Крестный путь России - Николай Леонов

Геннадий Селезнев, председатель Государственной думы, выразил публичный протест против такого глумления над этикой государственной службы. Он отказался принимать участие в работе так называемого Консультативного совещания (президент, премьер-министр, председатель Госдумы и Председатель Совета Федерации) и потребовал отставки А. Чубайса, виновного в назначении Березовского. Но из этого публичного заявления, как и следовало ожидать, ничего не последовало. С Селезневым побеседовали как следует, и он вскорости забыл свою фрондерскую эскападу.

Обиженный Лебедь тоже вдруг вспомнил кое-что о прошлом Березовского и поведал газетам, что однажды, в разгар предхасавюртовских переговоров, Борис Абрамович шепнул ему на ушко: "Зря ты, Александр Иванович, бьешься за окончание чеченской войны, это ведь такой хороший бизнес!" Но на такую словесную шелуху А. Чубайс вообще не обращал внимания.

Газеты со злым сарказмом писали что введение Березовского в руководство Совета безопасности было равносильно тому как если бы в свое время Рихарда Зорге назначили министром обороны Японии заведомо зная, что он являлся кадровым сотрудником ГРУ - советской военной разведки.

А. Чубайс пригласил на важный пост заместителя руководителя администрации президента Максима Бойко, отличившегося ранее на ниве приватизации. Теперь ему были поручены совсем иные сферы: взаимодействие с политическими партиями, общественными движениями, курирование средств массовой информации.

В состав правительства в качестве вице-премьера был введен Владимир Потанин - один из самых могущественных олигархов владелец ОНЭКСИМбанка, который даже на работу в Белый дом ездил со своей личной частной охраной, на собственном автомобиле и отказывался обедать в правительственной столовой.

Анатолий Чубайс как главный организатор победы на президентских выборах, теперь распоряжался ее плодами, как своим военным трофеем, раздавая друзьям и клевретам имущественные и властные куски в соответствии с их прошлыми заслугами. Близкие к Кремлю авторы упоминавшейся книги "Эпоха Ельцина" так описывают то время: "После 1996 года изменилась структура новых кадров бюрократии. Если раньше про того или иного высшего чиновника гадали, какой он политической ориентации, то теперь вопрос задавался иначе: кто его "прикармливает", к какой олигархической группировке принадлежит? Лоббирование чиновниками интересов своих патронов прежде всего в вопросах собственности породило череду публичных скандалов. В политический лексикон вошло выражение "информационная война".

Нормальному гражданину с незашоренными глазами жить и видеть все это изо дня в день было просто невыносим. В моей личной жизни в этом несчастном 1996 году произошли как раз приятные изменения. Я получил приглашение попробовать себя в роли политического комментатора на телевидении. На канале ТВЦ (третья кнопка) работала тогда по нескольку часов в день Московская областная телерадиовещательная компания "Московия". Один раз в неделю - по четвергам - в эфир выходила программа с красивым и душевным названием "Русский Дом", которую формировал и вел известный еще с советских времен тележурналист Александр Крутов. Сам ведущий априори вызывал симпатию: чистый русак из архангельских поморов, выпускник МГУ, в свое время ведущий "Прожектора перестройки" и программы "Время", исколесивший всю страну, одним из первых освещавший чернобыльскую катастрофу с места событий, крупный, здоровый, уверенный в себе. Он не выносил цензорской опеки, рубил правду-матку, только на нее и оглядываясь, поэтому и был оттеснен березовско-гусинской ратью на периферию телевизионного поля. В его программе понадобился комментатор по политическим вопросам, и он предложил мне подключиться к ней. "Русский Дом" привлекал своей государственно-патриотической направленностью и православным духом.

Мне, по профессии разведчику, всю жизнь приходилось заботиться о том, чтобы не бросаться в глаза, не высовываться, держаться в тени, было поначалу боязно вдруг оказаться в рамке телевизора и превратиться в свою противоположность, т. е. обрести известность. Но в то же время было желание дать возможность телезрителям получить иную точку зрения на происходящие события. К 1996 г. все основные каналы телевидения находились в руках олигархов, Березовского и Гусинского. Управляемые ими телекомментаторы Доренко, Сванидзе, Киселев, по существу, разными словами говорили одно и то же. Их всех вполне можно было слить в один флакон. Они разнились, только когда заходила речь о борьбе внутри самой семьи олигархов. Тут каждый кидался на врагов своего патрона.

Мой почти двадцатилетний опыт информационно-аналитической работы в разведке, глубоко въевшаяся привычка смотреть в суть событий с государственно-патриотической точки зрения помогали уверенно сортировать затапливавшую нас со всех сторон информацию, отбирать наиболее существенные явления и давать им оценку. Практика же профессорско-преподавательской работы в МГИМО научила четко формулировать свои мысли и не испытывать стеснения перед аудиторией или телекамерой. Первые же опыты показали, что и в самом деле не так страшен черт, как его малюют. Многочисленные положительные отклики телезрителей, бывших коллег по работе еще более окрылили меня. И в то же время я сразу почувствовал неприязнь и отторжение со стороны проолигархических средств массовой информации. Уже после первых нескольких выступлений я получил характеристику "антиперсона" в "Независимой" газете Березовского. Это была вроде как родовая отметина, мол, "не наш". Лучшей характеристики, право, не заработаешь.

Уже сотрудничая в программе "Русский Дом", я познакомился с одним из выдающихся представителей современного православного духовенства настоятелем Сретенского ставропигиального мужского монастыря архимандритом Тихоном. Чего греха таить, я был воспитан в духе воинствующего атеизма, был сыном единственного коммуниста в родной деревне Алмазово на Рязанщине, и мои представления о религии, о Русской Православной Церкви были не глубже штампованных клише казенной коммунистической пропаганды. Да и то, что я узнавал по литературным произведениям, по отобранным для музейных экспозиций полотнам - Репина, Перова и др. - не побуждало меня к более глубокому проникновению в проблему роли и места православной веры в судьбе Отечества. Я закоснел, окуклился в своем примитивном понимании духовности в нашей жизни, хотя при виде столь тяжких испытаний, выпавших на долю России в это страшное время, не раз мысленно обращался к Богу с вопросом: "Господи, за что ты нам послал такое наказание? Доколе мы будем нести сей крест?". И просил об одном: "Пожалей и спаси Россию! Помилуй нас!".

Встреча и знакомство с отцом Тихоном опрокинули и разбили все мои прежние представления и о Церкви, и о религии. Это был молодой (ему не было 40 лет), образованный и в светском, и в богословском отношении человек, преисполненный высочайших патриотических чувств, прошедший через такие испытания во время послушничества и монашества, которые не оставляли сомнения в крепости его духовных устоев. Я впервые задумался о той великой силе, которая подвигает таких людей, как отец Тихон, принявших монашеский постриг, отказаться от привычных нам земных свобод и радостей. Я, выслуживший в жизни генеральские и профессорские чины и звания, смиренно вынужден был признать их духовное превосходство.

Беседы с отцом Тихоном, ставшие частыми и радостными, кончились тем, что я (и вся моя семья) 5 апреля 1996 г. (по новому стилю) приняли Таинство Святого Крещения в храме Живоначальной Троицы в подворье Троице-Сергиевой лавры в Москве и духовно вошли в большую и растущую семью православных русских людей, к которой принадлежали все наши великие пращуры. Отец Тихон сам крестил нас.

С тех пор разболтанные шарниры моей души стали приходить в порядок, вся жизнь приобрела неведомую ранее успокоенность и осмысленность.

Только потом я узнал, что Сретенский монастырь является одним из центров духовной жизни нынешней России. Среди его прихожан я встречал многих видных представителей науки и культуры, молился рядом с известными государственными деятелями, генералами, там познакомился со Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II. Монастырь стал крупнейшим центром по изданию православной литературы, вносит огромный вклад в возрождение церковного искусства. Здесь верующие могут поклониться одной из пяти имеющихся в мире копий Плащаницы, в которую было обернуто Тело Господа нашего Иисуса Христа. С тех пор не раз в своих молитвах я говорю: "Спасибо Тебе, Господи, за то, что Ты прибил меня, беспомощно барахтавшегося в бурных потоках русского лихолетья, к спасительной ладье Православной церкви, к Сретенскому монастырю и ее кормчему в лице отца Тихона".