Возвращение - Майрон А. Готлиб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неотправленные послания приятно истязали меня. Часто перечитывал и каждый раз чуть дописывал, подправлял, а иной раз полностью переделывал, пытаясь довести до такой степени исключительной интересности и совершенства, что решусь в конце концов отправить и они – неотразимые мои полпреды – вернут Алёне интерес к переписке. В некоторых случаях я так и поступал. К моему разочарованию, изменений не последовало. Мало того, в скором времени Алёна перестала писать вообще.
Было очевидно – для нее отношения на расстоянии не работали.
Возможно, письма не доходят – случайно теряются, сознательно перехватываются. Мои послания начали казаться мне одинокими, печальными, потерявшимися во времени и пространстве никчемными вечными странниками.
Я понимал: люди меняются. Это не сюрприз. Догадывался, что ее жизнь куда интереснее моей. Напротив, был бы удивлен, если б наша переписка продолжалась бесконечно. Это не было угасанием детской и чуть-чуть юношеской дружбы. Алёна демонстративно игнорировала меня, отмахивалась как от надоедливой мухи. Может, она устала от меня. Мстит ли за то, что семь лет тянулась ко мне, демонстрируя необычные для девочки ее возраста упорство и изобретательность, а я неблагодарно игнорировал и отталкивал ее? Нет, это не Алёна. Так она не мстит. Что-то происходит в ее жизни. Но куда делась наша клятва быть открытыми и честными друг с другом?
Казалось, при достаточных усилиях я мог бы забыть Алёну, как она меня, но не мог отказать себе в удовольствии испытывать печаль. Она оставалась частью и единственной связью с миром, который никем и ничем другим не мог быть заменен.
***
После отъезда Алёны я сидел за партой с Эльвирой. Помогал ей с математикой, по всем остальным предметам она едва ли мне уступала. Мы устроили состязание, кто сможет найти больше непрочитанных другим литературных произведений. Каждый составил список из произведений двадцати заранее оговоренных авторов, и обменялись листами. После сравнения выяснилось, что двух романов Фолкнера, не доставало на ее листе, один роман Набокова пропущен на моем. По условиям соглашения выиграл я, но согласились на ничью, угостили друг друга мороженным в соответствии с условиями конкурса и начали придумывать следующее состязание. Мне было интересно с Эльвирой, умной и начитанной, и когда я был с ней, забывал обо всем, но с Эльвирой мы не ходили на прогулки, не ее я ожидал неожиданно увидеть в дверном проеме, не о ней думал, засыпая по ночам, не с ней начинал новый день.
ВСТРЕЧА
– Угадай, кого я сегодня встретила, – спрашивает мама
Этим тоном она могла говорить только об одном человеке. У меня не было ни малейшего желания произносить ее имя. Полтора года я пытался вычеркнуть ее из памяти.
– Сколько попыток ты даешь мне? – саркастически отреагировал я.
Мама сделала вид, что не понимает мой юмор.
– Я думаю, ты будешь рад узнать. Алёна вернулась. Я только что встретила ее. Она передавала тебе привет.
– Очень рад, совершенно замечательно. Если встретишь ее еще раз, передай привет от меня.
– Полагаю, ты можешь и сам передать ей привет, если есть желание, – предлагает мама.
– Чудненько, я пошел.
– Куда? – она не сдержала улыбку.
– Буду ходить по улицам в надежде, что она случайно окажется в том же месте в то же время, что и я, – пытаюсь использовать весь имеющийся во мне запас сарказма, чтобы отомстить Алёне за причиненную обиду. Ощущаю при этом щемящую радость. Во мне бьются, как два бойцовых голубя, радость, что Алёна где-то совсем рядом и ужас, что это внешняя близость наполнена бездной ее недоступности.
– Или ты можешь увидеться с ней в вашей аллее, – продолжила тем временем мама. – Она сказала, что время ты сам знаешь.
У нас не было никакого условленного времени. Была только логическая задача, которую решали, когда еще были друзьями. В какое время и где должны встретиться два человека в чужом городе, если растерялись, заранее не договорившись о встрече.
– Должна предупредить. Она изменилась. Будь к этому готов… Но помни, это все та же Алёна, – предупреждает мама.
Я иронически посмотрел на нее, но ни комментировать ее слова, ни спорить не стал.
Я не был уверен, хочу ли встречаться, вопреки тысячам встреч, которыми мучил себя последние два года. Я твердо склонялся к «не встречаться». Она предала меня четырнадцатилетняя, где гарантия, что не предаст шестнадцатилетней. Чем больше думал, тем больше убеждался в правильности бескомпромиссного решения. Облегчение освободило меня. Наконец-то я навсегда избавился от ее чар. Мир вновь обрел гармонию, прелесть и справедливость. Я был счастлив.
На следующий день за пятнадцать минут до полудня с томиком Дмитрия Кедрина я сидел на скамейке в нашей аллее и пытался понять содержание перепутанных строк. В четверть после полудня во мне бурлили две мысли: «ну какой же я идиот, как я мог так по-идиотски попасться, она, вероятно, смеется над моим идиотизмом, возможно, даже не одна, а в компании с каким-нибудь придурком-сердцеедом» – и «как замечательно, что она не пришла, она определенно выросла из меня и из моей лиги и теперь моя очередь пройти по ее следам. Детская дружба давно умерла, оставив после себя только одну щемящую пустоту». Я перестал ее ждать и просто наслаждался летним зноем, тишиной аллеи и «Зодчими» – нашей любимой поэмой.
В двенадцать тридцать я дочитал песнь про Алёну, повторил про себя первые две строчки
Что не пройдет -
Останется,
А что пройдет -
Забудется…
Довольный собой и чудесным днем, направился к выходу из аллеи…
Навстречу шла Алёна.
У каждого человека есть свой центр жизни. Место столкновения надежды и разочарования. Реальность снисходительно улыбается, глядя на мечту. Немилосердный ураган будущего бушует над заповедным прошлым. Встреча нерасторжимо привязана к расставанию. Жесткость падения завершает легкость полета.
То мгновение стало моим центром.
Нераздельно принадлежащее мне ее детство
