Двойной босс, пожалуйста! (СИ) - Март Амалия

— Карина…

— Твоя стокилограммовая помощница? Ты же ее иначе, как преданным ротвейлером не называл. У нее-то какие мотивы?

— Думаю, она тоже из разряда: невольный помощник или целенаправленный соучастник. Это выяснить не составит труда.

— Тогда кто же главный подозреваемый? — Рус тушит окурок и вглядывается в схему. На вершине пирамиды по-прежнему лишь одно имя. — Камилла?

— Помнишь ее? — всматриваюсь в лицо друга.

— А то! Она же ещё одна твоя верная собачонка. Бесконечно липла к тебе, хотя, насколько помню, у тебя с ней ничего не было.

— Было, — выдыхаю дым, тушу сигарету. — Задолго до твоего прихода был очень короткий роман. Пару встреч, до секса не дошло, я узнал, что она замужем и беременна. Она ушла в декрет, вернулась, и мы сохранили легкие приятельские отношения. А потом… после истории с Леей, был тяжелый период, она поддерживала. И я позволил себе ни к чему не обязывающую связь. Проверили на прочность мой рабочий стол, потом ее, потом я сказал, чтобы шла к семье, продолжения не следует. The end.

— Интересно, — щурится Че. — Не плохое выходит кино. Но опять же, недостаточно мотива для обиженной женщины. Ведь все случилось уже после.

— А что если, и сейчас будет притянуто за уши, это и было целью? Ну, помимо отмывания бабла.

— Что именно? Потрахаться с тобой? Не льсти себе, Яковлев.

— Она ни раз пыталась перевести наши отношения в другую плоскость.

— Хотела заарканить тебя? — приятель выгибает бровь.

— Не знаю. Бред, да?

— Ну, так себе мотивчик. Скорее я поверю, что она просто умная хладнокровная сука, желающая навариться. Вообще, у нее, может, и не было такого уж явного мотива убирать Лею, но явно были возможности.

— Да, я тоже об этом подумал. Она хорошо знает процедуры, имеет доступ к базам, архиву и контакты контрагентов. Если кто и мог красиво провернуть такое дело, то она.

— Ну, допустим. Но прямых доказательств у тебя нет. А ворошить кучу говна палкой — так себе идея. Сам провоняешь, всех разозлишь, а толку…

— Спасибо, мастер аллегории, а то сам бы я не понял, — огрызаюсь на друга, откидываюсь на диване. — Здесь нужен более тонкий подход.

— Есть план?

— Очертания.

— Я тебе нужен?

— Ты — главное действующее лицо!

Глава 56. Алиса

В своей голове я составляю план. Там пока всего три пункта:

— уволиться;

— собрать вещи;

— быть счастливой.

Последний — самый важный.

В воскресенье, пока отец отсыпается после грандиозного праздника, мы с Матвеем продолжаем свое путешествие по памятным местам Москвы. Вполне возможно, что это самая последняя прогулка по родному мне городу. Через пару дней я покину его, оставив в нем все тяжелые воспоминания и свое незаживающее сердце. И это к лучшему.

— Мам, а можно я останусь с тобой? — спрашивает сын, когда мы выходим из метро. Он смотрит своими огромными яркими глазами, и мое сердце щемит от переизбытка чувств.

— Через несколько дней я сама к тебе приеду, милый, — крепче сжимаю его маленькую ладошку. — Насовсем.

— Давай поедем вместе! Не хочу завтра в садик. Хочу остаться с тобой.

— Мне нужно на работу…

— Я пойду с тобой! Я не буду мешать, обещаю. Спроси деда — я никогда не мешаю.

— Посмотрим, — улыбаюсь ему.

Я тоже хочу провести с ним больше времени. Мы могли бы завтра быстро заскочить на работу, а потом целый день гулять. Я так и не сводила его в парк Горького, не показала, где провела свое детство. Потом вместе соберём мои вещи. Будет очень здорово.

— Скажи да, скажи да! — скачет возле меня сын.

— Ладно, — сдаюсь я. — Но ты должен будешь вести себя хорошо.

— Обещаю, обещаю, — радостно голосит он.

И видеть такую неподдельную радость — самая ценная награда.

Вечером, перед отлетом отца, пока Матвей возится с купленным сегодня планшетом, мы обсуждаем то, что произошло вчера.

— Ты сказала ему? — в глазах отца неподдельное беспокойство.

— Нет, конечно.

— Зачем он вообще приходил?

— Хотел, чтобы я забрала заявление. Потом, чтобы выслушала, потом, чтобы помогла.

— Ещё чего! — фыркает папа. — Ты сказала ему куда идти? Пригрозила отцом с двустволкой?

— Пап, у тебя же нет оружия, — смеюсь я.

— А он этого не знает! Надеюсь, он больше сюда не явится.

— Не беспокойся, он не придет, — тихо говорю я.

— Лея, ты же не поддалась на его фальшивые заверения? Или он угрожал?

Папа внимательно всматривается в мое лицо, от него ничего не скроешь.

— Нет, он не угрожал. Но сказал кое-что… Он был убедителен.

— Дочь, посмотри на меня, — строго говорит он. — Сердце с головой могут быть не согласны, но последняя всегда будет права, понимаешь? У сердца нет глаз, оно не способно анализировать, и оно не слышит правды. Доверяй только своей голове.

Теплая ладонь ложится на мою, слегка шершавая кожа согревает, дает необходимую сейчас уверенность.

— Он не подставлял меня, — зачем-то пытаюсь оправдать Александра в глазах отца.

— Вот как, — снисходительный наклон головы. — И кто же тогда?

— Не знаю. Но он выяснит, — уверенно говорю я.

Следует тяжелый вздох. Отец встает и наливает воду в чайник.

— Ты все еще очень доверчива. Наверное, это моя вина, хотел, чтобы ты выросла доброй и искренней и не думал, что этим будут пользоваться.

— Пап, проблема не в том, как ты растил меня, а в том, что других было некому воспитать правильно.

Я тоже встаю и обнимаю отца со спины. Прикладываюсь щекой к его плечу, глубоко вдыхаю родной запах.

— Все будет хорошо. Мы с Матвеем приедем через несколько дней, и все станет как прежде. Нет, лучше. У меня уже руки чешутся испытать новые сорта клубники.

— Ага, знаю я твои испытания — в рот и все дела! — смеётся он.

— Это называется дегустация!

— Это называется обжорство!

— Все будет хорошо, пап. Обещаю, — шепчу ему в спину.

— Я знаю, — сжимает мою ладонь.

Утро понедельника выходит очень волнительным. Странно, но после разговора с Александром я растеряла всю уверенность. Меня гложет чувство вины за то, что я сделала, кажется, неправильным лишать его работы за дурацкие любовные игры. Но будет глупо сейчас отступить, да? И десятки других девушек не согласились бы сейчас с моим приступом благородства.

И все же, когда я приезжаю к офису "Маффина" за руку с сыном, грызущее чувство внутри не утихает. В отделе по работе с персоналом меня встречают пренебрежительные взгляды, только подтверждающие, что мне здесь не место. Никогда не было.

Валентина Николаевна смотрит на меня почти с ужасом, когда я озвучиваю свое желание уволиться.

— И к чему был весь этот цирк? — прямо спрашивает она, пронзая своими холодными глазами.

— Это была месть, не больше, — откровенность за откровенность. — А сейчас я бы хотела написать заявление и расстаться с вами в ближайшие три дня.

— А отрабатывать ты не собираешься, дорогуша? — зло шипит она.

— Я на испытательном сроке, не нужно думать, что я идиотка. Я знаю свои права.

— Бери листок и ручку. Приказ на увольнение Александра Германовича и письмо с характеристикой, я так понимаю, тебе уже не нужны?

— Оставьте себе, на память.

Присаживаюсь за стол для посетителей рядом с сыном, который с интересом прислушивается к нашему разговору, и приступаю к заявлению.

— Так ты собираешься судиться с ним? — как бы, между прочим, спрашивает эйчар через пару минут тишины.

Я знаю, что это за вопрос, и к чему приведет мой ответ. Это тот самый момент, когда я должна принять для себя решение, дать отцу моего ребенка шанс вернуть свою работу или нет. И, не смотря на все противоречия внутри, я уже давно приняла это решение.

— Нет. И никогда не собиралась.

Кладу перед Валентиной Николаевной два заявления — одно на увольнение, другое на неоплачиваемые отгулы — и поворачиваюсь к сыну.