Родные миры (СИ) - Дарья Кузнецова

— Ты сначала спроси, — отмахнулась я. Больше мы к этой теме, к счастью, не возвращались.

Я даже не стала указывать Кваргу на то, что столь прямолинейную и откровенную ложь прекрасно можно проверить: достаточно просто уточнить у наших спутников. Не маленький, должен сам понимать такие вещи. А, с другой стороны, по большому счёту, кому какая разница?

К обещанию таскать меня на руках мужчина подошёл со всей ответственностью; видать, действительно понравилось пробуждение. Вот так делай людям гадости…

Он сам меня вымыл, сам вытер, сам одел. Я под конец даже почувствовала определённую неловкость, но мужчине, похоже, это дурачество доставляло удовольствие. Когда он, упаковавшись в собственную одежду, опять подхватил меня на руки с намерением нести к завтраку, я уже была морально готова начать вырываться. Остановило меня понимание простого факта: его это не остановит, а я буду выглядеть как дура.

Но это всё-таки были мелочи. Гораздо сильнее меня в данный момент беспокоил другой вопрос: помнится, я что-то говорила про «покормить с ложечки», и, помнится, меня кто-то поймал на слове. Ой, чувствую, развлечём мы землян по полной программе!

Правда, развлечения начались ещё раньше, и они мне — о, ужас! — понравились. Выражения лиц экипажа стоили всех перенесённых и грядущих неудобств, включая пресловутое кормление. Куда там, я готова искренне подыграть «кормильцу», лишь бы подольше смотреть на эти лица!

Сильнее всего физиономии вытянулись у Кверра и Птички. Они несколько секунд созерцали нашу скульптурную композицию, переглянулись и хором протянули:

— М-да-а-а.

Духи, откуда у меня это ощущение, будто я схожу с ума? Общение с Кваргом, определённо, плохо на меня влияет. Мы находимся на чужой планете, среди чужих людей, с большой долей вероятности виноватых в войне на моей родной планете, их мотивы и планы нам совершенно непонятны. А я, вместо того чтобы собирать информацию и составлять подробную картину происходящего, дурачусь, развлекаюсь и отвлекаюсь на личные отношения с человеком, который, — на минуточку! — номинально является моим врагом. Самое ужасное, мне совсем не стыдно, и всё происходящее мне безумно нравится.

Может, это из-за лишней десятой доли процента кислорода в их воздухе? Или, может, пищевой синтезатор на яхте украдкой что-то эдакое подмешивал, наркотического свойства?

И ведь Кварг ведёт себя точно так же! Скажи мне кто-нибудь год назад, что Разум Неспящий Кварг Арьен будет меня ревновать, экзотическими методами наказывать, прилюдно таскать на руках и… кормить с ложечки, да я бы даже представить подобную картину не смогла! Тот самый человек, который спланировал и руководил легендарной операцией по ликвидации повстанческой группировки на Тильде, и которого нам ставили в пример в учебке как образец тактика современности за его способность не терять холодного рассудительного спокойствия в любой нештатной ситуации (ну не просто же так он без протекций за какие-то десять лет взлетел по карьерной лестнице до высшего звания).

Нет, определённо, что-то в этом мире перевернулось. Или в нас. С пугающей синхронностью, что характерно. Может, всё-таки та разумная планета нас в самом деле подменила?

Кверр Лерье

Мы их потеряли.

Это была первая мысль, пришедшая в мою голову при виде старшего с Яроникой на руках. И чем дальше, тем сильнее она крепла. Ко мне в голову даже закралось подозрение, что они делают это специально, в отместку за сводничество; но даже этот вариант никак не оправдывал подобного поведения.

Даже Птичка, уж насколько существо шебутное и далёкое от Неспящих, смотрела на эту пару с искренним удивлением. Подобное поведение было уместно при друзьях, — скажем, если бы они так начали чудить на яхте, я бы только порадовался, — но в чужом мире? Среди людей, которых вот эти же двое первыми подозревали во всяких гадостях?!

Зато я, кажется, окончательно понял, что чувствовал Кварг, когда он уже был Разумом Неспящим, а я — безалаберным и бестолковым шалопаем. И искренне ему тогдашнему посочувствовал.

Сейчас мне было элементарно стыдно за поведение старшего. Нет, с одной стороны ничего совсем уж неприличного они не делали: не целовались и не обнимались подобно шестнадцатилетним протестующим против всего мира подросткам («а ведь могли!» — с содроганием понял я). Но и того, что делали, с лихвой хватало, чтобы усомниться в здравости рассудка обоих.

— Скажите, а это какой-то обычай? Брачный, или ухаживания? — вполголоса поинтересовалась, склонившись ко мне, пожилая женщина, доктор Вероника Владимировна Черемшанская, представленная как филолог-лингвист широкого профиля.

— Угу, называется «два влюблённых идиота», — поморщившись, сообщил я. — Нет, конечно. Мы сами, честно говоря, удивлены подобным поведением наших товарищей; они оба в норме гораздо более сдержанные и воспитанные люди. Может, у них такая реакция на какой-нибудь из местных продуктов? Или на воздух?

— Оставьте вы молодых людей в покое, — благодушным тоном оборвал нас вчерашний профессор-антрополог, взиравший на сладкую парочку со снисходительно-добродушной улыбкой. — Совершенно нормальное поведение для молодожёнов, я бы вообще предложил их отпустить, так сказать, на вольные хлеба и не портить людям самые счастливые дни жизни, но меня не послушают.

— Это вы, Глеб Егорович, по себе судите? — весело поинтересовалась моя соседка.

— Ну, разумеется, — сварливым тоном отозвался политолог Ярослав Дмитриевич Селезнев, мужчина лет сорока с брюзгливо поджатыми губами и с выражением вечного недовольства, запечатлённого в чертах лица. — Товарищ профессор у нас и поныне находит возможным позволять себе вольности.

— Лучше в семьдесят лет обладать шестнадцатилетней душой, чем в шестнадцать — семидесятилетней, — насмешливо отозвался профессор.

— Не обращайте внимания на Селезнева, — громким шёпотом, — таким, который привлекает внимания больше, чем уверенная спокойная речь, — сообщила мне сидящая по другую руку Елена Михайловна Дудкина, доктор биологических наук и очень… необычная женщина. Маленькая, кругленькая и настолько энергичная и проворная, что от неё через две минуты общения начинало рябить в глазах. — Он у нас убеждённый холостяк последние десять лет, с тех пор, как его Алёнка бросила.

— Елена Михайловна! — строгим тоном оборвала её представитель дипломатической службы Алёна Игоревна Турбина. Видимо, та самая? — Не думаю, что нашим гостям это интересно.

— Переживает, — одновременно сообщили мне обе соседки трагическим шёпотом.