Черная заря. Пепел на зеленой траве - Александр Конторович

Щелчок!

Или это мне показалось?

Осторожно раздвигаю кусты и до боли в глазах всматриваюсь в даль. Ни хрена не видать. Но бинокль трогать нельзя, потому что солнце уже встало, и его лучи пробивают листву острыми лучиками.

— Командир!

— Здесь я!

— От ребят посыльный приполз.

— Ну и что там?!

— Порядок. Уработали всех. Тихо подошли и тихо сделали.

— Наши потери?

— Один трехсотый. Ножом в драке порезали. А так целы все.

— Кого задели?

— Симончука. Это из ополчения парень. В прошлом вояка, ныне охотник. Мужик грамотный, и дело свое знает. Пырнули его не так чтобы сильно, но неприятно. Чуток погодя оттащим его в тыл, а там и вывезем.

Ну, что ж, заслон мы сняли. Теперь можно и вперед.

Подобравшись к позиции охранения, я только присвистнул. Народ здесь окопался куда как основательно. Блиндаж выкопали. Причем кондовый и капитальный. В нем даже печку установить успели. Надо полагать, забазировались они здесь достаточно давно, раз начали городить подобные сооружения. Да и уходить отсюда в ближайшее время явно не торопились. Это в итоге их и подвело. Нечего расслабляться, когда стоишь на посту.

Дежурную смену взяли в этом самом блиндаже, поэтому они могли там хоть на ушах стоять, все равно на улице никто ничего не услышал бы. Наверху несли службу всего два человека. Их аккуратно снял из своей винтовки Потеряшка. А вся прочая группа взяла в ножи их товарищей. Надо отдать должное, народ оказался крепкий, злобный и просто так жизнь свою не отдал. Это еще повезло, что мы отделались только одним раненым. В смысле серьезно раненным. В той или иной степени противник успел попятнать еще троих. Но, слава богу, уже не так основательно.

Отойдя от бункера охраны около пятисот метров, неожиданно натыкаюсь на Гадалку. Она, повесив на плечо винтовку, что-то разглядывает на земле. Хмурится и задумчиво покусывает губу.

— Что случилось?

— Пока ничего.

— А в чем дело тогда?

— Тут кто-то был… причем не единожды. И хотя этот человек аккуратно подчищал за собой все следы, я всегда могу определить место снайперской засадки.

— В смысле? У нас тут что, где-то вражеский снайпер шарится?

— Ну, не факт, что вражеский… — Она протягивает мне руку. — На, посмотри.

На моей ладони лежит патрон. Обычный 7,62x54.

— И что я должен увидеть?

— На пулю посмотри. Это не военный патрон.

И действительно. Патрон с полуоболочечной пулей, как я сразу этого не просек. Это что же получается, снайпер собрался стрелять охотничьими патронами? Момент, но ведь и у Гадалки патроны с такими же пулями.

— Так ведь и у тебя…

— Нет. У меня патроны не охотничьи. Они специально такими сделаны. Это по моей просьбе специальные снайперские патроны снарядили экспансивными пулями, чего, как правило, в таких боеприпасах не делают. А ты держишь в руках стандартный охотничий патрон.

— И что из этого следует?

— Если здесь уже долгое время кто-то сидит и выпасает этих часовых, то я сильно сомневаюсь, что он таким образом прикрывает пост. Поверь, я знаю, что говорю.

С этими словами она наклоняется и, достав из кармана патрон от своей винтовки, втыкает его в расщелину пня, около которого стоит. После этого, ничего более не сказав, поворачивается и уходит следом за основной группой.

Пожав плечами, закидываю за спину автомат и топаю за ней.

И никто из уходящих людей не заметил, как шевельнулась ветка куста в тридцати метрах от места их разговора. Внимательные глаза проводили взглядом уходящих, скользнули по поляне и задержались на поблескивающем в расщелине пня металлическом цилиндрике.

А вот и лагерь.

Надо сказать, что неведомые хозяева будущей жизни обустроились с умом и правильно. Хватило же у кого-то соображаловки не влезать с глупыми советами в работу конкретных специалистов. Домики аккуратно вписали в окружающую тайгу, нигде и никоим образом не повредив растущие деревья. С воздуха это поселение было практически не обнаружимо. Еще, надо думать, и потому, что над тропочками были повсеместно натянуты маскировочные сети. Да не простые сеточки-то! Кое-где сквозь обветшавшую под ветром и солнцем ткань просвечивал металл. Во всяком случае, в бинокль это можно было разглядеть. Помимо маскировки эти приблуды наверняка выполняли еще какие-то функции. Это сколько же они тут сидели-то, раз ткань до металла ветром прогрызло?

Чуть смещаю бинокль в сторону.

А вот это, надо полагать, уже «господская» половина.

Около домов стоят шезлонги, виднеется даже мангал. Ну, все закономерно — господа изволят культурно проводить время. В одном из шезлонгов кто-то подремывает. И сколько тут этих домиков?

Менее десятка. Это все? Да быть того… может. Очень даже может. Ребятки изящно стряхнули со своих ног всю ту накипь, которая обеспечивала их восхождение. Всех этих «кривозащитников», демагогов и всевозможную продажную чиновничью сволочь. А зачем они им теперь? Теперь, когда уже не нужно ничего скрывать и ни перед кем оправдываться тоже уже нет необходимости. Они свято уверены в том, что все идет по их плану. Скоро, уже очень скоро их снова призовут — теперь уже на пожизненное царство. А как же еще? В их руках будет еда, все резервы для восстановления страны… бодайтесь, кому жизнь не дорога!

Смирись — или околеешь!

Справа шорох — Михалыч подполз.

— Чего тебе, старый?

— Тут такое дело, командир…

— Ну?

— Морды знакомые есть…

— Тебе?!

— Нет. У нас тут пополнение имеется…

Это он про ту парочку угрюмых мужиков со снайперкой? Что неприязненно на Галину косились? Где он их вообще нарыл?

— И?

— Знают они местных — в смысле охрану знают.

— Всех, что ли?

— Нет. Тех, что вон в ближних казармах засели — они в оптику знакомых узнать смогли. Воевали рядом…

— И как говорили в западных боевиках, какие ваши предложения?

— Схожу я с ними туда…

— Сдурел? Вас же там заземлят мигом!

Спец мнется.

— Ну… как тебе сказать, командир… не хочу я по ним стрелять.

Здрасте… это старый-то головорез, прошедший и Крым, и Рим? Чего-то я врубаюсь плохо…

— Ты вот с немцем этим добазарился ведь? — спрашивает Медведь.

— Ну! Так вместе же и отстреливались от бандитов. Тут уж волей-неволей…

— Так и они рядом сколько прошли. Думаешь, все разом перечеркнуть можно? Ничего святого за душой не осталось уже? Они же русские!

— Морозов китайцем был?

— А Гратц твой — вообще немец!