Проклятая игра - Клайв Баркер

– А где же Вилли? – спрашивала Эмили. – Я думала, что он будет здесь.

Она задала вопрос всему столу, но никто, казалось, не пожелал ей отвечать.

– Он уехал, – наконец ответил Уайтхед.

– Он такой милый, – сказала девушка. Она ткнула Двоскина под ребро. – Ты не думал, что он милый?

Двоскин был раздражен вмешательством. Его застали за расстегиванием молнии сзади на платье Стефани. Ее, однако, не смутило общественное внимание. Из стакана, который он держал в другой руке, вино проливалось ему на пиджак. Он либо не замечал этого, либо ему было все равно.

Уайтхед уловил взгляд Марти.

– Забавляем тебя, да?

Марти согнал с лица нарождающуюся улыбку.

– Ты не одобряешь нас? – спросил Оттави.

– Не имею права.

– У меня всегда было ощущение, что криминальные классы всегда пуритане в душе. Я прав?

Марти отвернулся от пьяного дыхания болтуна и покачал головой. Вопрос не заслуживал даже презрения, как и вопрошающий.

– Если бы я был на твоем месте, Марти, – донесся голос Уайтхеда с другого конца стола, – я бы свернул ему шею.

Марти пожал плечами.

– Зачем утруждать себя?

– Сдается мне, что ты совсем не так опасен, – продолжал тем временем Оттави.

– А кто сказал, что я опасен?

Адвокат издал утробное хихиканье.

– В смысле. Мы ожидали животногоакта, понимаешь? – Оттави отодвинул бутылку, чтобы лучше видеть Марти. – Нам обещали... – Вокруг стола стали раздаваться призывы остановиться, но Оттави, казалось, не замечал. – Ну что же, все всегда не так, как рекламируют, согласен? Ты спроси любого из этих забытых Богом джентльменов, – Стол притих; рука Оттави сделала широкий круг, привлекая всех в объятия. – Мы знаем, правда ведь? Мы знаем, какой разочаровывающей может быть жизнь.

– Заткнись, – рявкнул Куртсингер. Он дико вытаращился на Оттави. – Мы не хотим слушать.

– У нас вряд ли будет другая возможность, мой дорогой Джеймс, – ответил Оттави с высокомерной вежливостью. – Не думаешь ли ты, что нам следует признать всю правду? Мы в отчаянном положении!О да, друзья мои. Нам всем надо пасть на колени и исповедаться!

– Да, да, – сказала Стефани. Она пыталась встать, но нога не слушались ее. Ее платье, расстегнутое сзади, намеревалось сползти.

Двоскин потянул ее обратно в кресло.

– Мы будем здесь всю ночь, – сказал он. Эмили хихикнула. Оттави бесстрашно продолжал.

– Сдается мне, – сказал он, – он,возможно, единственный невинный среди нас. – Оттави указал на Марти. – Вы только взгляните на него. Он даже не знает о чем я говорю.

Все эти замечания начинали раздражать Марти. Однако связываться с адвокатом сейчас не имело смысла – удовольствие было бы хоть и драгоценным, но слишком коротким. В своем теперешнем состоянии Оттави свалился бы от одного удара. Его мутные глаза смотрели почти что безумно.

– Вы разочаровываете меня, – прошептал Оттави с неподдельным сожалением в голосе. – Я думал, что мы кончим лучше...

Двоскин встал.

– У меня есть тост, – объявил он. – Я хочу выпить за женщин.

– Вот это идея, – сказал Куртсингер. – Но нам требуется вдохновение. – Ориана сочла это замечание самой смешной шуткой за весь вечер.

– За женщин! – провозгласил Двоскин, поднимая бокал. Но никто не слушал. Эмили, бывшей так долго тихим ягненком, вдруг взбрело в голову раздеться. Она оттолкнула кресло назад и расстегивала блузку. Под ней у нее ничего не было, соски ее казались напомаженными, словно она готовилась к этому представлению. Куртсингер зааплодировал, голоса Оттави и Уайтхеда слились в хор подбадривающих замечаний.

– Ну что ты скажешь? – обратился Куртсингер к Марти. – Она твоего типа? Смотри-ка какое все это у нее, это ведь все ее, правда, прелесть?

– Хочешь потрогать? – предложила Эмили. Она сорвала свою блузку и теперь была полностью обнажена по пояс. – Давай-давай, – сказала она, беря руку Марти и, прижимая ее к своей груди, водя ей по кругу.

– О да, – протянул Куртсингер, скалясь на Марти. – Ему нравится. Я вам точно говорю, ему нравится.

– Конечно, нравится, – услышал Марти голос Уайтхеда. Он бросил нетвердый взгляд в сторону старика. Уайтхед встретил его прямо – в прищуренных глазах были усмешка и возбуждение. – Ну давай, – сказал он. – Она вся твоя. Она здесь именно для этого.

Марти слышал слова, но не мог понять их смысла. Он дернул руку от тела девушки, словно обжегся.

– Идите к черту, – сказал он.

Куртсингер поднялся.

– Ну не будь ты таким вредным, – упрекнул он Марти, – мы просто хотим посмотреть, на что ты годишься.

За столом Ориана опять начала хохотать, Марти не был уверен, над чем. Двоскин стучал ладонью по столу, бутылки подпрыгивали в такт.

– Ну же, – сказал Марти Уайтхед. Они все смотрели на него. Он повернулся к Эмили. Она стояла в ярде от него, пытаясь стянуть юбку. В ее эксгибиционизме определенно было что-то эротическое. В штанах Марти затвердело, его голова затвердела тоже. Куртсингер обнимал Марти за плечи и пытался снять с него пиджак. Ритм, отбиваемый Двоскином (теперь уже и Оттави присоединился к нему) на столе, бешеным танцем стучал в голове Марти.

Эмили удалось справиться с юбкой и теперь она валялась у нее под ногами. Не останавливаясь, она стянула трусики и предстала перед всей собравшейся компанией одетая только в жемчуга и туфли на высоких каблуках. Обнаженная она выглядела достаточно молодо – лет четырнадцать, может быть, пятнадцать. Кожа ее была сливочного цвета. Чья-то рука – «Наверное, Орианы», – подумал Марти – ласкала его возбужденный член через штаны. Он повернул голову: это была совсем не Ориана, а Куртсингер. Он оттолкнул руку. Эмили подошла к нему совсем близко и принялась расстегивать его рубашку снизу. Он пытался сказать что-то Уайтхеду. Слова еще не пришли к нему, но он страшно хотел найти их, – хотел сказать старику, каким мошенником он оказался. Даже больше, чем мошенником, – просто мерзавцем, подонком с грязными мыслями. Так вот зачем его пригласили сюда, поили вином и развлекали грязными беседами. Старик хотел видеть его голым и трахающимся.

Марти второй раз оттолкнул руку Куртсингера – прикосновение было уж слишком искусным. Он взглянул через стол на Уайтхеда, наливавшего себе еще один бокал вина. Взгляд Двоскина был прикован к наготе Эмили, Оттави – к Марти. Оба перестали барабанить по столу. Состояние адвоката говорило само за себя – он был мертвенно бледен, на лице выступил неприятный пот.

– Ну давай, – прерывисто дыша, сказал он, – давай возьми ее. Устрой нам запоминающееся представление. Или у тебя нет ничего стоящего показать?