Дальневосточные соседи - Всеволод Овчинников

С тех пор как после экономического чуда 60 – 80-х годов пришли «потерянные десятилетия», как японцы именуют затяжной экономический спад 90-х и 2000-х годов, сезон самоубийств вместо двух предновогодних недель фактически стал круглогодичным.

Угроза попасть под сокращение штатов без надежды на новое трудоустройство обострила проблему кароси, как в Японии называют смерть от переутомления на работе. Страну восходящего солнца можно назвать «царством трудоголиков». Вместо положенных по местным законам восемнадцати дней отдыха в год (что и так мало по сравнению с другими государствами) среднестатистический японец отдыхает лишь семь-восемь дней в году. Причем только одновременно со своими сослуживцами, дабы не перекладывать на их плечи свои обязанности в дни отпуска. А это возможно лишь на «золотой неделе» в начале мая да перед Новым годом.

Наемный труженик в Японии ежемесячно проводит на рабочем месте до 100 часов, не оплачиваемых сверхурочных. С 2000 года число умерших от кароси приблизилось в Стране восходящего солнца к 10 тысячам человек ежегодно.

Таору Хаяси занимался на фирме ремонтом оборудования. Из-за сокращения штатов во время кризиса его переместили в отдел продаж. И как человеку очень стеснительному, ему было трудно оказывать нужное воздействие на покупателей. А невыполнение задания по продажам вело к выговорам от начальства. Находясь с утра до вечера на рабочем месте в состоянии стресса, Таору впал в депрессию и за два дня до своей серебряной свадьбы повесился в возрасте 51 года.

Неуклонно растущее число самоубийств встревожило не только общественность и власти Страны восходящего солнца. В 2006 году парламент принял закон о мерах по предотвращению суицидов. Была поставлена задача: к 2010 году сократить их число на треть. На профилактические меры парламент ассигновал 10 миллиардов иен. Однако достичь намеченной цели не удалось.

Лепестки сакуры опадают свежими

Нужно признать, что в национальном менталитете японцев есть предпосылки, побуждающие считать самоубийство не актом слабости, а проявлением силы. Национальный цветок японцев – сакура – воплощает собой презрение к смерти как воплощение торжества жизни. Сакура цветет буйно, неистово, но очень недолго. Ее цветы предпочитают опадать совсем свежими, чем расставаться со своей красотой.

Этот эстетический образ служит как бы лейтмотивом самурайского кодекса бусидо. В феодальные времена харакири было для высшего сословия таким же популярным способом защитить свою честь, как дуэль для европейского дворянина.

С поэтическим образом сакуры связано и появление в Японии летчиков-камикадзе. Они должны были, как «божественный ветер» (что означает данное слово), направлять свои начиненные взрывчаткой самолеты на американские корабли. (В Токио знали о подвиге советского летчика Гастелло, который таранил своей горящей машиной колонну германских бензовозов.) За первую половину 1945 года так пожертвовали своими жизнями 1036 летчиков-камикадзе. По японским подсчетам, на их долю приходится 80 процентов потерь американского флота на заключительном этапе боевых действий.

Самурайский кодекс чести бусидо наложил свой отпечаток на грамматику жизни японцев, на их трактовку таких понятий, как долг и честь. Заповедь «лучше смерть, чем позор» глубоко укоренилась в их душе. Самоубийство было в чести у японцев и во времена «экономического чуда». Работая в Токио в шестидесятых годах, я не раз был свидетелем подобных примеров.

Отец знакомого японского журналиста – отставной адмирал, – был начальником пожарной охраны порта Йокогама. Когда там случился пожар, в одном из пакгаузов взорвались баки с краской. При этом погибли двое пожарных.

Рассказывая о случившемся, все телеканалы восхищались адмиралом, который героически руководил тушением пожара. Однако, вернувшись в свой кабинет, бывший моряк адмиральским кортиком сделал себе харакири. В предсмертном письме сыну он написал, что решил уйти из жизни, считая себя ответственным за гибель двух подчиненных.

Впрочем, нынче из жизни добровольно уходят не только руководители, облеченные властью и ответственностью. Все чаще становится самоубийцей «самурай с белым воротничком», оказавшийся без средств к существованию из-за затянувшегося экономического спада и системы пожизненного найма, которая практически не дает уволенному шанса на новое трудоустройство.

Схожая участь японских и британских шахтеров

Угледобычу свернули по политическим мотивам

Заброшенные шахтные дворы. Бурьян на ржавых рельсах. Заколоченные строения. Рядом – неподвижные мужские фигуры на скамейках. И на всем – печать запустения и безысходности…

Как они оказались похожи – традиционные шахтерские районы юга Японии и севера Великобритании! Естественно, что у горняков сходен труд, сходен быт. Но до чего похожей оказалась их участь!

Устранить авангард рабочего движения

Оба островных государства живут прежде всего переработкой привозного сырья. Для каждого из них угледобыча была единственным направлением собственной добывающей промышленности.

После войны именно горняки поднимали японскую экономику из разрухи. А с 70-х годов шахтерские районы стали с горечью именовать «Страной заходящего солнца».

Практически все шахты были закрыты, семьи более миллиона горняков оказались без средств к существованию.

Официальные круги Токио лишь сокрушенно разводили руками. Дескать, уголь нынче уже не выдерживает конкуренции с нефтью. А раз жидкое топливо, даже привезенное издалека, обходится дешевле отечественного твердого, надо свертывать угледобычу и переводить предприятия на нефть.

В действительности же для массовых увольнений горняков были не столько экономические, сколько политические причины. Именно профсоюз шахтеров неизменно шел во главе ежегодных «весенних наступлений», славился своей сплоченностью и боевитостью. Словом, всегда был боевым авангардом рабочего движения.

Зачинщика самых серьезных социально-политических катаклизмов, когда общенациональные забастовки шахтеров вынуждали то или иное правительство уходить в отставку, подтолкнули власть к следующему решению: лучше переплатить за привозную нефть, устранив с политической арены авангард рабочего движения.

Вспоминаю 60-е годы, когда съехавшиеся в Токио горняки вели массовую голодовку перед зданием парламента.

Комментарии токийских газет и телекомпаний сводились тогда примерно к следующему: «Противясь энергетической революции, навязывая стране топливо вчерашнего дня, японские шахтеры поступают так же эгоистично и неразумно, как английские луддиты, которые в XVIII веке ломали станки, дабы помешать промышленной революции».