Революция и семья Романовых - Иоффе Генрих Зиновьевич

К заговору затем был привлечен так называемый «Союз хлеборобов», объединявший крупных земельных собственников – помещиков и кулаков, который должен был «обеспечить» перевороту политическую основу. Находившийся в то время в Киеве В. В. Шульгин (он возглавлял там монархическую организацию, связанную с проантантовским «Национальным центром», и секретную организацию «Азбука», добывавшую разведданные для Добровольческой армии) в неопубликованной рукописи статьи «Начало гетманшафта»[635] пишет, что «нежные отношения» этого «союза» с немцами начали налаживаться уже в начале апреля. В «союзе» заправляли крупнейшие помещики, монархисты граф Гейден, Вишневский, граф Тышкевич и др. Именно они и стали выдвигать П. Скоропадского, также крупного помещика, бывшего флигель-адъютанта Николая II и командира 34-го армейского корпуса; Скоропадский к тому же имел то преимущество, что являлся отдаленным потомком украинских гетманов[636].

Сам Скоропадский (в 20-х годах он проживал в Германии, в местечке Ванзее) неохотно вспоминал о том, кто и как посадил его на гетманство весной 1918 г. Впрочем, в 1928 г. в газете украинских эмигрантов-националистов «Сичь» он напечатал свои воспоминания, которые прокомментировала также эмигрантская берлинская газета «Слово». Согласно «Слову», переговоры о «политической перемене» на Украине начали два сотрудника разведотдела германского штаба – майор Гассе (или Гаазе) и майор Ярош. Примечательно, что германские офицеры расспрашивали Скоропадского о его отношении к бывшему царю и, по-видимому, на основании полученных ответов судили о его «политической благонадежности». Именно Гассе и Ярошу Скоропадский сообщил свой план переворота, который должен был санкционировать начальник штаба германских оккупационных войск генерал Тренер. По словам Скоропадского, противниками его плана были австрийцы, ибо у них имелся свой кандидат на «киевский престол» – Вильгельм Габсбург, уже называвший себя «Василием Вышеванным»[637]. Но, по образному выражению одного из агентов шульгинской «Азбуки», информировавшего о гетманском перевороте штаб генерала Деникина, Скоропадский, этот «немецкий пудель», одолел «австрийского пуделя» – Василия Вышеванного…

Переворот не потребовал длительной и тщательной подготовки, так как практически единственная опора Центральной рады – германское «Oberkommando» на Украине все свои симпатии целиком и полностью отдало переворотчикам.

На одно из заседаний созванного при покровительстве немцев съезда «Союза хлеборобов» в сопровождении группы офицеров явился Скоропадский. Шульгин так описывал ход этого «переворота»: «Конечно, было налажено представление… но все это был цирковой спектакль: недаром же этот съезд хлеборобов происходил в цирке. Правда, были маленькие различия в подробностях: вместо легковых автомобилей у здания цирка пыхтели немецкие броневики, звери были не на арене, а в ложах и первых рядах партера… Хор артистов и зрителей подхватил заключительную фразу последнего оратора: «Нам треба гетмана!»»[638]

Тут же было объявлено о создании гетманского правительства и упразднении Центральной рады. 29 апреля два немецких офицера с группой солдат явились на заседание Рады и бесцеремонно выдворили всех ее депутатов и министров, запретив собираться вновь…

В Киев хлынули настоящие потоки «бывших», ободренных легкостью гетманского переворота на Украине и уверовавших, что он с помощью немцев станет «начальной точкой» сходного по своей политической сущности «всероссийского процесса».

Но, как следует из многочисленных донесений агентов шульгинской «Азбуки» в Новочеркасск генералу Деникину, вся эта «монархическая масса» учинила в своей среде невообразимую политическую грызню, сопровождаемую выдвижением фантастических проектов и распространением политических мистификаций. Но все они вместе старались парализовать «щирое украинство» Скоропадского, склонить его к участию в осуществлении контрреволюционных планов «всероссийского масштаба». И надо сказать, что Скоропадский проводил двойную политику. С одной стороны, выполняя волю тех, кто посадил его на «гетманство», и, уступая давлению украинских самостийников, он демонстрировал свой сепаратизм, а с другой – менее заметно, но все же играл на руку великодержавным шовинистам, сторонникам монархического «восстановления» России.

Министр внутренних дел в гетманском правительстве бывший царский прокурор В. Е. Рейнбот в своих воспоминаниях так характеризовал ситуацию: «Справа (от гетмана. – Г.И.) были русофилы, аристократы, по своему прежнему положению и духу близкие гетману, слева – опирающиеся на военное министерство украинские деятели… глубоко преданные идее «самостийной Украины»[639]. В Новочеркасск из Киева и Москвы шли сведения о том, что Скоропадский «в четырех стенах клянется положить Украину к ногам его величества, публично же клянется в верности самостийности»[640]. В какой-то мере это являлось отражением еще не полностью откристаллизованной политики Германии как в украинском, так и в русском вопросе. В. В. Шульгин в «своем кругу» попросту говорил, что немцы вели политику «на две стороны, принимая и украинцев, и монархистов, говоря одним: «Видите, сколько мы для вас сделали», а другим: «Неужели вы думаете, что мы можем мириться с этой дрянью»»[641].

В первый период своего гетманства, когда положение немцев на Украине казалось достаточно прочным, «самостийная тенденция» в политике Скоропадского явно превалировала над «русофильской». Позднее, когда четче и яснее стала вырисовываться перспектива военного поражения Германии, гетманское правительство и лично Скоропадский усилили свое «русофильство». Это, в частности, выразилось в увеличении помощи деньгами, оружием и иными материалами Добровольческой армии[642], стоявшей на позициях антантофильства и отвергавшей сепаратизм и самостийность. В ходе секретных встреч с представителями Добровольческой армии Скоропадский уверял их, что он ничем «не связан с Берлином» и в будущем готов «подчиниться законному монарху»[643]. Но все это произойдет в дальнейшем, а пока, весной и летом 1918 г., различные «русофильские» группировки изыскивали способы, чтобы оказать давление на Скоропадского в нужном для них направлении.

Особенно упорно циркулировали «сведения» о якобы секретных контактах немцев (и даже самого кайзера) с находившимся уже в Екатеринбурге Николаем Романовым и чуть ли не о достигнутом между ними соглашении относительно восстановления монархии во «всероссийском масштабе». Позднее, когда придет известие о расстреле бывшего царя, русские монархисты в Киеве будут говорить о том, что «государь-император» на самом деле жив и лишь скрывается, что в Киев ожидается прибытие наследника престола Алексея с матерью, которого объявят царем[644]. Тогда же в Москве была вскрыта истинная подоплека этих фабрикации. В бюллетени Бюро печати ВЦИК от 31 августа 1918 г. говорилось: «Украинская пресса муссирует слух о спасении Н. Романова. Цели этого слуха объясняются стремлением контрреволюции собрать вокруг подготовляемого самозванца темные силы»[645]. Но даже в наше время эти слухи, попавшие в эмигрантско-монархическую мемуаристику, вполне серьезно рассматриваются некоторыми авторами[646].

«Тон» в Киеве задавали монархисты явно черносотенной окраски, такие, как бывший предводитель дворянства Киевской губернии Ф. Безак, бывший командир Кавалергардского полка князь Долгоруков, помещик Тверской губернии князь Волконский, братья герцоги Лейхтенбергские, князь Туманов, генерал Шиллинг, генерал Б. Бискупский и др. Они создали так называемое «Особое политическое бюро на Украине», действовавшее в контакте с германским командованием и германской контрразведкой.