В поисках древних кладов - Уилбур Смит

В глазах сэра Джона зажегся победный блеск, он быстрым шагом вышел из дворца и взял капитана под руку.

— Дорогой друг, что бы с вами ни случилось, множество нерожденных поколений станет благословлять ваше имя. Мы это сделали, вы и я. Старый козел согласился. Теперь работорговля начнет чахнуть и в ближайшие несколько лет совсем заглохнет.

На обратном пути по узким улочкам консул был бодр и весел, словно возвращался с дружеской пирушки, а не из-за стола переговоров. Слуги ждали его прихода, в консульстве горели все огни.

Клинтон с удовольствием сразу же вернулся бы на корабль, но сэр Джон удержал его, обняв рукой за плечи, и велел дворецкому-индусу принести шампанского. На серебряном подносе рядом с зеленой бутылкой и хрустальными бокалами лежал небольшой запечатанный пакет, зашитый в парусину. Пока слуга в ливрее разливал шампанское, сэр Джон вручил пакет Клинтону:

— Это пришло недавно с торговой дхоу. У меня не было случая вручить его вам до того, как мы вышли из дворца.

Клинтон осторожно взял его и прочитал адрес: «Капитану Клинтону Кодрингтону, командиру корабля Ее Величества „Черный смех“. Просьба доставить консулу Ее Величества в Занзибаре для передачи адресату».

Адрес был повторен по-французски. Клинтон весь вспыхнул от волнения — он узнал ровный круглый почерк, которым был надписан пакет. Он с трудом удержался, чтобы не вскрыть пакет прямо сейчас.

Консул, однако, протягивал ему бокал вина, и Кодрингтону пришлось вытерпеть все тосты — сначала тост верности королеве, потом ироничный — за султана и новый договор. Наконец он выпалил:

— Извините, сэр Джон, полагаю, это послание чрезвычайной важности. — Консул провел его в свой кабинет и закрыл за собой дверь, оставив капитана одного.

Расположившись на кожаной крышке инкрустированного письменного стола, Клинтон вскрыл печати и серебряным ножом из канцелярского прибора консула распорол прошивку парусинового пакета. Из него выпала толстая пачка мелко исписанных листков и женская серьга из стразов и серебра, точно такая же, как та, что висела под рубашкой на груди у Клинтона.

* * *

За час до того, как на востоке появился первый проблеск зари, «Черный смех» ощупью пробирался по не размеченному бакенами проливу. Повернув на юг, корабль поднял паруса и на всех парах помчался вперед.

Следующей ночью незадолго до полуночи на скорости в одиннадцать узлов канонерка разошлась со шлюпом «Пингвин». «Пингвин» со срочными депешами на борту прошел на корпус ниже восточного горизонта, а его ходовые огни скрылись за пеленой тропического ливня, первой ласточки наступающего муссона, который повис между двумя судами, спрятав их друг от друга.

На заре расстояние между кораблями достигло пятидесяти морских миль и быстро увеличивалось. Клинтон Кодрингтон нетерпеливо расхаживал по юту, то и дело останавливаясь и вглядываясь в южный горизонт.

Он спешил на самый горький зов, по велению самого настоятельного долга: женщина, которую он любил, звала на помощь, она оказалась в ужасной опасности, и медлить было нельзя.

В течении Замбези была величественность, какой Зуга Баллантайн не находил ни в одной из других крупных рек: ни в Темзе, ни в Рейне, ни в Ганге.

Река переливалась радужно-зеленоватым, как расплавленный шлак, перетекающий через край сталеплавильной домны. В изгибах широких излучин медленно кружились мощные водовороты, а на отмелях река кувыркалась, словно в таинственной темной глубине резвился исполинский левиафан. Главное русло достигало ширины в два километра, его окружали протоки поуже. Их устья прятались среди болот, поросших папирусом и тростником с пушистыми головками.

Небольшая флотилия еле двигалась против мощного течения. Возглавлял ее паровой баркас «Хелен», названный в честь матери Зуги.

Это судно сконструировал Фуллер Баллантайн. Оно было построено в Шотландии специально для злосчастной экспедиции на Замбези, которой удалось добраться всего лишь до ущелья Каборра-Басса. Сейчас баркасу было уже почти десять лет, и большую часть этого срока он страдал от храбрых инженерных изысков португальского торговца, купившего баркас у Фуллера Баллантайна после краха экспедиции.

Паровая машина баркаса скрипела и грохотала, из каждой трубки и стыка вырывался пар, дровяная печь разбрасывала искры и выпускала густой черный дым. С усердием, удивительным для ее возраста и не входившим в планы изготовителя, посудина толкала вверх по могучей реке три тяжело груженных баржи. Они делали в день самое большее километров двадцать пять, а от Келимане до Тете было больше трехсот.

Зуга зафрахтовал баркас и баржи, чтобы перевезти экспедицию до отправной точки в Тете. Они с Робин плыли на первой барже, везущей самое ценное и хрупкое снаряжение: медикаменты, навигационное оборудование, секстанты, барометры и хронометры, огнестрельное оружие и боеприпасы, а также личные походные вещи.

На третьей барже под неусыпным оком сержанта Черута плыли носильщики, нанятые в Келимане. Зугу уверили, что необходимую ему сотню носильщиков он сможет раздобыть в Тете, но ему показалось благоразумным взять с собой этих сильных и смелых людей. До сих пор никто не дезертировал, что было довольно необычно для начала долгого сафари, когда близость дома и очага может неодолимо притягивать слабые души.

На средней барже находились самые громоздкие припасы. Прежде всего тут были товары для торговли: ткани и бусы, ножи и топоры, дешевые ружья и свинцовые стержни для пуль, мешки с черным порохом и кремни. Эти товары были необходимы для того, чтобы приобретать свежую провизию, покупать у местных вождей право на проход по их землям, разрешения на охоту и разведку.

Отвечало за среднюю баржу последнее и наиболее сомнительное приобретение Зуги, нанятое в качестве проводника, переводчика и управляющего лагерем. В цвете его темно-оливковой кожи и в волосах, густых и блестящих, как у женщины, чувствовалась смешанная кровь. Зубы проводника, ослепительно белые, всегда охотно сверкали в улыбке. Однако глаза, даже когда он улыбался, оставались черными и холодными, как у рассерженной мамбы.

Губернатор Келимане заверил Зугу, что этот человек — самый знаменитый охотник на слонов и исходил все португальские владения. Он забирался в глубь континента дальше, чем любой из португальцев, говорил на дюжине местных диалектов и знал обычаи разных племен.

— Вы не сможете путешествовать без него, — убеждал майора губернатор. — Это было бы сумасбродством. Его услугами пользовался даже ваш отец, знаменитый доктор Фуллер Баллантайн. Именно он показал вашему достославному отцу путь к озеру Малави.