Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад - Роберт М. Вегнер

Альтсин бросил взгляд над ее головой и тихо присвистнул. Колеблющееся пламя осветило горы золотых и серебряных монет, мешочки и сундучки, наполненные драгоценными камнями, бриллиантами и янтарем, ровно уложенные слитки золота и висящие на стенах расшитые гобелены. Под противоположной стеной блестело несколько парадных доспехов, с виду стоящих больше, чем годовой доход немаленького сельца. Содержимое этой сокровищницы могло обрушить рынок драгоценностей в княжестве.

Храм и вправду рос в силе.

Миг-другой Альтсин ласкал взглядом все эти сокровища, но внезапно в нем проснулся воровской инстинкт. В подземелье было холодно и сыро, никто бы не держал сотканный из драгоценнейшей шерсти гобелен в таких условиях. А монеты и доспехи блестели слишком отчетливо и притягательно.

Девушка задрожала:

– Iv’ kessyu.

Он уже начинал понимать отдельные слова. Чары. Только какие?

– Какая-то иллюзия, и демонически хорошая при этом.

Она кивнула. Потом схватила его за руку и указала на место под стеной. Он послушно встал рядом. Магия была ее делом.

– Freden… гласса.

Он не понял, тогда она пробормотала что-то, схватила его за руки и приложила их к лицу. Он послушно закрыл глаза и заслонил их ладонями. Не услышал, как она говорит заклинание, однако внезапно почувствовал жар в глубине черепа, где-то за глазными яблоками, рот его наполнился слюною, а руки начали потеть. Между лопатками целый муравейник, похоже, устроил бег наперегонки. Он предпочел не думать, как отреагировал бы на снятие заклинания, не попроси она его закрыть глаза.

Девушка громко вздохнула. Он поднял веки и осмотрелся.

Коридор изменился. Каменные стены теперь покрылись жутковатыми лишаями потеков и выкрашивающимся между камнями раствором. И стены эти не казались слишком уж крепкими. С потолка свисали белые сосульки, он отломил одну, осторожно лизнул. Соль. Они были под поверхностью моря. А он все сильнее тосковал по заблеванному молу и ужасному своему похмелью.

Он осторожно подошел к двери. Теперь она выглядела сделанной из железа, широкие, в два дюйма, петли и мощный засов пробуждали некоторое опасение. Он заглянул в окошко.

Бац! Что-то сильно ударило в дверь на высоте его лица. Красные, длиной дюйма в три, клыки щелкнули у него перед носом. Он отскочил, выхватывая стилет, и только через миг понял всю глупость подобного жеста. Если бы петли не выдержали, шансов у него было б не больше, чем у трески при встрече с акулой.

Сеехийка встала рядом.

– Auraweer, – сказала.

– Ага, ауравир, и я не хотел бы оказаться в шкуре того, кто даст себя обмануть иллюзии.

Казну и тайные укрытия защищали самыми разными способами. От простых пружинных ловушек, охраняющих их животных, всевозможных заклинаний и чар до размещения поблизости жутких и смертельно опасных созданий, происходящих из Урочищ. Когда княжество было частью империи, просто за контакт с такой магией ссылали на каменоломни либо галеры. Однако теперь меекханцы отступили на восток, и для людей, не боящихся риска, открылись новые возможности. Багряные холмы, одно из самых больших Урочищ на континенте, возникших на полях старых битв, которые вели Боги, лежало почти в пятидесяти милях к югу от города. Большинство появляющихся там тварей не могли жить вне проклятого пространства, однако встречались и те, что выказывали удивительную и пугающую способность к адаптации. Длинный, в десять футов, похожий на покрытого чешуей льва, ауравир был одной из таких тварей. Якобы он никогда не спал, не терял бдительности, и никогда не оставляла его жажда крови. Альтсин знавал, как минимум, три гильдии магов, которые специализировались на поимке, спутывании заклинаниями и принуждении таких тварей к служению. И слышал еще о двух, что отрабатывали методы нейтрализации подобных охранников, благодаря чему равновесие в вечной войне между теми, кто желал воровать, и теми, кто жаждал сохранить свое добро, оставалось ненарушенным.

Однако это не поясняло, чего именно искали здесь жрецы и эта девушка, которая уже принялась рыскать по коридору, внимательно осматривая стены. Ведь не запертая же за стальными дверьми бестия издавала вопли, от которых стыла в жилах кровь, – те, что они слышали чуть ранее. Да и, проклятие, какой смысл размещать ауравира в пустом подвале, скрытом за весьма умело поставленной иллюзией? Если бы в подземелье проник кто-то другой, какой-нибудь обыкновенный вор или слишком любопытный брат… Мог бы не устоять перед искушением, отворить дверь и… Великим жрецам оставалось бы только прибраться да загнать бестию назад в комнатенку… Но что на самом деле охраняла тварь?

И, собственно, отчего бы ему волноваться по этому поводу?

– Я открыл дверь, – напомнил он. – Где Меч?

Она не повернулась и не перестала исследовать стены. Вдруг издала тихий вскрик, толкнула один из камней и исчезла во внезапно разверзшейся щели. Он выругался и отправился следом. Если сейчас девушка попадет в какую-то ловушку и даст себя убить, все его усилия пропадут даром.

К следующим дверям вел коридор длиной едва ли в несколько ярдов. Запирал их обычный железный, лоснящийся от смазки засов.

Девушка уже была рядом, одним движением она распахнула дверь и ворвалась внутрь. И почти тотчас же он услышал отчаянный вопль:

– Na-ale-e-e!

А после – следующий, от которого у него зашевелились волосы:

– Na-a-a-ale-e-e-e-e-e-e!

Он вошел внутрь.

Черные стены, черный потолок, черные плиты пола.

И гигантский черный меч, воткнутый вертикально посредине камеры.

И истощенный труп женщины, чьи раскинутые в стороны руки были закованы в цепи, идущие к концам эфеса. Тело висело на них, чуть присогнув ноги. Обезображенные стопы были синими и опухшими, бритую голову исчерчивали десятки старых и новых ран. Остальное милосердно скрывала грязная рубаха. Воняло мочой и порченой кровью, как в лазарете для бедняков.

Помещение наполнял колеблющийся свет от удерживаемого девушкой факела. Сама она неподвижно стояла на коленях, словно ужас превратил ее в камень. Альтсин взял у нее факел и подошел к мечу.

Был тот велик, огромен, столь монструозен, что казался скорее скульптурой, изображением – не столько оружием, сколько знаком почтения, принесенным искусству создавать орудия убийства. Эфес его раскинулся футов на пять, а вырастающая из него рукоять круглым навершием почти касалась потолка. Семь футов клинка лоснились матовой чернотой в свете факела. Если меч обладал пропорциями реликвии, то, как минимум, три фута клинка уходили в камень пола.

Вор осторожно приблизился к оружию: край острия посверкивал, словно был покрыт слоем стекла. Он протянул руку.

– Осторожно, – произнес труп.

Альтсин вздрогнул, ладонь непроизвольно коснулась клинка. Он не почувствовал ни боли, ни сопротивления – просто руку его внезапно залила горячая краснота. Он отскочил, отчаянно ругаясь.

– Этот клинок никогда не затупляется и никогда не насыщается кровью. Для того его и создали. – Прикованная фигура подняла голову и повернула лицо в его сторону. Глаза женщины наполняла безбрежная усталость. – Якобы некогда, тысячи лет назад, он сверкал светом звезды, из души которой его и отковали. Особенно ярко он сиял, если рядом оказывались твари Нежеланных.

Альтсин смотрел на нее, судорожно сжимая кулак и вслушиваясь в капель собственной крови, уже чувствуя первую волну покалывания, идущую от ладони к локтю. Если он перерезал сухожилия на правой ладони, его ждут неслабые траты на целителя.

– Может, я недостаточно темное создание, – проворчал он.

Женщина растянула сухие губы в пародии на улыбку. Сломанные зубы были черны.

– Нынче перед ним мог бы встать и сам Шейрен – а клинок остался бы черен. – Лицо ее повернулось в сторону девушки, что все еще стояла на коленях. – Alfanda al’ma to vevertsh tenbell.

Сеехийка всхлипнула и укрыла лицо в ладонях.

– Ygwal’a, – тихо зашептала прикованная. – Ygwal’a equriel, amontell yp el twe’rt oma’os.

Он не понял ни слова. Ясно было одно: прикованная – сеехийка, хотя при взгляде на исхудавшее, покрытое ранами тело непросто оказалось бы догадаться. Куда-то делась аура беспощадной, не выносящей противостояния гордыни, какой окружали себя ее одноплеменники. Осталось… Альтсин безжалостно присмотрелся к ней: осталось лишь тело, немного мяса, кости и сломанный дух. И шрамы. Десятки, сотни бледных черт, что создавали по всему телу мозаику боли и жестокости. На лице, руках, ногах.

Женщина минутку мерила его взглядом, потом опустила, тяжело дыша, голову:

– Скажи мне, парень, течет ли кровь вверх?

Кровь? Какая кровь?

Он взглянул вниз. Катящиеся из его рассеченной ладони капли собрались в черную, поблескивающую лужу. От лужи отходил узкий приток. На его глазах ручеек тот взобрался на наклонную плиту и пополз в сторону Меча.