Паутина из шрамов - Энтони Кидис

Чеда никто каждый день не критиковал, потому что мы не были с ним так близки. До сих пор он остается человеком в себе. У него был другой путь решения обычных проблем «новеньких» и это было «Они мне не нужны, я их не знаю, у меня есть своя жизнь». Он никогда не хотел быть в нашем кругу. Он лучше бы бегал со своим же типом, а этот тип людей был совершенной не похож ни на меня, ни на Фли. Чед показал нам очень мало из того, кто он есть, откуда он и какие у него мысли. К примеру, он был в Red Hot Chili Peppers с 1988 года, и только в конце 2003 я узнал, что Чед покинул Мичиган чтобы приехать в Голливуд и стать сексуальным фронтменом. Мы никогда не разговаривали по душам, и я никогда не знал о его фантазиях, мечтах и надеждах. Чед приходит на работу, он веселый и дружелюбный. Я считаю его одним из этих странных великих людей, которые сохраняли нашу группу в трудные времена.

Если говорить об одежде, то его вкус очень отличался от нашего, и я постоянно дразнил его на этот счет. К счастью, он перестал укладывать свои волосы суперспреем, когда стал участником группы, но вместо того, чтобы идти и тусоваться в панк-рок клубе, как например «Small’s» со мной и Фли, он шел в «Motley Crue bar». Туда он одевал смешные джинсы с ремнями и ковбойскими сапогами, играл в бильярд и приударял за девочками-рокершами. Люди видели его и потом рассказывали мне, что волосы у него были покрыты спреем и стояли выше чем у девочки, но на следующий день он приходил в студию в бейсбольной кепке. По своей природе он не был таким хамелеоном, просто он не показывал нам все свои цвета.

Мы нашли что-то общее в музыке. Даже здесь его музыкальное восприятие было другим, но его энергия страсть и сила для создания новой музыки была велика. Он не был авангардным, не слушал очень разную музыку, в основном он держался около рока и поп-музыки, но то, что он играл, было удивительно. У нас никогда не было барабанщика, у которого никогда не садилась батарейка, который всегда готов играть и как можно дольше. Я не могу себе представить, чтобы он чувствовал себя неудобно или застенчиво из-за того, как мы его сначала приняли, как себя чувствовал Джон.

Теперь у нас были новые парни, и мы могли начинать работать. Было очень странно и сложно создавать новые песни, как еще никогда не было. Очень часто у нас было много хороших идей, но мы не могли сделать из них песню. Я думаю, Джон чувствовал большую ответственность играть по следам Хиллела, хотя он не пытался повторить игру Хиллела. Его звук был чище и современнее. Нам просто нужны были новые песни. Когда Клифф и Джек Шерман пришли к нам, уже было готово почти все. Но теперь нужно было написать целый альбом.

Медленно, но уверенно новые и разные звуки начали образовываться. Ударные были очень интенсивны. Клифф был креативным и артистичным, Джек Айронс был метрономом, но Чед просто «двигал» воздух так, как это не делал никто до него. Я аккуратно слушал музыку, а потом уходил домой и сидел на кухне с кучами и кучами бумаг. В мою голову никогда не приходило, что можно написать песню из пяти строчек и припева. Фли всегда был занят, ударные тоже были заняты и вся эта текстура и музыка была такой сложной, что я решил, что мне тоже надо делать что-то сложное. Когда я садился писать песни, я обдумывал не одну или две идеи, нет, у меня был замысел написать поэму из пяти страниц. Я сидел там по восемь часов подряд и писал такие песни, как Good Time Boys, Subway to Venus и Johnny, Kick a Hole in the Sky, где стихи были просто бесконечны.

Когда пришло время записываться, мы стали ссориться с Майклом Бейнхорном. Он внимательно следил за звуком. Он хотел, чтобы Джон играл мощным, тяжелым скрипящим звуком, тогда как у нас всегда был интересный кислотный, фанковый и сексуальный гитарный звук. Джон не хотел играть что-то слишком в стиле метал, поэтому между ним и Майклом было очень много ссор. То было не самое лучшее время для Джона и если бы не порнографические фотографии Трэйси Лордс, я вообще не знаю, как бы Джон тогда выжил.

Мы много работали над всеми песнями, но Бейнхорн придавал наибольшее значение песне Higher Ground. Фли играл эту мелодию годами, а Джон и Чед придумали удивительные мелодии. Бейнхорну пришлось вдвойне попотеть, чтобы заставить Джона сыграть более тяжелый звук для этой песни. Для меня вокал был очень сложным и изнуряющим. Такая песня не была моей крепостью, но Бейнхорн считал, что я смогу ее спеть и поэтому всегда подталкивал меня. Я знаю, вам покажется, что все это просто дерьмовое нытье, но когда ты стоишь перед гребаным микрофоном и у тебя ничего не выходит, у тебя начинают болеть все внутренности. Я очень долго не мог спеть эту песню. Но она стоила этого. Когда мы подошли к припеву, мы пригласили в студию 25 человек, чтобы спеть его вместе. Там были и хорошие певцы и обычные люди, но все вышло отлично.

Я классно провел время, кроме двух последних недель записи. Я просто радовался трезвости, я был рад записывать альбом и петь все эти песни. Но у нас с Бейнхорном начались проблемы, когда он захотел, чтобы в конце Higher Ground я читал спонтанный рэп. Я просто не мог больше терпеть его стиль ведения дел. Он хотел выдавить из меня то, чего я не хотел, и мы поругались. Тогда я понял, что с ним покончено.

Когда мы закончили работать над альбомом, мы не сказали «О, это точно наш самый лучший альбом», но «Mother’s Milk» мне нравился. Фли пришла в голову идея назвать альбом в честь женских флюид Лоиши, которые получала их маленькая дочка Клара (таким образом мы можем пресечь сплетни о том, что «Mother’s Milk» это слэнговое название героина). Мы отправились к нашему старому другу Нельсу Израэльсону, который делал фотографии для нашего вторго и третьего альбома. У меня был старый постер 60-х годов Sly and the Family Stone, где Слай держал руку вытянутой, а на его ладони стояла вся группа. Я думал, что было бы классно, если бы тебя держал гигант, а ты был маленьким человечком. Только в моем представлении, гигант это голая женщина, а мы находимся около ее груди. Я подал эту идею группе, но они не были на сто процентов уверены, а я был, так что они согласились удовлетворить мои пожелания. Нельс начал проводить пробы моделей для обложки и так как они снимали свои майки, мне надо было быть там. К сожалению, я опоздал, и он выбрал девочку без меня. EMI планировали прикрыть ее соски какими то буквами и цветочком, но соски точно были важной частью обложки. Тогда мы узнали, что модель была не уверена насчет всего этого. И я не мог понять, почему мы не могли найти ту модель, которая была бы рада поставить свою грудь на обложку.

Я начал выбирать наши фотографии, которые она держала бы в своих руках и Джон презирал каждую свою фотографию. Наконец, он разрешил мне использовать одну и я думаю, обложка вышла красивой. Как будто одна гигантская голая женщина держала четырех Томов Сойеров.