Conmagice - Екатерина Тимофеева

Отвлекшись на свои мысли, я снова упустила момент, когда преследовательница подобралась слишком быстро. Она схватила меня за руку и потянула к себе.

— Что было в свитке? — тихо спросила она, до боли сжав мне руку.

Я увидела за спиной у нее спешащих чернокнижников и рванула рукой, телепортируясь в первое вспомнившееся место.

Это было то озеро, на которое меня когда-то приводил Натан. Сейчас тут не цвел тот оранжевый закат, да и не до любования было. Быстро побежав в лес, я отошла от поляны метров на двадцать и стала ждать, всматриваясь в поляну. Прошло минуты три — и вслед за мной, похоже даже, что на том же самом месте, возникла девушка. Я тяжело вздохнула.

Похоже, просто так эти мстители от меня не отстанут. И — какое проклятье! — я просто не имею права приводить таких гостей ни к себе домой, ни к Косте…хотя они могли бы помочь, все-таки боевые маги. Но кто даст гарантию, что чернокнижникам не поможет внезапность? Или, например, что никого попросту не окажется дома. И тогда придется опять бежать, но дом Кости будет полностью рассекречен. А еще я могу попасть на тот момент, когда оказавшийся на месте маг будет без сил…и тогда вообще его могут убить.

Нет уж. Я туда ни ногой. И к Роме, кстати, тоже. Он и подавно мне помочь не сможет. Домой нельзя показываться…куда ж идти-то…

Тем временем, девушка увлеченно озираясь по сторонам, положила что-то в карман брюк, и прошла к берегу озера. Я попыталась наложить на себя невидимость, но что из этого вышло уж не знаю. Ведь, мне неизвестно, какие фокусы у них в запасе. Отследить вот так запросто телепортацию…к тому же, если это колдуны. Ох, не все мы о них знаем выходит…

Последив немного за девушкой, я решилась телепортироваться снова. На этот раз в Питер. Город большой, мест много. Похоже на то, что эта девушка чувствует меня только тогда, когда я телепортируюсь. Иначе, была бы я обнаружена тут же.

На поляне появились остальные действующие лица. Переговорив с девушкой, озлобленно жестикулируя при этом руками, мужчина принялся что-то читать, сняв с запястья амулет. Не став дожидаться результатов, которые явно были бы не в мою пользу, я переместилась в Питер к одному из кинотеатров. И почти бегом, направилась в толпу, пытаясь уйти как можно дальше оттуда.

Зайдя в кафе я устало уронила голову на стол. Что ж делать-то…

Заказав чашку кофе, я взяла телефон и набрала номер Натана. Они же всего лишь колдуны, пусть и очень злые, а не КГБ…звонки не отслеживают. По крайней мере, не должны.

После десятка гудков, я поняла, что мне не ответят. Оставив несколько пропущенных вызовов магу, на всякий случай, я стала прикидывать, что могу сделать самостоятельно. Убить этих чернокнижников я не смогу…совесть не позволит. Если это можно так назвать. Перед глазами почему-то появилась картина из храма, когда Натан в образе мерзкой твари всех там порешил.

Все-таки ацтеки были отличными магами.

Ведь в ловушке со страхами у меня было два испытания: насекомофобия, и кровь на руках Натана. Не его кровь…чужая. Я очень боялась, что он кого-то убьет…

Я устало потерла глаза. Мне стоило найти выход из сложившейся ситуации и как можно быстрее. Посмотрев на безмолвный телефон, я убрала его в сумку и принялась пить кофе, то и дело поглядывая в окно.

Весь день, молча сидя на пеньке, я наблюдал за действиями чернокнижника. Действия были достаточно загадочны — в разных углах начертанного многогранника он выкладывал из своей сумки какие-то вещички. Больше всего было чего-то, напоминающего затейливые ювелирные украшения. Сплетенный из одной потемневшей от времени серебряной цепочки декаэдр, вершины которого были запаяны в янтарь. Шарик, размером не больше мячика для пинг-понга, вероятно символизировал инь-янь. На одну половину он состоял из черного как ночь, и на другую — из снежно-белого камня. Точка тоже не была забыта.

— Меня заинтересовало, как осознают себя чернокнижники? — спросил я, когда Бертран закончил.

— Не понял. Ты о чем?

— У магов просто. В какой-то момент способности к магии пробуждаются, а потом случайно проявляются… и все, ты уже маг. Поняв принцип, по которому ты творишь заклинания, ты можешь все. И заклинания наши чаще всего нематериальны, создаются мыслью, эмоцией, словом… они всегда с собой.

— Хм… это тонко. Как поэзия или чувствительность к искусству у человека…вот не было вроде бы ничего, а потом оно медленно, плавно проявляется. И уже через совсем небольшой промежуток времени ты себя другим не мыслишь. Повышенная чувствительность к…к окружающему миру. К природе, к травам, к людям, волнение от того, что-то не так. Молодой совсем колдун просто немного по-другому воспринимает мир вокруг. Но это в рамках «обыкновенной необычности», я бы сказал, — чернокнижник усмехнулся. — Если посчастливится найти учителя, родится в семье чернокнижников или самому догадаться как-то, то считай повезло.

— А если не посчастливится?

— Будешь волноваться всю жизнь. Что-то не так, а как тогда? Просто проживешь жизнь, не найдя применения своим силам. Никогда не узнаешь, что мог делать потрясающие вещи. Как нераскрытый талант в человеке. Если он рожден поэтом, но всю жизнь просидит в офисе, печатая отчеты, например. Это страшно… — с философской грустью заключил колдун.

Приготовления были закончены — со всех сторон обложенная магическим барахлом геометрическая фигура, по четырем сторонам которой стояли черные, закопченные тарелочки с воском.

Ритуал начался. Мое в нем участие ограничивалось одним единственным требованием: когда Бертран прикажет что-то сделать, надо немедленно, не задумываясь, делать. Поэтому я расслабленно сидел на все том же пеньке.

Над рисованным многогранником я увидел какое-то смутное шевеление. Магическое зрение ко мне возвращается что ли? Я посмотрел на чернокнижника и обрадовался — действительно! Пусть цвета тусклые и неясные, но я вновь вижу магию! А дальше будет лучше, уверен.

Бертран начал читать заклятие. Это было сложно. Возможно очень, возможно даже чересчур — я не уверен что могу четко произнести девятибуквенное слово, состоящее из одних согласных. Впрочем, это продолжалось недолго — вскоре согласные исчезли вообще, и мягко покачиваясь, чернокнижник что-то пел начерченной фигуре. Воск в чашках начал таять, и одновременно с тем над фигурой появились яркие огоньки, вроде желтых искр, собирающихся в красивые фрактальные узоры. Пение стало напряженнее, жестче, голос Бертрана обрел какие-то особые нотки, особую пронзительность — каждый звук был словно выстрел из звуковой пушки, от него будто кости вибрировали. Воск на блюдечках уже кипел, и словно пытался вырваться из какой-то незримой клети. Бертран продолжал резко петь, а потом внезапно вскочил и, протянув руки к центру фигуры громко приказал что-то. С жутким шипением языки плавленого воска взвились в воздух, и ринулись вниз, упав точно в канавки, из которых состоял многогранник и стремительно потекли по ним к центру. Магические побрякушки начали реагировать — от одних шел цветной дым, от других искры, от третьих звук. В центре фигуры вспыхнуло зелено-голубое пламя, странное, словно стремящееся отвердеть.