Лотар-миротворец (Демон Жалын) - Николай Басов

— Мне жаль, что этот мальчишка погиб.

— А как с остальными нашими мальчишками?

Рубос только вздохнул и ничего не ответил. Тогда подал голос Сухмет:

— Это война. За свою жизнь я насмотрелся на многие войны. И видел много таких смертей. В них нет ничего хорошего, но Вседержитель в непостижимой справедливости так установил свой миропорядок, что это ещё не конец. Для многих из них это только начало радости и добра.

— Аминь, — буркнул Рубос.

Сухмет насмешливо посмотрел на него, а потом отвернулся.

И тут случилось удивительное. Может быть, это происходило и раньше, но они просто не замечали, погружённые в трагедию Санса.

На посохе Гурама, брошенном на песок, образовался чуть мутноватый шар величиной с большое яблоко. Как он появился из ничего, не мог сказать ни один из них. Он просто вышел из тех складок посоха, которые Сухмет называл — по аналогии с трубой — клапанами. А потом эта капля, похожая на пузырь воздуха под водой, поползла вверх, распластываясь, как медуза, и ушла в сторону янтарной скалы.

Присмотревшись, Лотар с удивлением обнаружил, что над скалой уже собралось некоторое количество таких пузырьков и они прикрывали янтарную глыбу, как ровный аккуратный зонтик.

Рубос повернулся к Сухмету:

— Что это было?

Лотар подумал.

— Такая же штука появилась, когда я похищал этот посох у Атольфа. Помнишь, Сухмет, это было в замке Ожерелье?

— Я всё помню.

— Тогда над замком висел Колокол Всевидения.

— А что тут у нас висит? — снова спросил Рубос.

Сухмет повернулся к Лотару и очень отчётливо проговорил:

— Ты можешь выгнать меня за невежество со службы, господин мой, но я даже не могу предположить, что это такое. — Подумав, он сказал ещё более решительно: — Никогда и нигде мне не попадалось упоминание о том, что посох Гурама способен автоматически включаться в ответ на какую-либо угрозу. А если его не включил кто-то посторонний, то я…

И всезнающий Сухмет беспомощно развёл руками.

Глава 37

К вечеру напряжение, возникшее из-за гибели Санса, уменьшилось. На песке стало довольно холодно, и Сухмет принёс несколько охапок густой, толстой, как тростник, но мягкой травы. Лежать на ней было приятно.

Отрубив малым мечом Рубоса немного веток от коряги, разожгли костёр. Его пламя причудливо отражалось в поверхности янтарной скалы и делало окружающий мир почти красивым.

Вот только было очень тихо и хотелось есть. Воды у них, к счастью, было достаточно, а то Лотар просто ни о чём другом думать бы не смог.

Когда под вечер задул ветер, Желтоголовому показалось, что он чувствует в нём дыхание моря. Сухмет, обрабатывая покалеченный палец Рубоса, ответил, хотя Лотар не задавал вопросов:

— А чему тут удивляться, господин мой. Мы находимся в том месте, которое и через миллионы лет можно назвать островом Шонмор, так что море, каким бы оно ни было, должно быть недалеко.

Рубос тут же отозвался:

— Интересно, какое оно?

— Ну, может, помельче, может, помутнее чуть-чуть. Более солёное. Но в остальном измениться не должно — для этого слишком мало времени прошло.

Лотар посмотрел на звёзды, к которым поднимались искорки от костра. Странные созвездия, странные контуры. Они заставляли думать о главном.

— И всё-таки он поступил не очень разумно, заманив нас сюда.

— Кто?

— КаФрам. Или Жалын, называй как хочешь.

— Ты уверен, что это одно и то же? — поинтересовался Рубос. — Может, его заставили?

— Кто?

— Настоящий второй враг, как ты уже один раз говорил на корабле.

— Тут такого нет. А если бы и был, ему бы потребовалось больше времени, чтобы устроить на нас засаду и склонить Бетию к сотрудничеству, чем те несколько дней, которые мы тут гостили. Нет, настоящим вторым врагом и является Жалын, или КаФрам.

— Жаль, он хоть и недотёпа, но мне в какой-то момент понравился, — признался Рубос.

— Мне тоже, — согласился Лотар. — Но существа дела это не меняет. Он — враг.

Они помолчали. Сухмет завершил свои манипуляции над пальцем Капитана Наёмников и прилёг на свою охапку травы.

— Кстати, — снова спросил Рубос, — я давно хотел тебя спросить — ещё во время того разговора — кто наш первый враг?

Лотар потупился. Как всегда, когда нужно было произнести это имя, страх сжимал его губы. Он чувствовал, что слабеет, называя зло по имени, и обращает на себя агрессивное внимание силы, с которой не сумеет сладить.

— Это тот, кто поднял все эти армии и погнал их на Запад. Имя его — Нахаб.

Голос Сухмета прозвучал отрешённо, словно он был существом из другого мира. Лотар быстро посмотрел в его жёлтое, морщинистое, неподвижное лицо. Если бы не блестевшие от пламени глаза, оно было бы сейчас похоже на деревянную маску.

Что стоит за этим человеком, вдруг подумал Лотар. Вернее, за этим существом, потому что назвать Сухмета человеком было довольно трудно. Что движет им? Почему восемнадцать лет назад в далёкой Ашмилоне он выбрал Лотара своим господином и послушно следовал за ним всё это время, отправляясь порой туда, откуда, казалось, невозможно вернуться живым? Что заставляет его так рисковать?

Золото, к которому он всегда проявляет демонстративный интерес? Глупости, решил Лотар. Стоит этому золоту оказаться в их тайнике, как Сухмет молниеносно теряет к нему интерес. Да и золота этого скопилось столько, что они вполне могли купить себе небольшое королевство и выколачивать доходы из земли, торговли, мелких, нерискованных войн… Так что, если бы золото было главной пружиной Сухмета, он давно предложил бы иной путь и образ действия.

Загадки, всегда загадки, почти всю его жизнь — загадки…

— Придёт время — узнаешь, господин мой, что заставило меня выбрать тебя, — сказал Сухмет и стал рыться в своём мешке, повернувшись так, чтобы Лотар уже не видел его лица.

— Ну, тогда Жалын — второй наш враг, верно, Лотар? — не унимался Рубос.

— Верно.

Рубос лёг на траву, сухо зашуршавшую под его большим телом, и посмотрел в небо.

— Тогда вот что я вам скажу. Боец он неважный. Это даже я понимаю. И это — не наигранное. Я бы справился с ним, даже не вытаскивая рук из карманов, как у нас говорят.

Лотар потёр глаза, в них попал клуб дыма, и они заныли такой с детства знакомой болью, что едва ли не смеяться хотелось. Ходя это был бы грустный смех.

— Да он и не боец, Рубос. Он всего лишь маяк. Хорошо оснащённый, явно подпитываемый из мощного источника живой маяк, посылающий сигнал, что необходим его единственному господину — той сущности, которую назвал Сухмет. Он показывает солдатам типа Торсингая, Сун Ло и Рампаширосома, куда идти, и с кем биться.