Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 - 1 августа 1944 - Анна Франк.

Во-первых, болезнь отца. Во-вторых, то, что Беп самая старшая из сестер Фоскейл, и мать постоянно попрекает ее тем, что она еще не замужем. И Беп сама из-за этого беспокоится, ей ведь уже исполнилось двадцать четыре года.

Мама сказала, что лучше бы Беп просто встречалась со своим другом, без брака. А я сама не знаю. Мне жалко Беп, и я понимаю, как она одинока. Впрочем, пожениться они смогут только после войны: ведь Бертус работает «по-черному», и у них нет никакого приданного и вообще ни цента. Какая жалкая участь предстоит Беп, которой мы все от души желаем счастья. Я только надеюсь, что Бертус изменится под ее влиянием, или oна встретит другого мужчину, который будет ценить ее по-настоящему.

Тот же день.

Каждый день что-то происходит. Сегодня утром арестовали ван Хувена, он укрывал в своем доме двух евреев. Это большой удар для нас. Бедных евреев ждет жестокая участь, и ван Хувена, вероятно, тоже. Это ужасно. Похоже, что весь мир встал с ног на голову. Порядочных людей посылают в концентрационные лагеря, тюрьмы, обрекают на одиночное заключение, в то время как отбросы общества приходят к власти и командуют старыми и молодыми, бедными и богатыми. Постоянные аресты: один попадается на черной торговле, другой — на помощи евреям. Никто, кроме тех, кто на службе у фашистов, не знает, что будет завтра.

Арест ван Хувена тяжело сказался на нашей повседневной жизни. Беп не может сама таскать мешки картофеля, так что не остается ничего другого, как потуже затянуть пояс. Как все устроится, еще не знаю — ясно только, что легче не будет. Мама говорит, что нам придется совсем отказаться от завтрака, днем есть кашу и хлеб, вечером жареную картошку и, может, немного овощей и салата — на большее мы рассчитывать не можем. Придется поголодать, но все лучше, чем попасть к немцам.

Анна Франк.

Пятница, 26 мая 1944 г.

Дорогая Китти,

Наконец, наконец-то я могу спокойно устроиться за столом, перед слегка приоткрытым окном и обо всем написать тебе.

Мне так тяжело, как не было уже месяцы — даже после взлома я не чувствовала себя такой опустошенной, как сейчас. С одной стороны, ван Хувен, еврейский вопрос, постоянно обсуждаемый всем домом, задержка с наступлением, скудная еда, нервное напряжение, разочарование в Петере. С другой стороны, помолвка Беп, троица, цветы, день рождения Куглера, рассказы о тортах, кабаре, фильмах и концертах.

Это противоречие стало частью нашей жизни: один день мы смеемся над несуразицами подпольного существования, другой — и таких дней много — живем в страхе, напряжении, отчаянии, и это можно прочитать на наших лицах.

Особенно тяжело приходится Мип и Куглеру. Мип — из-за непосильного объема работы, а Куглеру — из-за огромной ответственности за восьмерых затворников: бывает, что он из-за постоянных забот и волнений просто не может говорить.

Беп и Кляйман, конечно, тоже заботятся о нас, и даже очень хорошо. Но иногда они могут позволить себе отвлечься от дел Убежища — на несколько часов, а иногда — на день-два. У них достаточно своих забот: у Кляймана слабое здоровье, а Беп все еще мучается из-за своей помолвки. И при этом они ведут обычную жизнь: с гостями, прогулками, визитами… Они могут хоть иногда отвлечься, забыть о страхах и волнениях — в отличие от нас. Уже два года мы живем в непрерывном и растущем напряжении, и как долго это еще продлится?

Канализация снова засорена, вода совсем не течет, разве что иногда по капелькам. Ходим в туалет с щеткой. Один день это еще можно выдержать, но что делать, если водопроводчику не удастся исправить неполадки? Городская водопроводная служба не сможет послать кого-то раньше вторника. Получили от Мип булочку с изюмом с надписью "Счастливой Троицы!".

Звучит, как насмешка на фоне нашего подавленного настроения. Мы все немало напуганы арестом ван Хувена и стараемся вести себя как можно тише, только и слышно, что "Тс-с-с!". Полиция ворвалась в дом ван Хувена, взломав дверь — значит, и с нами это может произойти. И если… нет, я не в силах писать, но не думать об этом не могу — кажется, что все свои прежде испытанные страхи я переживаю снова.

Сегодня в восемь вечера я пошла вниз в туалет, остальные слушали радио.

Я старалась не бояться, но вся дрожала. Все-таки, наверху я чувствую себя безопаснее, чем совсем одной в большом притихшем доме, со странными звуками сверху и гудением машин на улице. Стоит мне немного замешкаться внизу, как в голову приходят всякие ужасы.

Мип после разговора с папой стала спокойнее. Да, я же тебе еще об этом не рассказала. Как-то днем она, вся раскрасневшаяся, подошла к папе и прямо спросила его, подозреваем ли мы ее в антисемитизме. Папа был искренне потрясен и убедил Мип, что это совсем не так! Тем не менее, этот разговор оставил грустное впечатление. Мы должны как можно меньше обременять наших помощников своими проблемами. Они так много делают для нас, такие замечательные люди!

Я все чаще спрашиваю себя: не лучше ли было, если бы мы не укрылись в Убежище и сейчас уже погибли? Скольких бед мы бы избежали и прежде всего — не вовлекли бы в них других людей. И все-таки в нас живы воспоминания, мы любим жизнь и надеемся из-за всех сил. Ах, пусть уже бомбят, уничтожат нас и положат конец этому невыносимому нервному напряжению.

Анна Франк.

Среда, 31 мая 1944 г.

Дорогая Китти,

В субботу, воскресенье, понедельник и вторник было так жарко, что я просто не могла удержать авторучку в руке, чтобы написать тебе. В пятницу сломалась канализация, в субботу ее починили. Сегодня днем нас навестила госпожа Кляйман и рассказала много всего о Йоппи, среди прочего, что та и Джекки Марсен стали членами хоккейного клуба. В воскресенье заглянула Беп, чтобы узнать, не появлялись ли воры, и позавтракала с нами. В понедельник (второй день Троицы) роль стража порядка взял на себя господин Гиз. Во вторник мы, наконец, смогли открыть окна. Такая теплая, можно сказать, жаркая погода в Троицу случается редко. В Амстердаме жара переносится ужасно. Чтобы ты получила впечатление об этом, опишу тебе вкратце последние жаркие дни.

Суббота. "Какая прекрасная погода!" — воскликнули мы утром. Но днем, когда пришлось закрыть окна, мнение изменилось: "Однако, могло бы быть и посвежее".

Воскресенье. "Эту жару вынести невозможно. Масло тает, в доме нет ни одного прохладного уголка, хлеб высыхает, молоко скисает, окна открыть нельзя. Мы, несчастные изгнанники, задыхаемся здесь, в то время как другие празднуют Троицу". (Разумеется, монолог госпожи ван Даан).

Понедельник. "Мои ноги болят, у меня нет легкой одежды, я не в состоянии мыть посуду при таком пекле!" И в таком духе с утра до вечера. И в самом деле, было невыносимо.