История первая: Письмо Великого Князя - Лента Ососкова

Капитан беззвучно вздохнул. Тогда, глядя в эти злые серые глаза, он готов был поверить, что пацану перед ним не меньше тринадцати. Даже сейчас, расслабившись, Сивка выглядел… не ребёнком. Всего девять…

— Кажешься старше.

— А возраст неважен, — в отличие от многих своих ровесников, Сивка отнёсся к этим словам равнодушно. Только фраза звучала, будто кого-то другого, за кем Сивка повторял. И продолжил так же заученно: — Главное — сила.

— Сила в том, что ты убиваешь всех без конца?

Сивка молчал, кусая губы. Потом тихо, неуверенно бросил:

— А не всех теперь. Только… вырей. Как и вы все.

Словно в ответ на его слова, вдалеке взвизгнул выстрел выринейского снайпера — Заболотин разобрал этот смертельный посвист даже сквозь отвлекающую автоматную очередь.

— И не боишься убивать?

Сивка мотнул головой:

— Нет. Наверное. Когда мы с Шакалами вместе были — не боялся.

— Потому что торчал на… этих ваших психостимуляторах, — уточнил Заболотин, натягивая обратно сапог. — А без ПС?

— Не знаю. Никогда не боюсь… почти, — поник мальчишка. Память не обманешь — тогда было страшно, до дрожи и крика, до слёз и тумана в глазах. Хотелось жить — а смерть невыразимо страшила.

Правильно этот… поп, отец Николай говорил: иногда бывает слишком рано уходить отсюда. Это не решение проблем…

Сивка сглотнул и откинул волосы ото лба. Пальцы — ледяные. И дрожат.

«Слабак ты, Сив, всё-таки. Слабак. Дрожишь, как баба»…

— Не боюсь, — упрямо прошептал он, споря с самим собой и произошедшим. — Иначе как вырей бить?!

Мужчина почему-то не ответил ничего. Снял с пояса флягу, сделал осторожный глоток — с болью в ноге надо было что-то делать — и протянул мальчику:

— Крепко, — предупредил он. — Задержи дыхание, глотни и выдыхать не торопись.

Мальчик глотнул и закашлял, задохнувшись от жара. Из глаз брызнули слёзы. Внутри стало горячо и больно — и полегчало. Только слёзы всё не хотели высыхать.

— Сивка, Сивка, — погладил по белобрысым вихрам уткнувшегося ему в плечо пацана офицер. — Ну-ну, всё только впереди. Но впереди будет лучше. Не бойся, я тебя ни за что не брошу.

— Я глупый был. Думал, враги все. Каждый… И будто это — нормально. И смерть, не понимал, что это… так. Страшно!

— А теперь поумнел. И нашёл тех, кто не хочет быть тебе врагами, — Заболотин постарался говорить с улыбкой, выкинув из головы воспоминания. Те мгновенья, когда стоишь и понимаешь, что тот, кого ты успел полюбить, — сейчас тебя убьёт… И себя тоже. Маленький бандит, Шакалёнок… Враг. В это с самого начала не верилось, вопреки четырём попыткам убить. А вот пятая…

И страшнее мысль, навсегда отпечатавшаяся в те минуты где-то внутри: «Да, он больше не будет рваться убить всех без разбора. Ты этого хотел? Его смерти?!»

… И только боль в ноге напоминала, что всё случившееся — реально, и что всё наконец-то разрешилось, — а ещё уткнувшийся тебе в плечо горячий мальчишеский лоб.

— Что же… дальше? Я стольких убил… Чуть тебя не… — шептал Сивка.

— Дальше — жить. И верить, что будет только лучше. Мы ещё отпразднуем с тобой победу, — офицер потрепал мальчишку по вихрам. — Ну, всё, хватит сырость разводить, — он вслушался в тишину. Постепенно её заполнял треск выстрелов в соседнем доме. Перестрелка становилась всё ожесточённей, и офицер обеспокоенно поднялся, охнул, попытавшись наступить на ногу, сжал зубы и выпрямился. В такие моменты находиться в неизвестности он попросту не имел права.

— Пошли, Индеец! Скоро станет жарковато.

Мальчишка поднялся следом, даже не возразив против не больно-то жалуемого прозвища. Может, не заметил, может, просто не захотел говорить об этом.

Офицер и мальчик спустились этажом ниже — в штаб, и там Заболотину стало не до того. И даже не до простреленной ноги, боль в которой алкоголь лишь приглушил.

— От «Встречающих» нет вестей?

— Нет, ваше высокоблагородие!

— Скверно. Похоже, это уже мы их встречать будем… Что у соседей?

— Молчат. Рация сдохла, похоже.

Слышно было, как в соседнем дворе рвутся мины, сквозь этот грохот изредка прорывался треск автоматов. А рация всё молчала…

Сивка сидел в углу никем не замеченный и отстранённо слушал эти короткие торопливые фразы, которыми обменивались присутствующие. Жар внутри всё никак не хотел рассасываться, и, казалось, даже сердце бьётся с трудом.

Суетился Казанцев — штабной адъютант, изредка спотыкаясь о Сивкины ноги, моргал и с виноватой улыбкой извинялся. Сивка бормотал, что всё в порядке, поджимал ноги, но уже через несколько минут вытягивал обратно, и Казанцев спотыкался снова. Оба так делали ненамеренно, поэтому ни подпоручик, ни мальчишка не обижались.

— Надо послать связиста, — Аркилов, замкомбата, стоял совсем рядом с Сивкой, и тот невольно поднял голову. — Мало ли.

Заболотин взглянул на Аркилова и невольно остановил взгляд на сидящем рядом с ним пацанёнке. Маленький, шустрый и ужасно везучий — вот каким Заболотин его помнит по всем предыдущим событиям их столь насыщенной последнее время жизни.

— Надо послать, — он отогнал соблазн. Рисковать жизнью ребёнка?

Аркилов тоже поглядел на Сивку, но не сказал ничего. Так, скользнул взглядом — может, и случайно. Сивка тоже поднял голову и уставился на обоих капитанов, будто слыша их мысли. Отчего-то затихли выстрелы — и через несколько мгновений тишины завизжал миномёт с удвоенной силой. Звуки сливались в один нескончаемый гул, и Сивка прикрыл глаза, затылком прислоняясь к стене дома. Стена чуть ощутимо вздрагивала — а может, это было только в воображении мальчишки. Но становилось, честно говоря, страшновато.

— Индеец, — неожиданно позвал Заболотин. — Спишь?

— Ага, — скорее по привычке, чем действительно из желания нагрубить ухмыльнулся пацан, старательно растягивая губы в этой привычной своей ухмылке. — Прямо дрыхну. Чего тебе?

Заболотин присел рядом, изредка поглядывая на Аркилова, но тот увлечённо расспрашивал Казанцева и даже не глядел в их сторону. Заболотин помолчал, собираясь с духом, и спросил:

— Можно тебя попросить об одном… Нет, не так. Нам нужен кто-то, кто доберётся туда, — он кивнул в сторону соседнего дома. — Принесёт аккумулятор для рации или хотя бы просто узнает, в чём дело. Я тебя даже не прошу, просто вдруг… ты сможешь?

Сивка сглотнул, глядя в сторону окна. Всполохи и вздымающаяся к небу пыль у соседнего дома более всего напоминала в его представлении ад. Тот самый, из книжек.

Сможет ли он?

— Ты спрашивал, что же делать дальше, — капитан глядел почти так же виновато, как Казанцев. — Что делать после… всех тех смертей. Конечно, потом будет победа. Но сначала — вот такая вот война. В соседнем доме… рота моя, бывшая. Без связи. Нужно узнать, что там. Как они… Мы просто не понимаем, что там на самом деле происходит. А ребята мои погибают… Нет, нет, конечно, — он встряхнул головой, словно сбрасывая наваждение. — Я глупости говорю. Ты натерпелся всего на этой войне. И нечего тебя заставлять лезть туда снова.