История первая: Письмо Великого Князя - Лента Ососкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Непросто выглядеть самим собой, когда ни о чём думать не можешь… Ползать, стрелять — и всё время ловить взглядом ненавистное лицо. И думать, что остался всего один, последний шанс обрести свободу. Свободу от этого странного офицера, который вздумал отчего-то поменять ему жизнь.
Сможешь обрести свободу? Убить, глядя прямо ему в глаза?
Не сможешь — тогда просто пусти себе пулю в лоб. Потому что это навкино противостояние длиться вечно не может. Ты сдохнешь без «песка». Не будет того, кому дал слово, — не будет и самого слова.
Ты докажешь, что ты сильный.
Только не тем, что выживешь. А тем, что он — не выживет. Тот, кто принёс войну в твой мир, вместе с остальными взрослыми.
Ты справишься. И победишь не только этого офицера, но и свои колебания. Глупые колебания.
«Я его убью», — твёрдо думал Сивый, нервно стискивая запасной магазин. А потом глядел на мужчину, который сидел так, чтобы прикрыть в случае чего его, своего убийцу, и решимость пропадала. Этот офицер вёл себя не так, как положено врагу. Не так, чтобы можно было легко его застрелить.
Необходимость выбора достигла своего пика случайно и неожиданно. Выринейцы — волей-неволей оказавшись на чьей-то одной стороне, Сивый научился различать, кто есть кто, — попытались силой, прямой атакой выбить с окраины города русских, заставить их отступить в центр. Завязался ожесточённый бой — русским отступление было не с руки. Выбираться из города стало бы слишком сложно.
… Так вышло случайно, и Сивый потом так и не сумел понять, как. Просто в какой-то момент они оказались вшестером, безо всех остальных: четыре выринейца, Сивый и офицер.
— Драпай, дурень, — толкнул вбок Сивого капитан, короткой очередью перечёркивая одного из противников. Сивый торопливо менял некстати кончившийся магазин автомата — винтовка уже давно куда-то потерялась.
— Да драпай, — зашипел снова мужчина. — Потом поменяешь! Догони ребят — они тебя защитят.
Сивый прекрасно осознал вдруг всю невыгодность положения офицера. Следующей очередью его прибьют. Но не прибьют самого Сивого, которого мужчина прикрывает собой. Прикрывает — зная, что у самого нету шансов выжить.
Надо просто подождать — и всё. Или даже уйти — не выживет этот человек, невозможно это.
Но это не станет точкой в их противостоянии. Осознанной.
И ты всегда будешь колебаться, вспоминать этого офицера.
Мальчик-Шакал, который по-прежнему причислял себя к Шакальей стаи, не задумываясь, что делает, перекатом выскочил из-за прикрывающей спины мужчины, вдавил курок и не отпускал уже до тех пор, пока не прекратились ответные выстрелы, потому что мёртвые уже не могли ответить — да и почему-то не могли они попасть по мальчишке. Только тогда Сивый встал, трясущимися руками принялся менять магазин, вынутый из разгрузочного жилета, который на нём держался только чудом — настолько был велик. Как и броник.
И то, и другое в своё время сунул ему офицер.
… Магазин встал на место, и Сивый торопливо поднялся с земли. Заболотин — так звали его врага — хотел было подойти, но увидел дуло автомата, направленное ему точно в грудь, и замер.
— Ты в порядке? — ещё успело сорваться с губ.
— В полном, — стараясь, чтобы голос не дрожал, сказал Сивый и прицелился. Оба — и Сивый, и офицер — знали, что с линии огня не убраться.
— Хорошо, ты меня сейчас убьёшь, — признаться, самообладание Заболотину не изменило. — А дальше? Что потом?
— А… Почему не бежишь? — вместо ответа спросил Сивый, медля отчего-то.
«Всё. Конец», — металась в голове рваная мысль. Сейчас — или никогда уже. Кого-то сейчас придётся застрелить — или офицера, или себя.
— Как я видел, ты неплохо попадаешь по движущимся целям, — мужчина ещё раз взглядом оценил расстояние до ближайшего укрытия. — А умереть от выстрела в спину — недостойно офицера. Я предпочитаю видеть убийцу… Так что будет после того, как ты меня сейчас убьёшь? Продолжишь убивать всех подряд?
Сивый не ответил, нервно стискивая автомат. «Выстрелить, выстрелить, срочно!» Пока ещё все эти размышления, колебания не достигли своего «пика» — как находит «пик» ПС, после которого уже ничего нет, темнота, равнодушие… ПС. Белые шарики, с которыми было бы всё так… легко.
А сейчас что-то внутри менялось, стоило снова прицелиться. Что-то, чего не знал Сивый, проживший два месяца в непрерывной погоне за военными — Шакальей стае было без разницы, какой стране те служили. Что-то, чего не понимал Сивый, даже проведя две недели рядом с этим странным Заболотиным. Военным, который не торопился уничтожать всё вокруг. Врагом, который переделывал своего будущего убийцу — и Сивый не мог противиться. Потому что этот офицер вёл себя, словно Сивый ему родственник, за которого он в ответе.
Глупец — ведь они же договорились. Пять попыток…
Ну что же ты медлишь? Ты же Шакал. Ты сильный. Ты прежний. Перемены только чудятся.
Вдави курок. Не медли.
«Не смогу дальше жить»? Что за ерунда, так герои в книжках говорят!.. Когда-то любимые герои любимых книжек…
А губы сами собой продолжают, всё так же, словно книжку читаешь:
— Я… уйду следом.
Мужчина стоял живым воплощением спокойствия. Голос Сивого же опять сорвался на шёпот. Несколько тягостных минут они стояли друг против друга, медленно привыкая к мысли о скорой смерти. И вдруг Сивому безумно, до сдавившего грудь крика, захотелось жить — дальше, без конца, как можно дольше! Жить, жить, не умирать, не исчезать из этого страшного, сумасшедшего мира, который оставил его без родных — безликой военной артиллерией! До боли в груди, до булькающего в горле, рвущего горло крика! И с этим самым криком он вдавил курок, перестав управлять своими руками.
Ему казалось, что выстрелов не слышно. Только мелькали перед глазами воспоминания — как много дней назад мужчина расталкивает его, натягивает броник — свой! Как закрывает собой, всегда, даже несколько минут назад. Как…
Пока всё это вспыхивало в голове, палец продолжал судорожно давить на курок.
И почему-то больше не вспоминалось, как рота Заболотина уничтожила почти всех ребят-Шакалов, как офицер забрал его с собой — силой, как предложил свою жизнь в обмен на то, что Шакалёнок останется в батальоне.
… А ствол ходил ходуном, как угодно — лишь бы…
Тишина. Магазин был пуст. Автомат молчал. Молчали и люди.
— Не буду, не буду! — выпустил, наконец, свой крик Сивый. — Не хочу тебя убива-ать!
Офицер, неловко прихрамывая, подошёл к нему и присел на одно колено рядом, крепко обняв, оградив руками. От куртки несло порохом и немного — кровью.
— Ты не убил, не убил, не переживай, — он обхватил мальчишку, словно желая спрятать от всего страшного горелого мира, которым правила война. — Всё позади, малыш. Мы живы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});