Святые бастарды - Тимур Туров

Это и были Атаниэль и Вереск. Шли они небыстро, будто бы действительно «выгуливались», при этом элохим прихрамывал на левую ногу.

– Машина в минус, тутти-ту, – с огорчением констатировал Маж. – Только вчера купили. На такси ездить дешевле получится.

Иво, еще не окончательно проснувшись, встал и тут же чуть не упал – ноги затекли. Перед тем как свернуть во двор, Вереск оглянулся и сдержанно гавкнул, показывая Атаниэлю, что опасности нет.

Босые, с ластами в руках, Иво и Маж увидели оборачивающегося к ним элохим. Друга было не узнать – и не столько из-за длинной царапины через всю щеку, сколько из-за выражения лица.

Атаниэль осунулся, словно разом постарел лет на десять, а оптимистичное обычно лицо было мрачно. Подойдя вместе с Вереском к альву и человеку и едва кивнув им, элохим тут же отвернулся.

– Что случилось, тутти-ту? – спросил Маж. – Что-то с Трориэлем?

– Сейчас придем, расскажу, – бесцветным голосом ответил Атаниэль.

Спрашивать у Вереска что-либо было бессмысленно, так как, будучи в облике пса, он ничего сказать не мог. Иво перебирал варианты, в худшем из них получалось – Трориэль мертв, из-за двух элохим между «Ложей Петра и Павла» и Исаакием начинается война, и все это ставится в вину Атаниэлю.

Вереск пропустил всех в прихожую, а сам задержался в коридоре и вошел уже в своем обычном облике. Снял с несопротивляющегося Атаниэля плащ, под которым обнаружилось много чего. Бронежилет с полудюжиной дырок в ткани; окровавленная плотная рубашка под ним; две кобуры с пистолетами – одна под мышкой, другая на поясе, разошедшиеся по шву штаны; и сидящий между броником и рубашкой за пазухой элохим щенок.

– В общем, на самом деле ничего страшного не произошло, – хриплым голосом сообщил Вереск, кутаясь в гигантский для него плащ. – Я получил несколько пуль и чуть не умер, но выкарабкался. Отлежусь пару дней и буду в порядке. Трориэль получил пулю в горло и какое-то заклинание в спину, броник поплавился, машину в утиль, сам он жив и, насколько я понимаю, уже в больнице. Мы сдали его тетушке Атаниэля, он дышал более-менее уверенно.

Атаниэль молча отпер дверь в мансарду, прямо в грязных ботинках прошел через все помещение, по дороге опустив на пол щенка, и скрылся в туалете.

– Если все нормально, то что с ним? – кивнул вслед удалившемуся элохим Иво.

– Потерял веру в себя, – проворчал Вереск. – Он думает, что это он втянул меня и Трориэля в это предприятие, да, в общем, и вас тоже. Там был момент, когда мы ехали со скоростью под сто, машина горела, я лежал вообще без дыхания, весь в крови, а Трориэль дышал, – но так, что лучше бы этого никому не слышать. Трориэль всем телом на газ давит, Атаниэль пытается одной рукой руль дер-жать, другой до тормоза дотянуться и при этом еще на дорогу смотреть… И вот в этот момент он вдруг громко так говорит: «Я убил своих друзей и не имею права жить».

– Атаниэль, тутти-ту? – поразился Маж.

– Да, – поморщился Вереск. – А потом мы вылетели куда-то, я не видел куда, нас протащило боком, пару раз развернуло и еще протащило. Все это – за несколько секунд, тут я смог глотнуть воздуха, сразу начал перекидываться – это как защитная реакция. Потом уже лежу в сорока метрах от Медного всадника, неподалеку машина догорает, рядом Атаниэль с другими элохим разговаривает, через минуту «Скорая» с надписью «Реанимация» подъехала… А еще через пару минут нас оставили вдвоем, Атаниэлю плащ дали. Он сказал, что никто нам помогать не будет, но и мешать не станут. Плакал.

– Атаниэль плакал? – Иво посмотрел в сторону туалета.

– Всю дорогу, – подтвердил оборотень. – Он вначале пошел к старой квартире, коммунальной, в которой мы вначале были. Словно беспамятный. Там он около подъезда на улице нашел моего щенка, взял его под мышку. Затем развернулся и пошел сюда. Шел, плакал, иногда говорил о том, что это он во всем виноват и что лучше бы он никогда не рождался, ну и много всего такого. Рассуждал, что если вы не появитесь, значит, вас убили, и ему тоже надо умереть.

– Ничего себе поворот, тутти-ту, – мрачно подвел итог Маж. – Пойду, проверю, тутти-там, не решил ли он повеситься на шланге душа, тутти-ту.

Вереск прошел за ближайший стеллаж, постанывая, скинул с себя плащ и спросил:

– Источник, естественно, не нашли?

– Естественно, нашли, – ответил воспитанник слаш. – И даже подключились к нему.

Оборотень, обернув вокруг поясницы занавеску, вышел к Иво, все еще сидевшему на полке для обуви в прихожей.

– И вы молчите? Нашли источник, подключились… Я всегда говорил – у каждой собаки есть свой день!

– Чего? – удивился Иво.

– Ну, это наша пословица, – пояснил оборотень. – В смысле, канадская. Она не про маах'керу. Ну, то есть про маах'керу, но не изначально. Хотя…

– Стоп! – Иво схватился за голову. – Хватит! Я понял. Пословица означает: «Будет и на нашей улице праздник» или что-то в этом роде. Правильно?

– Правильно, – кивнул Вереск. – Но я хотел бы уточнить…

– Не надо, – попросил воспитанник слаш. – Давай позже, у меня и так голова раскалывается.

На самом деле голова была довольно ясной, несмотря на суматошную ночь и не менее сумасшедшие предыдущие дни. Но разбираться с канадскими пословицами Иво хотелось в последнюю очередь.

– Давайте сюда, – потребовал из другого конца мансарды Маж. – Помощь нужна, тутти-там.

Атаниэль крепко спал, лежа прямо на полу туалета.

Лицо его было безмятежным, правильные черты и легкая припухлость делали лик похожим на детский или ангельский.

– Я его слегка усыпил, тутти-ту, – признался альв. – А то он уже заговариваться начал. Одна надежда – что проспится и придет в себя, тутти-там.

Иво и Вереск с трудом оттащили Атаниэля на самый большой диван, там с кряхтеньем стянули с него бронежилет, рубашку, штаны и ботинки, подивившись на множество старых шрамов, новых царапин и кровоподтеков. Левая ступня элохим распухла так, что выглядела раза в полтора больше правой, ботинок, чтобы снять, пришлось расшнуровать полностью.

– Всем спать, тутти-ту, – скомандовал Маж. – Я посторожу.

– Гавкинга надо покормить, – сказал Вереск, указывая на гоняющего по полу шнурок щенка. Воспитанник слаш отметил, что оборотень присвоил себе не только зверька, но и право дать ему имя. Впрочем, по большому счету, Иво это не касалось, и вообще, ему больше нравились коты.

– Покормлю, тутти-там, – согласился альв.

Вереск, не споря, закрыл занавеской свой закуток и, судя по скрипу кровати, тут же улегся. Иво спать хотелось не очень, поэтому он сходил в душ, быстро сполоснулся, затем в одних трусах вышел на кухню.

Там на стуле сидел Маж, а в центре стола, виляя хвостиком, стоял щенок, исследуя дно большой деревянной плошки, в которой еще недавно, судя по всему, было молоко.