Тайна черного камня - Геннадий Андреевич Ананьев

— Вот что. Партию в шахматы, и я пойду отдохну часа три-четыре. Стемнеет, пойдем на границу.

— Играть я не буду! — упрямо ответил Мальков.

Копытин толкнул фуражку стеком вверх, посмотрел вопросительно на Малькова. А тот стоял не поднимая головы.

— Зря ты так, пулеметчик. Мне за ту охоту на парткомиссию предстоит. Вот так, пулеметчик. Что ж, до вечера.

Но встретились они раньше. Прошло около часа после ухода майора домой, и в канцелярию торопливо, без стука вошел дежурный и доложил:

— Товарищ лейтенант! В Щучью две лодки вплывают!

«Проверка! Раньше, чем ждали!» — подумал Мальков и приказал:

— Заставу в ружье. Доложите майору. Тревожную группу со мной на газик.

Быстро вышел на крыльцо, чтобы, как только подойдет машина, сесть в нее без задержки. Прошло с полминуты, и пограничники начали выбегать из казармы, но не выстраивались в ожидании машин, а бежали к конюшне.

«Майор седлать приказал. Как Чапаев хочет, — с неприязнью подумал Мальков. — Не о внешнем эффекте думать следует, а о скорости!»

Майор Копытин в это время уже вбегал во двор заставы, на ходу застегивая манжеты и воротник гимнастерки.

— Что, пулеметчик, стоишь?! Помогай коноводу! — крикнул он и скрылся в конюшне.

Упрек этот как будто подтолкнул лейтенанта, он спрыгнул с крыльца и побежал к конюшне, из которой солдаты уже выводили оседланных лошадей. Кони, чувствуя возбуждение людей, нетерпеливо грызли удила, били копытами о землю.

— По коням! — скомандовал майор и, подождав, пока выполнят команду, громко крикнул: — За мной, галопом ма-арш!

Копытин стегнул коня стеком, конь взвился на дыбы, прыгнул вперед и понесся наметом. Майор пригнулся к гриве. Рванулся конь и под лейтенантом, и Мальков едва не упал, но вцепился в гриву и удержался в седле.

Поскакали через село, затем по дороге еще немного и после этого повернули к Щучьей. Теперь протоку закрыл от пограничников небольшой взгорок, на котором буйно цвели марьины коренья.

Кони неслись наметом, не снижая скорости и в болотистых низинках, но Мальков считал, что они все же не успеют.

«На машинах бы быстрей. Ведь если действительно бандиты, они же с холма перестреляют нас», — недовольно думал Мальков, а сам каблуками бил в бока лошади, чтобы не отстать от Копытина. Одной рукой крепко держался за гриву.

Перед высоткой Копытин придержал коня, жестом приказал всем спешиться и спрыгнул на землю. Коноводы приняли коней, все остальные рассыпались цепью и бегом, приминая марьины коренья, побежали вверх. Мальков бежал рядом с Копытиным и, когда тот, не добежав несколько метров до вершины, упал и пополз, поступил так же.

Лодкам оставалось до берега еще метров двадцать, а застава уже залегла в старых окопах на высоте. Лодки подгребли к берегу. Из первой выпрыгнул офицер с белой повязкой на рукаве и осмотрелся кругом. Он не заметил пограничников, укрывшихся в заросших окопах, он увидел лишь машины, которые двигались к Щучьей по дороге рядом с КСП. Еще около километра разделяло машины и группу, высадившуюся из лодок, и офицер с белой повязкой приказал «диверсантам» подняться на высоту. И когда они подбежали почти к самым окопам, майор Копытин встал и крикнул:

— Давай, пулеметчики, сюда! Ждем вас!

Офицер подошел к Копытину и пожал ему руку.

— Ну что можно сказать? Молодцом! Восхищен я!

Восхищался Копытиным и Мальков. Он сейчас упрекал себя за то, что сразу подумал о машинах, не учел, что на них дольше (в объезд) добираться до Щучьей. А майор знал это, но не просто сказал, а показал наглядно.

«Накомандовал бы, если бы не майор. А он действовал, будто к настоящему бою готовился».

Коноводы подали коней. Мальков с завистью смотрел, как ловко вспрыгнул Копытин на коня, а потом любовался его красивой посадкой. Копытин вновь казался ему сейчас героем, похожим на отца. Собой же Мальков был недоволен и оттого хмурился и молчал.

Майор же Копытин молчание Малькова воспринимал по-иному. Поглядывал на него и думал: «Оскорблен в лучших чувствах. А ведь ради него на охоту пошел. Разогнать первую тоску хотел. Считал, отвлечет охота на первых порах, а уж когда втянется — не уйдет с заставы. Да и медаль в первый день службы — гордость. Мне-то самому почет этот совсем ни к чему. И так его больше, чем нужно. И все же прав лейтенант. Ничем фальшь в нашем деле не оправдаешь!» — заключил он мысленно и спросил:

— Что, сегодня не охота на гусей?

Вопрос этот застал Малькова врасплох. О том происшествии он сейчас совсем забыл. Ответил, немного помедлив:

— Нужно солдатам сказать, что взыскание за ту охоту получим. Чтобы в глаза людям без стыда смотреть.

— Сказать-то можно, — возразил майор, потом резко свесился с седла, сорвал несколько цветков, понюхал и усмехнулся: — Красивы эти марьины коренья, местный пион. Смотри, как нежны и пушисты. А не пахнут. Только глаза ласкают. Вот и слова красивые — слуху только приятны. Дела за себя говорить должны. Дела. Вот так, пулеметчик.

ЗОЛОТЫЕ ПАТРОНЫ

Кирилла Нефедовича Поддубного, колхозного пасечника, я навещал часто.

Нефедыч, как звали его все, жил в долине, в небольшом доме у берега озера. Рядом с домом рос развесистый дуб. Дед, с уважением поглядывая на него, любил говорить:

— Фамилия моя Поддубный — под дубом мне и жить, — и, помолчав немного, добавлял: — В силу входит, а я — того, восьмой десяток доскребываю.

Скажет и — вздохнет.

Вообще-то Нефедыч вздыхал редко; он был весел, немного суетлив, с утра до вечера возился возле ульев, рядком стоявших на опушке рощи, и сам был похож на трудолюбивую пчелу. Рощу: карагачи, ивы, ясень — гектаров двадцать — Нефедыч посадил и вырастил сам. Люди назвали эту рощу по фамилии хозяина, чуть переделав окончание, — Поддубник.

Подружились мы с Нефедычем давно, еще в те годы, когда я командовал заставой, которая стояла километрах в восьми от пасеки, за небольшим перевалом. Хозяин Поддубника часто, особенно зимой, приходил к нам в гости. Зайдет, снимет солдатскую шапку, куртку, тоже солдатскую, одернет и поправит гимнастерку, расчешет обломком расчески негустую белую бороду и сразу:

— Где тут Витяка, внук мой?

А Витяк (наш четырехлетний сын) уже бежит к нему. Радостный. Заберется на плечи, запустит розовые ручонки в бороду и допытывает:

— Почему, деда, у тебя борода?

— Пчел из меда вызволять. Какая залипнет — я ей бороду и подам. Лапками она хвать за волосинку, я ее в озеро несу. Пополоскаю, значит, ее в озере, она и полетит за медом. Я