Славянская мечта - Артем Шампанский

Поразмыслив над происходящим, Федя, долго проработавший председателем сельсовета и хорошо разбирающийся в земельных вопросах, отметил тщетность стараний участников, но все же проникся к ним сочувствием. Он решил остаться рядом с ними из чистейшего любопытства и заодно пошутить с женой, дескать, примкнул по зову сердца к бунтарям. А для большего эффекта на найденном куске картона написал маркером слова из песни Марка Бернеса: «Враги сожгли родную хату», и скрепкой прицепил себе на грудь. С этой табличкой его одного-единственного и арестовали во время разгона митинга. К этому времени переговоры между незаконно собравшимися лузерами-латифундистами и представителями власти уже давно закончились, прошли даже уговоры разойтись, на неповиновение власть отреагировала отрядом милиции с приказом задержать зачинщиков. Ожидавшие такого развития событий митингующие разбежались, а ничего не подозревающий Федя вступил в пререкания и стал оказывать сопротивление. Целую ночь взъерошенный и подавленный Кащук провел в камере с пьяницами и хулиганами. О его непричастности к митингующим стало понятно только утром, да и то с оговорками: во-первых, надо знать, где шутить и не стоять близко с людьми, подрывающим авторитет власти; во-вторых, прочитать, а главное – осмыслить надпись на табличке у милиционеров не было ни времени, ни возможности. Федю Кащука следовало бы отпустить. Но как? Невиновный человек провел ночь в клетке! Скандал! А этого так не хотелось власть имущим. Решение моментально пришло в голову одному высокому чину – раз Федя не может стать участником митинга из-за непричастности к земельным аферам, значит, надо из него сделать главного организатора беспорядков.

– И честь мундира отстоим, и покажем пример неслыханного разгула демократии – выпускаем на волю зачинщика и бузотёра. Ему следует сделать предложение, от которого он не сможет отказаться.

Что скрывается за последней фразой, знают наверняка не многие. А означает она вот что. Кащуку предложили на выбор: либо он подписывает признание в подстрекательстве и желании чинить беспорядки, что автоматически делает его главарем крамолы, после чего его спокойно отпускают, либо его ждут трудные отношения с милицией (что это означало на практике, Кащук не знал, но на всякий случай очень испугался). Федя, недолго поразмыслив, согласился уладить все по-хорошему.

Покидая здание милиции, Федор попал в окружение людей, проявляющих ажиотажный интерес к его персоне. Все, кто более-менее умел писать, интервьюировать, фотографировать и просто снимать на камеру, собрались у входа в отделение милиции, чтобы прославить защитника справедливости, не побоявшегося вступить в открытый конфликт с властью. Его фотографии появились во всех газетах области, интервью с героем зачитывались до дыр, а на единственном областном телеканале он даже стал героем небольшого сюжета. Вот так Федор Михайлович неожиданно превратился из простого мужичка в лидера оппозиционного движения. Вскоре настоящие оппозиционеры к правящим кругам сделали из Федора живую икону, страдальца за народные интересы, узника совести, замученного в застенках, непримиримого борца с авторитаризмом. Сработала старинная истина – общество, испытывающее по каким-то причинам дефицит героев-бунтарей, с превеликим удовольствием объявит любого дебошира национальным героем. Искусственно созданная популярность определила всю дальнейшую карьеру Кащука, умудряющегося оставаться на плаву даже при сменах политической элиты, и в будущем помогла взлететь до «голови обласної державної адміністрації».

Сразу после очередных выборов Федору Михайловичу предложили хорошую должность в районной администрации, а несколько лет спустя и вовсе возглавить район. Головокружительный взлет не сильно изменил чудаковатого, застенчивого учителя истории, хотя замашки хозяина жизни все же появились.

– Найдите мне хорошего секретаря, – говорил Федор Михайлович начальнику организационно-кадрового отдела, – но не какого-то всезнайку, а красивую длинноногую девушку с хорошим образованием. Людей в приемной должна встречать и провожать красота…

Тогда Кащук еще не знал, насколько роковым окажется его желание окружить себя «красотой».

Подчиненные быстро справились с заданием, и очень скоро в приемной Кащука появилась обворожительная Лилия Зубко. Молодая женщина с высшим юридическим образованием, у которой выход из декретного отпуска по уходу за ребенком совпал с окончанием бракоразводного процесса. Согласившись на эту работу, Зубко преследовала лишь одну цель – найти респектабельного мужчину, выйти замуж и там «окопаться», то есть создать такие отношения, разорвать которые будет уже невозможно. Для этого она с первых дней работы создавала себе образ неприступной крепости, тем самым меняя устоявшееся мнение окружающих о длинноногих секретаршах. Лилечка, впрочем, так её никогда не называли, стала олицетворением холодной, ледяной красоты. Очень консервативная одежда, в различных интерпретациях всегда соответствующая одному и тому же дресс-коду – белый верх, черный низ, собранные на затылке волосы в «дульку» в сочетании с вечно серьезным выражением лица как-то сразу дисциплинировали гостей Кащука и отбивали желание откровенничать с секретарем. Улыбка на её лице появлялась только в сопровождении с надменным взглядом, удостоенным этой миной следовало быть поаккуратнее с разговорчиками, а еще это означало скоропостижное окончание беседы с ответом на дурацкие вопросы: «Когда будет?», «Можно його тут почекать?», «Сьогодня добрый чи злой?», «Нэ скажите, пидпысав мою заяву чы не?». Лиля вела себя строго и такого же отношения требовала к себе. Робкие попытки сотрудников превратить отношения с секретарем в панибратские жестоко пресекались на корню. Даже разговаривать в приемной приходилось шепотом, как в библиотеке:

– Тише! Федор Михайлович работает, – обычно строго объявляла она присутствующим.

На самом деле находившемуся за двойной дверью Кащуку и так ничего не было слышно, просто Лиля ценила в своей обители тишину, порядок и полное подчинение со стороны людей, стоявших выше по служебной лестнице.

Невостребованный врачебный инстинкт спровоцировал увлечение Лили лекарствоведением, что стало настоящей бедой для всего коллектива райадминистрации. Двери в Лилин кабинет всегда оставались открытыми, что позволяло ей безошибочно определить местонахождение чихнувшего или кашлянувшего. Так, чихнул однажды начальник отдела труда и социальной защиты населения в своем кабинете, через минуту дверь к нему без стука отворилась и на пороге появилась Лиля с кружкой горячего напитка:

– Богдан Миронович! Немедленно выпейте вот это, – голос Лили звучал тревожно и строго.

Она протянула ему несколько разноцветных таблеток и дымящуюся чашку.

– Дякую, Лиля! То я вид пылюки чихнув, – попытался оправдываться начальник отдела.

– Здесь нет пыли! А у вас простуда!

– Та нема в мэнэ простуды! Я здоровый!

– Вы сейчас бравируете, а потом будете антибиотики принимать, от которых у вас отвалятся почки и печень. Вполне мужская логика – не замечать болезнь на ранних стадиях, зато потом ложками лекарства поедать. Я вам сейчас предлагаю предупреждающие препараты, слабенькие и приготовленные на травах, – произнесла Лиля, как всегда категорично и бескомпромиссно, не терпевшая пререкательств в вопросах, касающихся здоровья.

– Та пый, Богдан, – неожиданно вмешался вошедший Федор Михайлович, – ни черта с тобой не будет. Я тоже вчера немного захворал, выпил её зелье – сегодня как огурчик.

Богдан Миронович подчинился, он одним махом проглотил пилюли и запил теплой, противной жидкостью.

Эти навязчивые пробы врачевания приучили сотрудников администрации не чихать и не кашлять в зоне слышимости Лилии Зубко. И упаси бог кого-то появиться с заложенным носом, здесь курс лечения отличался особой беспощадностью. Лиля закапывала нос так, что невольные пациенты расходились со слезами на глазах, но! со словами глубочайшей благодарности, по-другому вырваться от практикующего медика-самоучки не удавалось. Такое положение вещей было обусловлено огромным расположением к Лиле самого Федора Михайловича. Ему очень нравилась эта интересная молодая женщина, и однажды он отважился на дерзкий и безрассудный поступок. Все последующие годы Федор Михайлович будет считать Лилю своим завоеванием, хотя на самом деле все выглядело совершенно иначе, безоговорочную победу над мешковатым шефом одержала Лиля.

Уже очень скоро деловая девушка попала в юридический отдел, где быстро повысилась до ведущего специалиста. А через некоторое время и вовсе приняла бразды правления отделом. Затем, вместе с Кащуком, Лилия Генадьевна перебралась из районной администрации в областную, где сразу навела свои порядки, отдалив от шефа неугодных и приблизив любимчиков. В личной жизни у неё всегда оставался один Федор Михайлович, из которого она лепила как из пластилина все что хотела. Оставаясь один на один, Лилия Геннадьевна меняла образ строгой, холодной женщины на капризную, вечно недовольную бабу и развлекалась самым излюбленным занятием – «пила кровь» своего Федюньчика: