Пепел и пыль - Анастасия Усович

Женщина отходит к трупу, опускается на корточки и принимается шарить по его карманам.

— Как тебя зовут? — спрашивает она, не отвлекаясь от своего занятия.

— Слава.

— Не знаю, зачем ты сюда пришла, Слава, но советую вернуться домой, и чем скорее, тем лучше.

Её находки: пара ножей и какие-то кожаные мешочки. Ещё женщина снимает с трупа меховую жилетку.

— Ты тут одна?

— Нет. Мы ищем друзей, они…

— Вероятнее всего, мертвы, — будничным тоном произносит женщина. — Либо в бегах. Смотря что они успели сделать в момент нападения.

Она выпрямляется, суёт найденные сокровища в сумку на поясе, а меховой жилет накидывает сверху на свою рваную футболку.

— Тот парень на входе, ему лучше приложить к затылку холод, — произносит она небрежно. Затем выпрямляется, словно струна, и вдыхает воздух на весь объём лёгких: — Тебе, кстати, тоже. Рана начинает неприятно пахнуть.

Женщина идёт в спальню. Я — за ней. Она рыщет по полкам и шкафам, я просто стою в стороне, внимательно разглядывая её.

— Это ведь не ваш дом, да? — наконец, собравшись с силами, спрашиваю.

— У меня нет дома.

— Что вы тогда здесь делаете?

— Ну, мне же нужно что-то есть.

Она опускается на колени, шарит под кроватью. Вытаскивает оттуда старый чемодан. Открывает его, и я вижу несколько одиноко лежащих потрёпанных тонких фолиантов.

— Кто вы?

— Тебя больше должно волновать то, что в следующий раз, если наши дороги когда-нибудь пересекутся, я уже не отпущу тебя так просто, — бросает она, захлопывая чемодан.

Её внешность напоминает мне о сиренах, но это точно не она. Те — резки, молчаливы, с расчётом на похищение или убийство, но никак не на кражу имущества. Тут что-то другое.

Когда незнакомка кидается к окну, распахивает его настежь и перелезает через подоконник с явным намерением забраться на крышу, я кричу:

— Стойте! — Странно, но она слушается. — Спасибо, что спасли меня.

Женщина коротко кивает. С улицы доносятся знакомые голоса Бена и Нины.

— Меня зовут Магдалена, — произносит она. А прежде, чем окончательно исчезнуть снаружи, добавляет: — Запомни это имя как то, которое ты навряд ли захочешь услышать ещё раз.

Глава 2

Когда спускаюсь на улицу, застаю Бена поднимающим Ваню на ноги. Тот, сильно зажмурившись, трёт затылок и что-то недовольно бормочет.

— Что случилось? — спрашиваю, подходя ближе.

Прикрываю шею, сдвинув капюшон ветровки на одну сторону. Они ведь меня прибьют, если узнают, что я снова поранилась. Или ещё чего хуже — пожалеют, что решили взять с собой.

— Не знаю, — отвечает Ваня. Он выставляет перед собой руки, глаза не открывает. — Я сидел и искал очки в рюкзаке, потом резкая боль — и темнота.

— Он очнулся-то только тогда, когда мы с Беном его окликнули, — подтверждает Нина. Она смотрит на меня с подозрением. — А ты где была в этот момент?

— Я услышала шум в доме и решила проверить.

— Почему вдвоём не пошли? Сказано же было: больше не делиться. — Нина недовольно качает головой. — Было глупо отпускать их одних, — продолжает она, оборачиваясь на Бена.

— Почему на меня-то смотришь? — спрашивает он, всё ещё придерживая Ваню за руку. — Это не моя идея была.

— Да, но это ты сказал, что с коротышкой не пойдёшь, даже если от этого будет зависеть твоя жизнь, и что пусть она идёт с Ваней, ведь, раз уж они родственники, это их обязанность — терпеть друг друга.

Бен жмёт плечами, вот только едва ли виновато. Я смотрю на Ваню. Похоже, запасные очки он всё-таки не взял. И теперь из-за меня ему придётся открыть глаза.

Какой это уже раз по счёту? Наверное, тысячный. И снова, как и в предыдущие попытки стать наконец хорошим человеком и помочь кому-нибудь, всё заканчивается полным фиаско.

Может стоит вернуться к старому доброму игнорированию проблем: своих — в частности, чужих — по определению?

Поднимаю с земли Ванины очки. Трещина идёт только по одному стеклу, второе осталось целым. Быстро протираю стёкла о край майки и вкладываю очки в Ванину руку. Он надевает их, открывает глаза; один — коричневый, другой, за сломанным стеклом, горит ярко-оранжевым. Я качаю головой, Ваня снова зажмуривается.

— В чём дело? — спрашивает Нина.

Они с Беном, к счастью, ничего не заметили.

— Что-то с его левым глазом, — говорю я. Соображать приходится быстро. — Сильно покраснел. У нас есть с собой какие-нибудь лекарства для этого?

Ваня приоткрывает глаз, тот, который карий.

— Чего?

— Примочка нужна, — поясняю я. — Чтобы снять покраснение. На один глаз.

Ваня, продолжая на меня таращиться, опускается к рюкзаку. Чтобы отвлечь Нину и Бена, мне приходится рассказать им о своём несостоявшемся нападении. Тогда они идут в дом: удостовериться, что монстр мёртв.

— Что ты придумала? — спрашивает Ваня шёпотом.

— Целое стекло ещё работает, а вот от второго уже нет никакого толку. Запасные же ты не нашёл? — Ваня отрицательно качает головой. — Ну вот. А рассказать правду всем, я так понимаю, ты ещё не готов.

Ваня, поняв, к чему я веду, достаёт аптечку. Пока он открывает упаковку с полосками лейкопластыря, беру охлаждающий пакет, раздавливаю ампулу внутри него и прикладываю к Ваниному затылку.

От моего прикосновения он замирает, как вкопанный.

— И да, — говорю я, когда Ваня сам перехватывает пакет поудобнее. — Всё-таки мою голову тоже стоит обработать. Кажется, становится хуже.

— А я говорил, — кивает Ваня.

Когда мы заканчиваем с его глазом, Ваня даёт мне бинтовую салфетку, на которую предварительно наносит пасту зелёного цвета.

— Так остановится процесс заражения, — поясняет он, когда я жалуюсь на раздражающий запах. — И это лучше, чем тот аромат, который сейчас источает твоя рана.

— Я ничего не чувствую.

— Поверь мне, оно и к лучшему.

Первым знать о себе даёт Бен. Он выглядывает из окна, через которое на крышу пробралась Магдалена, и кричит нам:

— Тут ещё один труп, только не феникс! Химера! Мужик какой-то! Ну и рожа у него, я вам скажу!

Мгновение спустя открывается дверь. На пороге — Нина.

— Это ты его грохнула? — спрашивает она у меня.

— Нет.

— Но это он хотел тебя грохнуть?

— Да.

— И всё равно грохнула его не ты?

— Ага.

Нина подходит ко мне, несколько секунд смотрит точно в глаза, будто проверяет, правду ли я сказала. Затем оборачивается на дом:

— Бен?

Тишину сотрясает топот. Из оставленной открытой двери видно, как Бен бегом спускается по лестнице.

— Там, это, — выходит наружу, останавливается и складывает указательные пальцы так, что получается крест, — кажись, Магдалена была. У химеры в груди крестовая дыра.

— Это её фирменная отметка, что ли? —