Где небом кончилась земля : Биография. Стихи. Воспоминания - Николай Гумилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Канцоны
1
Словно ветер страны счастливой,Носятся жалобы влюблённых,Как колосья созревшей нивы,Клонятся головы непреклонных.
Запевает араб в пустыне —«Душу мне вырвали из тела».Стонет грек над пучиной синей —«Чайкою в сердце ты мне влетела».
Красота ли им не покорна!Теплит гречанка в ночь лампадки,А подруга араба зернаБлаговонные жжет в палатке.
Зов один от края до края,Шире, всё шире и чудесней,Угадали ль вы, дорогая,В этой бессвязной и бедной песне?
Дорогая с улыбкой летней,С узкими, слабыми рукамиИ, как мед двухтысячелетний.Душными, черными волосами.
2
Об Адонисе с лунной красотой,О Гиацинте тонком, о НарциссеИ о Данае, туче золотой,Еще грустят аттические выси.
Грустят валы ямбических морей,И журавлей кочующие стаи,И пальма, о которой ОдиссейРассказывал смущенной Навзикае.
Печальный мир не очаруют вновьНи кудри душные, ни взор призывный,Ни лепестки горячих губ, ни кровь,Стучавшая торжественно и дивно.
Правдива смерть, а жизнь бормочет ложь.И ты, о нежная, чье имя – пенье,Чье тело – музыка, и ты идешьНа беспощадное исчезновенье.
Но мне, увы, неведомы слова —Землетрясенья, громы, водопады,Чтоб и по смерти ты была жива,Как юноши и девушки Эллады.
Персей
Скульптура Кановы
Его издавна любят музы,Он юный, светлый, он герой,Он поднял голову МедузыСтальной, стремительной рукой.
И не увидит он, конечно,Он, в чьей душе всегда гроза,Как хороши, как человечныКогда-то страшные глаза,
Черты измученного болью,Теперь прекрасного лица…
– Мальчишескому своевольюНет ни преграды, ни конца.
Вон ждет нагая Андромеда,Пред ней свивается дракон,Туда, туда, за ним победаЛетит, крылатая, как он.
Солнце духа
Как могли мы прежде жить в покоеИ не ждать ни радостей, ни бед,Не мечтать об огнезарном бое,О рокочущей трубе побед.
Как могли мы… но еще не поздно,Солнце духа наклонилось к нам.Солнце духа благостно и грозноРазлилось по нашим небесам.
Расцветает дух, как роза мая,Как огонь, он разрывает тьму,Тело, ничего не понимая,Слепо повинуется ему.
В дикой прелести степных раздолий,В тихом таинстве лесной глушиНичего нет трудного для волиИ мучительного для души.
Чувствую, что скоро осень будет,Солнечные кончатся трудыИ от древа духа снимут людиЗолотые, зрелые плоды.
Средневековье
Прошел патруль, стуча мечами,Дурной монах прокрался к милой,Над островерхими домамиНеведомое опочило.
Но мы спокойны, мы поспоримСо стражами Господня гнева,И пахнет звездами и моремТвой плащ широкий, Женевьева.
Ты помнишь ли, как перед намиВстал храм, чернеющий во мраке?Над сумрачными алтарямиГорели огненные знаки.
Торжественный, гранитокрылый,Он охранял наш город сонный,В нем пели молоты и пилы,В ночи работали масоны.
Слова их скупы и случайны,Но взоры ясны и упрямы,Им древние открыты тайны,Как строить каменные храмы.
Поцеловав порог узорный,Свершив коленопреклоненье,Мы попросили так покорноТебе и мне благословенья.
Великий Мастер с нивелиромСтоял средь грохота и гулаИ прошептал: «Идите с миром,Мы побеждаем Вельзевула».
Пока они живут на свете,Творят закон святого сева,Мы смело можем быть как дети,Любить друг друга, Женевьева.
Падуанский собор
Да, этот храм и дивен, и печален,Он – искушенье, радость и гроза.Горят в окошечках исповедаленЖеланьем истомленные глаза.
Растет и падает напев органаИ вновь растет, полнее и страшней,Как будто кровь, бунтующая пьяноВ гранитных венах сумрачных церквей.
От пурпура, от мучеников томных,От белизны их обнаженных телБежать бы из-под этих сводов темных,Пока соблазн душой не овладел.
В глухой таверне старого кварталаСесть на террасе и спросить вина,Там от воды приморского каналаСовсем зеленой кажется стена.
Скорей! Одно последнее усилье!Но вдруг слабеешь, выходя на двор:Готические башни, словно крылья,Католицизм в лазури распростер.
Отъезжающему
Нет, я не в том тебе завидуюС такой мучительной обидою, Что уезжаешь ты и вскоре На Средиземном будешь море.
И Рим увидишь, и Сицилию,Места, любезные Виргилию, В благоухающей, лимонной Трущобе сложишь стих влюбленный.
Я это сам не раз испытывал,Я солью моря грудь пропитывал, Над Арно, Данте чтя обычай, Слагал сонеты Беатриче.
Что до природы мне, до древности,Когда я полон жгучей ревности, Ведь ты во всем ее убранстве Увидел Музу Дальних Странствий.
Ведь для тебя в руках изменницыВ хрустальном кубке нектар пенится, И огнедышащей беседы Ты знаешь молнии и бреды.
А я, как некими гигантами,Торжественными фолиантами От вольной жизни заперт в нишу, Ее не вижу и не слышу.
Снова море
Я сегодня опять услышал,Как тяжелый якорь ползет,И я видел, как в море вышелПятипалубный пароход.Оттого-то и солнце дышит,А земля говорит, поет.
Неужель хоть одна есть крысаВ грязной кухне иль червь в норе,Хоть один беззубый и лысыйИ помешанный на добре,Что не слышат песен Улисса,Призывающего к игре?
Ах, к игре с трезубцем Нептуна,С косами диких нереидВ час, когда буруны, как струны,Звонко лопаются и дрожитПена в них или груди юной,Самой нежной из Афродит.
Вот и я выхожу из домаПовстречаться с иной судьбой,Целый мир, чужой и знакомый,Породниться готов со мной:Берегов изгибы, изломы,И вода, и ветер морской.
Солнце духа, ах, беззакатно.Не земле его побороть.
Никогда не вернусь обратно,Усмирю усталую плоть,Если лето благоприятно,Если любит меня Господь.
Смерть
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});