону кустов. – Любимая забава эльфов: сидеть и размышлять о прошлом. Вот какая к хренам пробирочным разница? Нас с тобой тоже в некоем роде создали. Тебя в гильдии электриков. Меня в гильдии химиков. Я от этого стал хуже? А ты? Так что, если спросишь меня, то отвечу: нравится девка – хватай за ногу и тащи в дом. Всё равно они ниже пояса все одинаковые.

Рядом хихикнула и поудобнее закуталась в одеяло Куня. Орчанка зевнула и сквозь сон спросила:

– Дашь завтра из бластера пальнуть? Всю жизнь мечтала.

– Кто о чём, а вшивый о бане! – прорычал Самогоныч и добавил, клацнув из темноты пряжкой ремня: – Фу-у-у, хорошо.

– Дам, – тихо ответил я и глянул на фургон, где снова закашлялась Киса.

Возвращающийся Самогоныч остановился у костра, поднял палец, плюнул на него и со словом «Трыньк» поддел ухо Кильки.

– Слышь, отбраковка генетишного производства, ты ж рыбоед, завтра остановимся у Листвечной переправы, пожарь рыбки. У тебя хорошо получается.

– Генного, – проурчала Килька. – И не рыбоед, а рыбовед.

– Да, – тут же вмешалась Куня, высунувшись из-под одеяла, – рыбу в масле все любят. Даже гномы. А то в прошлый раз ты сварила борщ с сахарной свёклой и сонной саламандрой, так Самогоныч с гномами долго матерились.

Орчанка снова с хихиканьем забормотала на своём.

Я улыбнулся. Хотя наши новые спутники совсем разные и ругались между собой, но от них веяло теплом и дружбой.

– Килька, – позвал я. – Там, в озере, странная рыба была. Большая такая. Пучеглазая, налим не налим, сом не сом. Вкусная и жирная. Правда, сначала нас самих чуть не съели.

– Змееголов, – тут же ответила лесная эльфийка со своим интересным акцентом. Всё же Киса с Риной говорят по-русски лучше. Даже Куня почти без акцента калякает, лишь иногда глотая согласные. – Это корошо, – продолжила Килька, – что у цамого берега не встали. Она и процтая на сушу выпозаит, а мутант может ночью в палатку забраця.

Я кивнул, отмечая услышанное, и повернул голову к Самогонычу.

– Ты так и не сказал, куда мой брат делся.

Старшой искателей сел на корточки у огня и вытянул руки.

– В старую столицу пошёл. Там, грят, какой-то арсенал древних откопали, вот он и рванул со всех ног, пока ангел не разворошил. Мы не стали догонять этого неугомонного.

Из фургона спустилась полусонная Рина, завёрнутая в простыню. Застыла на секунду, привстала на подножке и достала складной стульчик, после чего присоединилась к нам. Девушка села рядом со мной.

– Никто никаких рабов не создавал. Это всё ересь.

– Нет, не ересь, – встала с места Килька. – Наш род уважаит прошлое, и я обязна всем рацказывать правду. А вы его забыли!

Я вздохнул, понимая, что сейчас не время религиозным скандалам. Даже если всё это действительно правда. Просто не время.

– Рина, не спорь. Пусть думает что хочет.

Зато Килька оживилась ещё сильнее.

– Ты ещё цкажи, что Земля плоцкая!

– Дура, – огрызнулась Рина, – Непорочные гаш заботятся о нас. И зачем нам рабы, если есть гомункулы и магия?

– Ложь! Гаш хотели править! И цейчас хотят! Процто затаились!

– Цыц! – рявкнул Самогоныч, – мне всё равно, кто кого создал. Завтра с тебя караси в масле и уха. Только без сахара и клубники, как в прошлый раз, а то знаю я вас, эльфов, даже шашлык в мёд макаете.

Килька притихла, зло ткнув веточкой в костёр, отчего к небу взлетал целый ворох искр.

– А что вам не спится? – раздался со стороны голос гнома-барсука.

– Холодно, – хрипло протянул в ответ Самогоныч, – да и неспокойно. Из-за миграции сусликов переживаю. – Старшой недовольно крякнул и покачал головой. – Ладно, Дед прав, надо спать.

Старшой снял с себя куртку, накинул на плечи Кильки и ушёл на своё место. Там укутался в одеяло и забурчал что-то неразборчивое.

– Точно дашь бластер? – шёпотом спросила Куня, сверкая глазами в темноте.

– Обещаю, – ответил я.

Орчанка уткнулась в заменяющий ей подушку мешок и шмыгнула носом.

– А вот орков никто не создавал. Мы вольный народ, – пробормотала она и затихла.

Я быстро доел мясо и картошку, выкинул остаток личинки, получил неободрительный взгляд Кильки и пошёл к своему месту. Подстилка сбилась, и спать было неудобно, теперь спину ломит. Поправив, лёг и укрылся.

Но сон не шёл. Привык, что немного сплю ночью, пока с рассветом не придёт холод, а потом в полдень, в тени. Даже поздней осенью и ранней весной, запасаясь палаткой, к утру вставал, чтоб растопить прогоревшую печь. Потом уже не ложился.

Костёр трещал, выстреливая искрами и бросая отсветы на фургон с кашляющей Кисой, тент, под которым примостились спящие, сидящих у огня эльфиек и насыпь дороги древних, возвышающуюся над нами. Где-то вдалеке выли волки. Рядом шумно фыркали и тихо всхрапывали кони. Уподобившись скакунам, храпели и гномы, устроившие лежбище под повозкой.

Я некоторое время глядел на Рину, сидящую ко мне спиной. Костёр подсвечивал длинные ушки, расплетённые тёмные волосы, контрастирующие с призрачно-белой швелюрой Кильки. Девушки о чём-то тихо спорили на эльфийском. Не знаю, есть ли у них один общий язык, или