Сиротка. Расплата за прошлое - Мари-Бернадетт Дюпюи

Пять минут спустя Жослин уже таял от нежности, глядя на спящую девочку, прижимающую к груди тряпичную куклу. Покоренный ее милым личиком, он ласково коснулся темных кудрей. Лора не сделала никаких комментариев, но внутренне уже ликовала.

— Ну что? — спросила она после короткой паузы.

— Я приготовлю для нее комнату, как только вернусь в Валь-Жальбер, — сказал он. — Мы о ней позаботимся. Ты приняла правильное решение, Лора. В Маленьком раю стало слишком пусто и грустно. Он будет уютным гнездышком для этого птенчика.

Они растроганно улыбнулись друг другу. С самого рождения Адель почти не знала, что такое комфорт и безопасность настоящего домашнего очага. Они оба это понимали и были полны решимости заботиться о девочке, сколько потребуется.

Шарлотта спала. Домочадцы сменяли друг друга, чтобы дежурить у ее постели, следить за ее дыханием, цветом лица и температурой. Людвиг спал на шкуре, постеленной рядом с кроватью, прямо на полу. От избытка эмоций и бессонных ночей молодой отец совсем обессилел. Его никто не беспокоил — все понимали, что ему надо отдохнуть.

Каждый нашел себе занятие. Бабушка Одина укачивала на своей большой груди младенца, который мирно сосал палец. Мл пен решила приготовить вкусный ужин. Хлопоча на кухне, она предвкушала момент, когда они соберутся вокруг дымящегося аппетитного блюда. За столом все будут много разговаривать, смеяться, возможно, даже плакать, но это будут хорошие слезы, вызванные чувством огромного облегчения, которое они все испытали.

Близняшки удалились в комнату, которую делили с Акали и Кионой. Четырем девочкам было о чем поговорить. Речь шла о внезапной смерти Шогана от полиомиелита, о малышке Адели, получившей осложнения после той же болезни, а также о неожиданном отъезде Кионы две недели назад.

— Ты нам так ничего и не объяснила, — отчитывала ее Лоранс. — Дедушка сразу же увез тебя вместе с лошадью и пони. Почему?

— Я была в опасности. Когда я увидела Мин в прошлом, в день закрытия завода, я почувствовала, что умираю. Это было ужасно. Я обо всем рассказала своему отцу. Он понял, что я права и что мне лучше уехать подальше от Валь-Жальбера.

— И все же ты могла бы поставить нас в известность! — возмутилась Мари-Нутта. — К тому же нам пришлось жить у Маруа, а там было совсем не весело. К счастью, Мари вернулась от своих бабушки и дедушки. О, какая же она рассудительная!

Акали жадно слушала, радуясь встрече со своими подружками. Она уже многие годы беззаветно любила этих девочек.

— Лоранс, мне хочется взглянуть на твои рисунки! — попросила она. — Киона говорила, что ты готовишь подарок Эрмин.

— Да, они здесь со мной, в сумке. Мне нужно их закончить. Я много работала по старым фотографиям, потому что Киона уехала…

— Покажи их нам сейчас, — сказала Мари-Нутта. — У нас еще есть время до ужина.

Лоранс, польщенная таким интересом к ее работам, согласилась. Девочки продолжали шушукаться. На Киону уже никто не обижался.

В это время Эрмин сидела в тени под навесом, укрывавшим деревянную террасу. Тошан стоял рядом. Он не решался завести разговор. Его не покидало ощущение, что между ними растет пропасть и что ему нужно скорее ее перешагнуть, чтобы не сорваться вниз.

— Мин, дорогая, сегодня ты совершила настоящее чудо Похоже, Шарлотта спасена.

— Я буду в этом уверена только к завтрашнему утру, — тихо ответила она. — Ночью может произойти что угодно. Она потеряла много крови. Слишком много.

Чувствуя себя неловко, он молча кивнул. Все, что касалось деторождения, его немного обескураживало, поскольку он культивировал идиллический образ женщины и матери. Для него самым лучшим моментом оставался тот, когда он входил в комнату к своей супруге и видел ее в чистой ночной рубашке, на белоснежных простынях, с младенцем, прижатым к груди, которая будет питать его несколько последующих месяцев.

— Все ведь закончилось хорошо, — с рассеянным видом сказал он. — Я думал, мы ее потеряем. Но я не понимаю одного — твоего поведения по отношению ко мне. Не очень тактично было осыпать меня упреками в присутствии моей бабушки и Людвига, припоминать мне несчастную Симону… Я не считаю, что заслуживаю всех этих упреков.

Эрмин бросила на мужа взгляд, полный горечи.

— Я была вне себя от гнева. За то время, пока длились схватки, ты мог бы съездить к ближайшему доктору, ты, тот, кто умеет так быстро передвигаться, когда ему это нужно. Признаюсь, меня это чуть не лишило рассудка. Тошан, я никак не могу избавиться от мысли, что, если бы я не приехала в тот день, по чистой случайности, вы дали бы Шарлотте умереть.

— Бабушка Одина советовала подождать. Я полностью ей доверяю, она помогла появиться на свет куче ребятишек.

— Подождать? Какая глупость! В подобных случаях медицинская помощь просто необходима! Одина сама могла об этом догадаться и отправить тебя в Перибонку. К тому же у тебя была лошадь Кионы. Ты же знаешь, что мне в итоге пришлось сделать?

— Мин, успокойся! — возмутился он. — Ты словно разъяренная фурия!

— Да, я до сих пор в ярости. Достаточно было посоветоваться и принять правильное решение. Тошан, мы втроем помогли родиться этому мальчику. Людвиг по моему указанию давил на живот Шарлотты. Одина разрезала промежность ножницами, а я смогла ухватить младенца руками и потихоньку тащила к себе. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я сделала все возможное, чтобы спасти человека, которого люблю, и дать шанс на жизнь невинному созданию! А теперь у меня перед глазами так и стоят эти странные моменты, такие необычные, когда мне пришлось отбросить всякую стыдливость и страх, поскольку любое проявление нерешительности могли убить кого-то из них. Да, я довольна, но при том так разочарована твоим поведением! Ты даже не пришел поддержать меня, ты убежал колоть дрова!

Он всплеснул руками, ошеломленный потоком упреков.

— Мин, мне не было места в этой комнате! Не будь такой несправедливой. Да, я был растерян и напуган. Мужчины могут сражаться в боях голыми руками, прыгать с парашютом, стрелять из грозного оружия, но при виде роженицы они часто теряют всю свою смелость.

Эрмин беззвучно плакала. Он обнял ее за талию, чтобы привлечь к себе.

— Ты просто устала, любимая, — прошептал он ей на ухо. — Прости меня, если я тебя разочаровал. Я так ждал тебя, и наконец, ты здесь! Зачем нам ссориться? Мне нужно с тобой поговорить, Мин…

— Нет, не сейчас! — крикнула она, отталкивая его.

Несмотря на сильную тревогу по поводу Шарлотты, она сбежала по ступенькам крыльца и направилась к опушке леса. Сумерки обволакивали синеватой тенью окружающий пейзаж. «Мне нужно побыть одной, — говорила она себе. — Тошан думает только о том, чтобы затащить меня в постель. Ему плевать на мои тревоги и волнения».

Эрмин осознавала, что действительно несправедлива к своему мужу, но не могла справиться с гневом. Не в силах унять нервную дрожь, она присела на бревно.

— Мин! — окликнул ее Тошан.

Он последовал за ней, полный решимости кое-что прояснить по поводу Пьера Тибо.

— Мин, — повторил он менее уверенно, словно боялся быть отвергнутым, навсегда приговоренным к одиночеству.

— Можешь подойти, это не запрещено, — проронила она.

В сгущающихся сумерках он различал лишь светлую массу ее волос и бледное лицо, черты которого знал наизусть.

— Ты даже не поцеловала меня, когда приехала, — упрекнул он ее. — Это так непривычно! Ты меня еще любишь?

Не в силах ему ответить, она лишь нервно всхлипнула. Тошан сел рядом с ней.

— Как бы то ни было, я счастлив, что ты вернулась так быстро, — начал он. — Мне тебя не хватало. А потом еще эта болезнь. У Констана поднялась температура, и я очень испугался за нашего сына. Шоган не смог выкарабкаться.

Внезапно Эрмин стало стыдно. Тошан очень любил своего кузена. Как она могла забыть о его горе? Молодая женщина тут же смягчилась.

— Ты, наверное, очень переживаешь, — произнесла она. — Прости меня за сцену, которую я устроила, это был перебор. Но ты должен меня понять, я сходила с ума от тревоги за Шарлотту. За последние дни столько всего произошло! И я видела Адель в больнице. Господи! У бедной крохи деформирована ножка!

Он осмелел и нежно погладил ее по щеке.

— Эрмин, на нашу семью свалилось несчастье, и сейчас самое время быть искренними друг с другом и жить в согласии. Ты так холодна и сдержанна. Раньше, когда ты грустила или тревожилась, тебя успокаивали мои объятия.

Она бросила на него пылкий взгляд, затем прикрыла глаза. Он догадался, что это полная капитуляция и одновременно мольба.

— Моя маленькая женушка-ракушка… — пробормотал он, обнимая ее. — Ты со мной не очень счастлива, так ведь? Я вечно ворчу, чего-то требую, ревную тебя ко всем. Но ведь я люблю тебя больше всех на свете!