Легенда о Рэндидли Гостхаунде - Puddles
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ранее Эйс решил оставить Бесстрашного в стороне, поэтому Алана увидела, когда он ей подмигнул. Она ничего не ответила на это и приняла рабочую эффективность, когда начала убивать остальных. Покачав головой, Эйс присоединился к ней. Именно по этой причине, при всей своей силе, Алана всегда будет приспешником. У нее просто не было зрения.
Уведомление мелькнуло перед глазами Эйса.
Randidly Ghosthound: Отойди и перегруппируйся. Кроме того, внимательно следите за Араттой.
Эйс почувствовал рывок на краю своей души.
Глава 440
Птолемей почувствовал, как потемнело в глазах, и вдруг он оказался где-то в другом месте, вдали от поля битвы.
Кровь, казалось, капала прямо с его рук на землю, Культист Смерти, с которым он столкнулся, исчез. Теперь он стоял на грунтовой дороге на краю цветочного поля.
“Вам здесь нравится?’ — спросил голос, и Птолемей повернулся и увидел Аратту, стоящую в сине-желтом сарафане. Он чувствовал странную… нежность к ней, но глаза Птолемея сузились.
— Ты делала это раньше, — сообщил ей Птолемей, проклиная свою вежливость даже сейчас. — Мои инстинкты говорят мне, что ты лжец. Я не останусь здесь, у меня есть враги, с которыми нужно сражаться».
Ее смех был мягким, как шорох бумаг в библиотеке, ее длинные темные волосы ярко контрастировали с ее карамельной кожей. Даже сейчас Птолемей колебался, думая о ее изгибах, задаваясь вопросом, когда он в последний раз переспал с женщиной. Но он замолчал.
Птолемей не мог отрицать, что его доброта сделала его в некотором роде уязвимым для такого рода иллюзий и уловок. Но он не просто так заработал себе место в Доннитоне. Печально покачав головой, он использовал Навык Рассеивания. К сожалению, похоже, ничего не произошло. Птолемей нахмурился.
«Ха, это… это не иллюзия как таковая. Это скорее… место для проведения ритуала. Рассеивать локацию бесполезно… вам нужно остановить ритуал. — сказал Аратта как ни в чем не бывало, подходя к Птолемею. «Видите ли… Я не выбирал быть здесь, но иногда мои приказы совпадают с моими базовыми потребностями. У меня отобрали что-то очень ценное… и теперь я использую мужчин, чтобы заполнить этот пробел. Разве я не клише? И теперь, когда ты у меня один, ты сломаешься ради меня и…
«Я слишком рано? Я бы не хотел, чтобы мой вход был… неудобством.
И Птолемей, и Аратта обернулись и увидели стоящего там человека с мотоциклетным шлемом на лице.
Аратта ухмыльнулся. «Бесстрашный… так ты себя называешь, да? Как мило с твоей стороны присоединиться к нам. Я надеялся, что ты не сможешь сопротивляться. Это почти мило, не так ли, как Эйс думает, что его безумие защитит его. Почему бы и вам не…
«Сломать что-нибудь, да. И я имею в виду только цель. — сказал Бесстрашный своим почти монотонным голосом, шагнув вперед и хрустя костяшками пальцев.
Аратта нахмурилась, сморщив нос. — Я заставлю тебя пожалеть об этом.
Мгновенно что-то в воздухе изменилось, и Птолемей ахнул. Словно 1000 крюков, которых он не осознавал, в его коже начали тянуться в любом направлении, медленно отрывая от него небольшие куски. Мало того, что боль была почти невыносимой, она также распространяла по нему эту густую, серую апатию, заставляя его веки неуклонно опускаться вниз.
Аратта поманил их. — Тогда давай, мне нужно, чтобы это было быстро. Эта пизда Алана очень быстро преследует меня. Тск-тск, она действительно скрывала свою силу.
— Жаль, я надеялся, что ты скажешь это обо мне.
Сильный, почти взрывной голос заставил Птолемея немного напрячься, и он снова открыл глаза. Бесстрашная бодро шла к Аратте, по-видимому, равнодушная к странной силе, которую она наложила на Птолемея. Разве он не находился под влиянием того же или…?
Шипя на Бесстрашных, Аратта подняла руку и указала на него. Мгновенно видение грунтовой дороги у поля содрогнулось, когда сила ее ритуала пронзила преходящее ментальное место. Птолемей застонал, его воля была подавлена сопутствующими силами, и даже этого было достаточно, чтобы поставить его на грань потери сознания. Бесстрашный просто замедлился на секунду, а затем продолжил идти, как ни в чем не бывало.
Аратта нахмурился. “Это невозможно.”
— Только безумцы будут спорить с реальностью, — возразил Бесстрашный, подходя ближе.
Аратта поджала губы, затем выдавила из себя смешок. — Ладно, я тебя недооценил, и что? Что вы собираетесь с этим делать-”
Трескаться.
Птолемей больше слышал и чувствовал это, чем видел, потому что его глаза медленно расфокусировались под влиянием того, что делал Аратта. Но рука Бесстрашного расплылась, и внезапно голова Аратты откинулась назад, а ее челюсть слегка… перекосилась.
— Ты… — сказала Аратта, неожиданно потрясенная, когда подняла руку, чтобы прикоснуться к своему кровоточащему рту. «Ты бы просто ударил женщину, вот так? О, или ты из тех, кто любит бить женщин, не так ли? Сдайся мне, сломленный урод, и я позволю тебе напасть и изнасиловать…
Трескаться.
Изо рта Аратты вырвался булькающий звук, когда она упала на землю после того, как Бесстрашный ударил ее кулаком в горло. И его следующий ход удивил Птолемея; мужчина потянулся и снял шлем.
На лице Эйса было выражение чистого отвращения, когда он сидел на корточках рядом с Араттой. «Я никогда не понимал табу вокруг удара женщины. Я полагаю, это имплицитное культурное допущение, что сила является самым низменным и предосудительным с моральной точки зрения методом разрешения конфликта. В сочетании с признанием того, что мужчины обычно обладают большей силой, особенно в верхней части тела, по сравнению с женщинами. Следовательно, ударить женщину — значит выставить напоказ свое превосходство безобразным и аморальным способом».
— Но… знаешь… — Эйс протянул руку и положил руку на горло Аратты. Потом начал тискать. «С тех пор, как появилась Система… я понял, что меня очень мало волнует то, что общество считает морально предосудительным. Потому что общество рухнуло от напряжения столкнуться с чем-то более сильным, чем оно. Потому что быть сильным значит делать то, что ты хочешь, возможным. А быть слабым… ну…
Эйс встал, схватив Аратту за горло и подняв ее над землей. — Оставив в стороне ваше сомнительное право претендовать на преимущества женщины в земной культуре, я бы сказал, что ваш самый вопиющий грех состоял в том, что вы забыли, что вы пытаетесь нынешнее действие — это промыть нам мозги, используя силу вашей потребности, чтобы сокрушить нас. Разве это менее жестоко?»
— Эйс… —
