Лучший из лучших - Смит Уилбур

Затем Робин поехала вместе с Зугой в Африку – в качестве равноправного партнера в экспедиции, направленной на поиски их отца, Фуллера Баллантайна, который исчез в неисследованных глубинах континента за восемь лет до того. Когда они с Зугой рассорились, не сойдясь во мнениях относительно проведения экспедиции, Робин продолжила путь одна – одинокая белая женщина в сопровождении примитивных черных дикарей – и достигла главной цели своими силами.

Книга «Африка в моем сердце», описывающая это путешествие, стала сенсацией и разошлась тиражом почти в четверть миллиона экземпляров – в три раза больше, чем «Одиссея охотника» Зуги, которая вышла на полгода позже. Весь гонорар за книгу Робин отдала Лондонскому миссионерскому обществу. Эта уважаемая организация с восторгом приняла благотворительный взнос, восстановила Робин в качестве представителя общества и одобрила ее назначение главой миссии в Матабелеленде, а заодно присвоила Клинтону звание помощника. Две последующие книги не пользовались таким успехом, как первая. В «Больном африканце», практическом исследовании по тропической медицине, содержались смехотворные теории, которые вызвали насмешки собратьев по профессии: Робин осмелилась предположить, что малярия вызывается вовсе не вдыханием вредных ночных миазмов тропических болот, как это было известно еще со времен Гиппократа. «Слепая вера», описывающая жизнь Робин в качестве врача-миссионера, была написана слишком обыденным языком и полна предвзятых рассуждений в защиту туземных племен. Робин полностью приняла взгляды Жан-Жака Руссо, добавив к ним собственные представления. Она откровенно обвиняла всех поселенцев, охотников, старателей и торговцев в несправедливом обращении с благородными дикарями, что пришлось не по душе европейским читателям.

Можно сказать, что скандалы и споры следовали за Робин, как шакалы и гиены следуют за львом, и каждый раз ей припоминали все предыдущие приключения.

Какая приличная женщина-миссионер спровоцирует мужчин на кровавую дуэль из-за нее? Робин Баллантайн сделала именно это.

Какая богобоязненная дама согласится плыть на корабле, принадлежащем известному работорговцу, – причем одна, без сопровождающих? Робин Баллантайн так и поступила.

Кто выберет в мужья человека, которого отдали под трибунал, лишили звания морского офицера и посадили в тюрьму за пиратство и нарушение служебного долга? Робин Кодрингтон, в девичестве Баллантайн.

Какой верноподданный ее величества станет радоваться ужасному поражению британской армии у Изандлваны, где сотни британцев погибли от руки дикарей-зулусов, называя это возмездием Господа? Робин Кодрингтон написала именно это в письме в «Ивнинг стандард».

Кому, кроме Робин Кодрингтон, пришло бы в голову написать лорду Кимберли, требуя, чтобы половина прибылей от алмазного прииска, названного его именем, перечислялась Николаасу Ватербуру, правителю Грикваленда?

Только Робин Кодрингтон могла потребовать от Пауля Крюгера, новоизбранного президента маленькой республики Трансвааль, чтобы он вернул Лобенгуле, королю Матабелеленда, земли, лежащие ниже Кашанских гор, откуда отряды буров изгнали его отца, короля Мзиликази.

Робин не отступала ни перед кем. Для нее не было ничего святого, кроме Бога, к которому она относилась скорее как к старшему партнеру в деле управления Африкой.

Враги Робин, а имя им легион, безумно ее ненавидели, тогда как друзья столь же безумно любили. К Робин невозможно было остаться равнодушным: сидя на церковной скамье рядом с тетушкой, Ральф невольно поддался ее очарованию, пока она с пристрастием допрашивала его обо всех подробностях личной и семейной жизни.

– У тебя есть брат. – Похоже, от тети Робин ничего не скроешь. – Джордан, кажется? Расскажи мне о нем. – Это была не просьба, а приказ.

– Джорди – всеобщий любимец, его все обожают.

Ральф в жизни не встречал никого, подобного тетушке Робин. Хотя вряд ли она ему когда-нибудь понравится – уж слишком вспыльчивая. Да, именно вспыльчивая, хотя в ее настойчивости и силе воли сомневаться не приходилось.

Клинтон Кодрингтон вернулся в церковь, когда солнце начало клониться к закату.

– Дорогая, да отпусти же ты беднягу! – Он повернулся к Ральфу. – Ваш фургон прибыл. Я показал погонщику, где можно распрячь волов. Должен сказать, у вас прекрасный погонщик.

– Спать будешь в домике для гостей, – объявила Робин, вставая.

– Кэти взяла из фургона вашу грязную одежду, постирала и выгладила, – продолжал Клинтон.

– Перед вечерней надень чистую рубаху, – велела Робин. – Без тебя мы не начнем службу.

Ральф кисло подумал, что в дороге было куда лучше: он сам решал, когда умываться, что надевать и как проводить вечер. Тем не менее юноша послушно пошел за чистой рубашкой.

Женская часть семейства Кодрингтон заполнила передний ряд скамей. Клинтон Кодрингтон занял место на кафедре проповедника. Ральф сидел между близнецами: Виктория и Элизабет устроили короткую, но яростную схватку, выясняя, кто из них будет сидеть рядом с кузеном.

Кроме семьи Кодрингтон, в церкви больше никого не было. Заметив, что Ральф оглядывается, Виктория объяснила громким шепотом:

– Король Бен не позволяет своим подданным приходить в церковь.

– Не король Бен, а король Лобенгула, – мягко поправила сестру Салина.

Хотя вся семья была в сборе, Клинтон не торопился начинать службу: он десять раз терял и снова находил избранный отрывок в молитвеннике и все посматривал в сторону дверей.

На входе вдруг началась суматоха: вошла дородная женщина-матабеле в окружении служанок и рабынь. Она королевским жестом махнула рукой, отпуская прислужниц, и вошла в церковь. Кодрингтоны все как один обернулись назад, и на их лицах засветилась радость.

Прибывшая матрона так величественно плыла по проходу, что не оставалось сомнений в ее высоком происхождении и принадлежности к аристократическим кругам матабеле. На руках и ногах она носила браслеты из чеканной красной меди, а также ожерелья из высоко ценившихся бус сам-сам, которые могли себе позволить только вожди. Накидку из великолепно выделанной кожи украшали перья и кусочки скорлупы страусиных яиц.

– Я вижу тебя, Номуса! – сказала гостья.

Ее огромные обнаженные груди, намазанные смесью жира и глины, выпирали из-под накидки, тяжело болтаясь на уровне пупка. Руки были толщиной с ногу взрослого мужчины, а бедра – с его талию. Складки жира собирались на животе; круглое, как луна, лицо сияло; блестящая кожа туго обтягивала дородные телеса. Над пухлыми щеками искрились веселые глаза; улыбка обнажала сверкающие, точно озеро под солнцем, зубы. Огромные размеры провозглашали миру ее положение в обществе, поразительную красоту и плодовитость, а также подтверждали высокий ранг ее мужа, его состоятельность и важный статус в совете Матабелеленда.

– Я вижу тебя, Дочь Милосердия, – с улыбкой сказала она Робин.

– Привет тебе, Джуба, Маленькая Голубка, – отозвалась Робин.

– Я не христианка, – заявила Джуба. – Пусть никто не донесет ложную весть Лобенгуле, могучему Черному Слону.

– Как скажешь, Джуба, – чопорно ответила Робин.

Гостья сжала ее в медвежьих объятиях, одновременно обращаясь к стоящему на кафедре Клинтону:

– Привет и тебе, Хлопи, Белая Голова! Не обманывайся моим присутствием здесь, я не христианка! – Она сделала мощный вдох и продолжала: – Я пришла повидать старых друзей, а не распевать гимны и поклоняться твоему Богу. И предупреждаю тебя, Хлопи, если ты опять будешь читать историю про человека по имени Камень, который отказался от своего Бога три раза, пока не запел петух, мне это не понравится!

– Я не буду читать эту историю, – согласился Клинтон. – Теперь ты наверняка знаешь ее наизусть.

– Вот и хорошо, Хлопи, тогда давайте споем!

Джуба вела удивительно чистым и красивым сопрано, а Кодрингтоны дружно подхватили гимн «Вперед, воины Христовы», который Робин перевела на язык матабеле.

После службы Джуба решительно направилась к Ральфу.