Узкие врата - Антон Дубинин

Подвез их до Фраттерена, а потом и до обители, самый настоящий монах. Вернее, послушник-водитель, везший полный фургон леса на монастырские нужды. Послушника звали Доминик, то бишь «принадлежащий Господу», и был это добрый и разговорчивый парень лет тридцати, носил бурую францисканскую рясу, но вот тонзурки пока не имел. Он угостил паломников — Алан и Фил назвались паломниками — отличными бутербродами (в пятницу — не мясными, а с красной рыбкой) и подарил им по бумажной иконке на память. Алану — изображение его святого, Короля Грааля с чашей в руках, а Филу почему-то — Михаила Архангела, с попираемым змием не больше собачонки размером. В общем, все складывалось на редкость удачно… За единственным исключением — три дня, проведенные в монастырской гостинице, не принесли никакого результата. Ал, правда, усердно посещал дважды в день монастырскую церковь; а Фил просто сердито околачивался по обители, размышляя, в какой бы центр веры отправиться следующим номером программы.

Следующим на очереди стал город Форт-Раймонд. Правда, Фил последнее время что-то охладел к ордену Святого Эмерика, но нельзя не признать, что именно монастырь святого Раймонда был самым крупным в стране эмериканским просветительным центром. При монастыре располагалась знаменитая семинария, основанная веков эдак семь назад вышеупомянутым братом Раймондом, «универсальным доктором» богословия. Есть про него легенда, что писал он богословские трактаты с двадцати до семидесяти лет, а на семьдесят первом явился к нему Господь Собственной персоной и говорит: «Раймонд, чего ты хочешь? Хорошо ты мне служил, хочу я тебя как-нибудь наградить». «Да ничего я не хочу, кроме Тебя, Господи», — отвечал старенький Раймонд, радостно смеясь. А может, и благоговейно рыдая. «Понял я теперь, Господи, что не познать Тебя разумом, и все мои трактаты — форменная чушь.» И бросил с тех пор свое богословие, принялся музыку сочинять…

Книжки с этой и другими подобными историями в обилии продавались в магазинчике при гостинице. Алан их листал не без интереса, пока Фил уныло торговался с обслугой за цену на комнатку. Вообще этот монастырь сильно отличался от Фраттеренского: какой-то он был более современный, может, из-за семинарии в его стенах, из-за издательского центра и прочих околоцерковных учреждений… Если у Хальеновой Купели в монастырской лавке торговали свежим квасом и самодельными крестами из кипариса, то здесь в книжном магазине распоряжался делового вида монах в сером костюмчике. Но эмериканский монастырь помог не более францисканского. Никто не бросался к ним навстречу, восклицая имя Божие; ни на кого не указывали сотни перстов, не слышалось восторженных выкриков: «Вот он, ваш король былого и грядущего, грядет прямо из былого в настоящее…» В общем, вечером третьего дня пилигримы уезжали прочь на туристском автобусе, увозя с собою единственный трофей — пластмассовые четки, подарок очкастого доброго монаха в сером костюмчике (так они порой по-мирски ходили, устав предписывал одеваться соответственно эпохе). Этому святому отцу почему-то приглянулся Алан. Фил же от серых монашеских фигурок все три дня дергался — все ждал, что среди них вот-вот замелькают другие фигуры, тоже серые, но темнее, с нашивками оливковой ветви на рукавах…

Алан не знал, да и не узнал никогда, что приятного вида дяденька, принявший у него нехитрую исповедь (гневался, врал… Пару раз впал в отчаяние… Хотел ударить Фила кулаком в челюсть… Больше грехов не помню, к сожалению…) и подаривший ему пластмассовые четки с белым крестиком, был Великим Инквизитором Магнаборга.

Следующим пунктом назначения двоих слегка разуверившихся паладинов стал город Гент. Там в средневековом соборе покоились мощи святой Вероники, той самой, что сохранила истинный образ Господень, утерев Ему лицо платком по дороге на Голгофу. На платке-то и отпечатался святой лик в потеках крови от тернового венца, помилуй нас и сохрани.

В Генте одну ночь пилигримы провели на вокзале, а вторую — в спальниках, под кустом в Антониевом парке, неподалеку от статуи великого полководца. Тогда уже наступил июнь — самое начало, по ночам тепло… Путь от Форт-Раймонда занял около недели. А толку все равно не было.

Недалеко от окситанской границы был прекрасный монастырь сестер-Кларисс. Правда, мужчин-паломников там не принимали, разве что в монастырском госпитале. Ничего, положенные два дня Алан с Филом провели в соседнем лесочке, здраво рассудив, что ломать ногу ради попадания в здешнюю больницу никому не хочется. Затея все больше казалась тщетной и не имеющей смысла.

Еще пара дней в Сен-Винсенте, пришедшаяся уже на середину июля, ненамного изменила мнение Алана об этом городе. На этот раз они снова влипли в драку — не везло им с этим городом! — и просидели в кутузке положенные десять суток, потерянное время, потерянное… Больше всего за время пребывания узником Фила бесил Стефанский запрет не ночевать трех ночей под одной крышей. Но кто же мог знать, достопочтенный кардинал Ксаверий, что мы нарвемся в переулке на тех же самых молодцев, что и пару месяцев назад? И они, конечно, не могли не узнать беловолосой эриховой головы, светящейся в сумерках…

Правда, Эрих на этот раз лучше себя показал. Он даже минут десять не без успеха сопротивлялся некоему бритоголовому господину, пока не приехала вызванная кем-то из прохожих полиция. И травмы были несерьезные — у Алана легкое сотрясение мозга, а у Фила порезанная левая рука. Хорошо, он в толстой ветровке был, рука цела осталась. Зато ветровка… пришлось ее выкинуть.

Славный город Сент-Винсент, истинный центр веры.

И пошло, и поехало… Монастырь бенедиктинцев в восточных предгорьях. Община «Друзей святого Франциска» в городе Кастелен. Окружной центр Успенск с храмом Успения Богородицы, самой древней церковью в стране… Город Элдборг, где, по преданию, гонители-язычники восемьсот лет назад принесли в жертву сто пленных христиан… Село Кармикаэль, Крепость Михаила, где некогда родился недавно канонизированный проповедник отец Роман… Фил и Алан искали. Они ночевали на вокзалах, в подвалах домов, в городских парках на скамеечках, в стогу сена, в палатке, поставленной на выгоне — это обнаружилось утром, когда пилигримов разбудило зычное мычание над самым ухом.

Если бы Фил был паломником-богомольцем, он, наверное, не нашел бы способа лучше провести летние деньки. За эти три месяца — нет, уже четыре — он познал о святых местах обожаемого отечества больше, чем за предыдущие двадцать два года. Но Фил паломником-богомольцем категоричеки не был, и потому сие времяпровождение вызывало у него только одно желание — плюнуть кое-кому в глаза… И он даже знал, кому именно.