Революция и семья Романовых - Иоффе Генрих Зиновьевич

В последнем уральцы были правы. Независимо от соображений Яковлева положение складывалось так, что его действия становились крайне опасными. Шла весна 1918 г., и в районе движения поезда Яковлева то тут, то там в разное время вспыхивали антисоветские мятежи.

Железные дороги охранялись красногвардейскими отрядами, но их явно не хватало, и они располагались лишь на крупных станциях. В такой обстановке поезд с Романовыми мог стать сравнительно легкой добычей какой-нибудь контрреволюционной группы…

Я. М. Свердлов отдал распоряжение о возвращении поезда Яковлева в Екатеринбург, но, как это следует из ответа уральцев, потребовал гарантий в том, что Романовы, будут доставлены туда живыми и невредимыми. «При условии, если все дело будет вестись через областной Совет, даем зависящие от нас гарантии», – заверяли уральцы[617].

Только после этого Я. М. Свердлов сообщил уральцам текст своего распоряжения Яковлеву: «Немедленно двигаться в Тюмень. С уральцами договорились – приняли меры, дали гарантии, передай груз в Тюмени представителю Областкома Уральского. Так необходимо. Поезжай сам вместе. Оказывай полное содействие представителю. Задача прежняя». «Я полагаю, – говорил Свердлов членам исполкома Уралсовета, – что при этих условиях вы можете взять на себя всю ответственность. Что скажете?» Из Екатеринбурга последовал ответ: «Согласны»[618].

Все эти материалы дают основание считать, что донесения Яковлева не вызывали у Свердлова каких-либо подозрений в «измене» и что действия уральцев не казались ему однозначно правильными. В противном случае становится непонятным его требование об обеспечении гарантий со стороны уральцев.

Получив четкое указание Я. М. Свердлова и гарантии уральцев, Яковлев из Омска вернулся на станцию Люблинская, где стоял его поезд. Двинулись назад к Тюмени, где уже находился отряд Бусяцкого. После прохождения поезда Яковлева он немедленно погрузился в другой состав и двинулся вслед.

30 апреля Николай, его жена и дочь были доставлены в Екатеринбург и сданы под расписку исполкому Уралсовета, о чем свидетельствует телеграмма, подписанная председателем Уралоблсовета А. Г. Белобородовым[619]. В тот же день они были отправлены в дом инженера Ипатьева, получивший название «дом особого назначения».

Вечером 30 апреля Яковлев отчитывался перед исполкомом Уральского областного Совета. По словам Авдеева, он «старался себя оправдать и всю вину свалить на партизанские действия уральцев… говорил, что у него не было другого намерения, кроме как сохранить бывшего царя по директиве ВЦИК»[620]. В подтверждение своих объяснений Яковлев представил исполкому ленты своих телеграфных разговоров с Москвой.

1 мая на имя Белобородова, Голощекина и других членов исполкома Уралоблсовета поступила телеграмма из Москвы. «Все, что делается Яковлевым, является прямым выполнением данного мною приказа. Сообщу подробности специальным курьером. Никаких распоряжений относительно Яковлева не делайте, он действует согласно полученным от меня сегодня в 4 часа утра указаниям. Ничего абсолютно не предпринимайте без нашего согласия. Яковлеву полное доверие. Еще раз никакого вмешательства. Свердлов»[621]. Из Екатеринбурга в ответ Я. М. Свердлову телеграфировали, что, хотя у них с Яковлевым «произошли довольно крупные объяснения», уральцы «резолюцией его реабилитировали», признав «наличность излишней нервозности» и «необоснованных страхов». «Он теперь на Ашабалашовском заводе, – сообщали из Екатеринбурга. – Сегодня ему телеграфируем выезд окончательно за выполнением задачи»[622].

Вначале Я. М. Свердлов намеревался вновь направить Яковлева в Тобольск для перевозки на Урал остальных членов семьи Романовых[623], но затем это поручение было отменено. В 20-х числах мая переезд трех дочерей бывшего царя и сына Алексея из Тобольска в Екатеринбург осуществил сам председатель исполкома Тобольского Совета, бывший матрос с броненосца «Заря свободы» Павел Хохряков[624]. Через три месяца (в августе 1917 г.) он погиб в бою с белочехами и белогвардейцами у станции Крутиха на Урале…

16 мая «Известия» поместили интервью своего корреспондента с самим Яковлевым. Оно не лишено интереса. Яковлев сообщал, что отношение красногвардейцев к Романовым «их сильно озадачило. По-видимому, они опасались вначале грубостей, насилий и оскорблений с нашей стороны. Но весь отряд держался по отношению к Романовым вполне корректно, не позволил ни одного невежливого или оскорбительного слова…

Из Тюмени мы отправились поездом. Здесь охрана была уже увеличена до 160 человек. Путь от Тюмени до Екатеринбурга был совершен без каких-либо инцидентов»[625].

В заключение в «загадку» Яковлева, опередив события, надо внести еще один штрих: сказать немного о его дальнейшей судьбе.

После возвращения из Екатеринбурга в Москву Яковлев вскоре (в середине мая 1918 г.) был назначен главнокомандующим Урало-оренбургским фронтом, действовавшим против войск атамана Дутова[626] (его помощником стал Гузаков). Штаб Яковлева, должен был находиться в Уфе. Ситуация сложилась таким образом, что другим фактическим главковерхом отрядов этого фронта был В. В. Блюхер, который руководил ими еще в период зимней кампании против дутовского мятежа. Уральцы (военком Урала С. А. Анучин и председатель Уралоблсовета Белобородов) настаивали на отозвании Яковлева. Его «мелкосамовлюбленное поведение» и «начальственный тон», телеграфировали они в Москву, не позволяют найти с ним общий язык и возможность совместной работы[627]. Но фактически Яковлев так и не успел вступить в права главкома, хотя донесения его шли в центр еще и в июне 1918 г.

В 20-х числах мая в Поволжье, на Южном Урале и в Сибири по закулисным проискам Антанты вспыхнул антисоветский мятеж Чехословацкого корпуса. Для борьбы с белочехами и поддержавшими их белогвардейцами в середине июня создавался Восточный фронт в составе четырех армий во главе с М. Муравьевым. Командовать одной из армий – второй, действовавшей в районе Уфы и Оренбурга, был назначен Яковлев[628]. Но июнь-август стал периодом тяжелых неудач войск фронта, вызванных, в частности, и деятельностью главкома М. Муравьева. Прибыв на фронт, он произвел перестановку командования: командующим второй армией назначил бывшего полковника Ф. Махина, который был внедрен в Красную Армию эсеровским руководством[629]. Яковлев был отозван в штаб фронта. А затем началась полоса поражений, вызванных предательством бывших царских офицеров. Сдав Уфу, перебежал на сторону образовавшегося в Самаре Комитета членов Учредительного собрания (Комуч) Махин. На его место был назначен другой командующий – А. Харченко; политическим комиссаром при нем стал Яковлев. Но вскоре изменил и Харченко. А 10 июля поднял мятеж сам главком М. Муравьев. Он был объявлен изменником революции и убит при попытке оказать сопротивление в момент ареста. Авантюра Муравьева была ликвидирована, но она, конечно, на какое-то время усугубила тяжелое положение фронта…

Неудачи, поражения, измены, свержение Советской власти на огромной территории от Волги до Дальнего Востока (где возникали эсеровские правительства: Комуч в Самаре, Временное Сибирское правительство в Омске и др.) создавали тяжелую атмосферу. Яковлев тайно возвратился в захваченную комучевской «Народной армией» Уфу и перешел на нелегальное положение.