Оржицкие «фермопилы» Костенка - Виктор Григорьевич Стовба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В мирное время Лявдонский ничем особо не выделялся. Работал добросовестно в своем пятом отделении штаба, командование претензий в отделению не имело. Но вот началась война, и он как бы заново родился в глазах окружающих, его способности широко раскрылись. Командование дивизии направило Лявдонского на помощь тыловым службам. Обязанности ему определили достаточно многогранные: помогать тыловикам, в походных условиях кормить, обувать, одевать личный состав, организовывать боепитание, медицинскую службу, подсказывать тыловикам, где и когда делают части маневр, занимают новые рубежи, и т. д..
С этой обязанностью Лявдонский отлично справлялся, и штаб соединения не желал другого такого энергичного помощника.
Когда стало ясно, что дивизия попала в окружение, В. М. Шатилов вызвал в штаб Лявдонского и спросил его мнение: как он считает, лучше выводить машины в общей колонне или попытаться вывести автотранспорт самостоятельно? Капитан предложил вывести колонну самостоятельно.
Очевидно, это было единственно правильное решение. В обстановке, когда не ясно, где противник, каким маршрутом надо идти, когда придется принять бой, автоколонна может быть только ненужным бременем. В таких условиях легче пробираться в пешем порядке, не быть привязанными к дорогам. К тому же автомашины – не иголка, фашистские летчики обнаружат их без особых усилий и нацелят на них свои моторизованные подразделения. Так примерно рассуждали в штабе 196-й сд, так, конечно, думал и Лявдонский.
Капитан блестяще справился с поставленной задачей. Он вывел автомашины из вражеского кольца в полной исправности. В дороге он организовал отличную разведку, которая точно устанавливала, где немцы, куда идут, где свободная дорога, и только после этого колонна пускалась в путь. Неизвестным командованию образом Лявдонский узнал о выходе 196-й сд из вражеского окружения и встретил ее. Это было настоящим чудом, но это чудо сделали капитан Иван Иванович Лявдонский и его подчиненные.
Выводил он автомашины из немецкого тыла не порожняком, а загрузив их тюками с теплым бельем, шерстяными носками, перчатками, валенками, шапками-ушанками.
И вот теперь Лявдонский ходил перед строем и собственноручно выдавал красноармейцам и сержантам по паре белья, шапки и варежки, шерстяные носки. В остывшем воздухе уже чувствовалось приближение зимы, и такой подарок был очень кстати.
Лявдонский Иван Иванович, Украинская ССР, Днепропетровская обл., Юрьевський р-н, Днепропетровск, ул.2-я Чечеловка, дом.50, кв 2., жена -Садовничая Валентина (Лявдонская Валентина). Он позже погибнет в Германии, похоронен в Нюрнберге, южное кладбище мемориала.
Вспоминает бывший командир 9-й роты 275 сп младший лейтенант Леженин Федор Иванович, что когда он проснулся, стало светать. Кобыла никуда не ушла, стояла у его головы. Ему так было жалко, что она так же обеспокоена чем то, чувствовала что-то плохое. Он увидел, что она даже нисколько и не ела, надел на нее уздечку, сел и поехали, а двое шли пешком.
Когда ехал по полю, то было видно, со всех сторон шли люди: по одному, по два человека, а то и группой – все шли в одно место, к реке Сула. На берегу было село, и они пришли туда, а там уже столько было людей, но своих он никого не встретил. Люди ходили, болтались, не находили, чем заняться. Есть было нечего, он зашел в один дом, там была женщина, отдал ей два одеяла, белье, что были в вещмешке, она дала ему вяленой сливы. К нему было, прибился средний командир, то ли медик, то ли интендант, он с ним не стал связываться, подумал, что не воин.
Вышел из села, на окраине лег на траву, достал карту, стал рассматривать, куда идти. А путей было два: либо на Харьков или на Ахтырку. К нему подошел старший лейтенант артиллерист, у него ничего не было. Шел он руки в карманы, но он ему понравился, в нем он увидел что-то военное. Его заинтересовало, что у Леженина карта, пистолет, бинокль и т. д.
Стали они рассматривать карту, подходит еще один раненый летчик, то ли в левое, то в правое плечо, но был на ногах, у него тоже ничего не было, кроме банки сгущенного молока. Стали втроем рассматривать карту и принимать решение, куда двигаться. И решили они двигаться на Ахтырку, потому что Харьков был под вопросом: взят или не взят немцами, а подсказал им местный житель, как лучше идти на Ахтырку, где меньше преград на пути.
Им нужно было преодолеть две реки: Сулу и Удай. Пока разговаривали, к ним подошла группа пограничников с автоматами и в форме. Они попросились: «Товарищи командиры, мы с вами». Они отказать им не имели права.
Мужик из местного села перевез их на лодке через Сулу. Их уже собралось человек 30, и они пошли городами поселком. Впереди препятствие, река Удай. Они поздно вечером достигли реки и пытались ее форсировать, только стали переплывать, как их обстреляли, они открыли ответный огонь, их еще больше стали обстреливать. Вернулись назад, понесли потери, людей 5—7, стали двигаться в других направлениях, везде обстреливают. Сильно мешал раненый летчик, он очень просил, чтобы его не бросали, так они и сами не могли этого сделать…
Выстоял и Мухангали Турмагамбетов, и когда выходил из окружения на Полтавщине («немцы загнали нас в оржицкие болота, четыре дня сидели по пояс в воде, крошки во рту не было»), и когда был ранен и не мог идти (» ребята несли меня на руках»).
Вспоминает бывшая медсестра санитарного взвода 173-го мсб Марасанова Анна Ивановна, что утром повели их в лес. Шли они по болоту, по кочкам и был такой высокий камыш, не было видно головы. Затем отсиживались в лесу…
Перейдя на восточный берег реки Оржица, группы воинов 117-й сд из состава 173-го мсб и 121-го автобатата начали свой трудный путь к линии фронта.
Вспоминает бывший начальник 5 отделения штаба 117 сд майор Долгошеев Афанасий Яковлевич – дальше он повел в основном военнослужащих автобата и медсанбата. Перейдя реку, они несколько дней шли мокрыми, так как переходили полностью обмундированных и почти все разутыми…
Иваненко А. А. сначала выходил с ним, потом отстал. Его немногочисленная группа, хотя иногда было человек 70—75, ежедневно стихийно пополнялась военнослужащими из других частей и подразделений и так же ежедневно уходили (от группы) по неизвестным ему причинам (питаться было нечем, куда идти дальше ни он, ни кто другой не знали)…
Из воспоминаний танкиста С. П. Мятишкина: «Отступая, мы вели бои как пехота. В одном из таких боев меня ранило в ногу.
Меня посадили в грузовую машину, которая довезла до села Оржица. Там мне сделали операцию. В Оржице скопилось большое количество военных и гражданских лиц, штабных командиров и раненых. И вся эта масса попала в окружение…
Те, кто прорвались из железной кольца, в том числе и я, сутки шли по болотам, добрались до села Большое Селецкое. Здесь тоже было много военного и гражданского люда. Мы с группой товарищей зашли в дом местного жителя Степаненко Ивана Даниловича. Из-за тесноты спали сидя. Раненая нога моя совсем отказывалась служить.
Утром в село ворвались гитлеровцы на танках. Многих наших взяли в плен, так как люди были почти безоружны и обессиленные. Я же, находясь в возбужденном состоянии, решил умереть на родной земле, но в плен не сдаваться. Сам не осознавая последствий своей просьбы, попросил хозяина дома Степаненко И. Д. закопать меня в огороде. Он повел меня в огород и раздвинув листья тыквы, указал на горловину ямы, в которую я и влез, взяв с собой винтовку с тремя патронами. Пролежал там двое суток.
Фашистов в селе уже не было, и я снова направился на восток. Шел по ночам. Оврагами и лесами добрался до села Тырнов Лохвицкого района. Раненая нога моя сильно распухла, стала плохо пахнуть. Но в этом селе оказался попавший в окружение армейский госпиталь. Врачи сделали все необходимое, чтобы я выжил.
Лежали мы, раненые, в сарае навалом, кормились с полей кукурузой и картофелем, которые собирали те же раненые, которые могли
